Я так думаю.
Но Саттон точно не собирался снять его с крючка, так что, видимо, и у меня выбора не было.
* * *
У меня нет никаких моральных принципов, просто я живу с оголенными нервами.
Фрэнсис Бэкон
~ ~ ~
Позже мы легли в постель. Я ужасно нервничал. Признался:
— Наверное, я никогда не занимался любовью на трезвую голову.
— Поверь мне, будет только лучше.
Она оказалась права.
Около полуночи я оделся, а Энн спросила:
— Может, останешься?
— Пока нет.
— Ладно. — Она вылезла из постели и исчезла. Через несколько минут что-то принесла. — Я хочу, чтобы ты на это взглянул.
— Хорошо.
— Это дневник Сары. — И протянула мне книжечку в розовом кожаном переплете.
Я отшатнулся:
— Господи, Энн, я не могу.
— Почему?
— Не могу читать дневник молодой девушки. Это нехорошо.
— Но почему? Ты сможешь понять, какая она… какая она была. Пожалуйста.
— Господи, мне совсем не хочется это делать.
Не мог же я ей сказать, что ничто не потащит меня к бутылке с такой силой, как это. Влезть в мысли молодой умершей девушки.
Энн все еще держала в руках дневник.
Я сказал:
— Попробую. Не обещаю, что смогу, но попытаюсь.
Она обняла меня, поцеловала в шею и прошептала:
— Спасибо, Джек.
По дороге домой мне казалось, что в моем кармане лежит бомба. Я подумал, не позвонить ли Кэти Б. и не попросить ли ее прочесть дневник. Но не мог же я вот так просто отдать его в чужие руки. Энн никогда не согласилась бы. Матерясь как последний биндюжник, я ускорил шаг и через десять минут был дома. Сунул розовую книжечку под кровать, чтобы не наткнуться на нее взглядом сразу же, как продеру глаза утром. О том, чтобы читать его ночью, не могло быть и речи.
~ ~ ~
На следующее утро я принял душ, накофеинился и стал вышагивать по комнате. Затем решился.
Обложка была довольно потрепанной. Им часто пользовались.
На первой странице стояло:
Этот дневник — собственность Сары Хендерсон, поэта, Ирландия.
Это ЛИЧНАЯ собственность!
Так что не подглядывай, мам!
Господи, все оказалось еще хуже, чем я думал.
Я закрыл глаза, выбросил все мысли из головы и начал все с начала. Многие записи были предсказуемы. Школа, друзья, музыка, шмотки, диеты, влюбленности.
Но постоянно попадалось и такое:
Мама обещала подарить мне мобильник на Рождество.
Она ЛУЧШЕ ВСЕХ!
Мне хотелось кричать.
Дошел до того места, где она начала описывать свою работу у Плантера.
Мистер Форд такой неприятный. Девушки смеются над ним за его спиной.
Он такой странный.
Затем тон меняется:
Барт спросил, хочу я, чтобы он подвез меня домой.
Он потрясающий.
Мне никто никогда еще так не нравился.
Затем Барт… только имя… или сердечко с именами Барт и Сара, и так на многих страницах.
Последняя запись:
Я не могу дольше вести этот дневник.
Барт говорит, это только для детей.
Он пообещал подарить мне золотой браслет, если я пойду на вечеринку в пятницу.
Я взял трубку и позвонил Кэти. Она сказала:
— Где, черт возьми, ты был?
— Под прикрытием.
— Как же, поверила я тебе.
— И правильно сделала бы.
— Чего-нибудь хочешь?
— Пустяк.
— Валяй.
— Когда ты занималась Плантером, ты вела записи?
— Конечно.
— Молодец. Как его зовут?
— Дай-ка взгляну. — Затем: — Вот тут должно быть… сейчас… ага!.. Барт… оломео.
— Блеск!
— Подожди, не вешай трубку. Я тут буду выступать.
— Замечательно. Когда?
— В эту субботу. В «Ройзине». Придешь?
— Обязательно. Могу я кого-нибудь с собой захватить?
— Да хоть сотню.
* * *
Ты присматривался весь апрель с большим терпением, называемым… силой духа.
~ ~ ~
В «Ройзине», как правило, происходили все музыкальные события. Здесь до сих пор умудрились сохранить атмосферу интимности. Скорее, от тесноты. На Энн были короткая кожаная куртка и выцветшие джинсы, волосы стянуты в пучок на затылке.
Я сказал:
— Как раз для таких представлений.
— Нормально?
— Блеск
Я предпочел черное. Рубашка и брюки одного цвета.
Энн хмыкнула:
— Ты похож на избалованного священника?
— Капризного?
— Нет, избалованного в смысле… испорченного.
— Ммм… об этом стоит подумать.
Мы протиснулись сквозь толпу к сцене. Я сказал:
— Слушай, мне нужно посмотреть, как там Кэти.
— Она нервничает?
— Я нервничаю.
Кэти я нашел в маленькой гримерной.
— Я знала, что ты зайдешь, — обрадовалась она.
— Да?
— Надо сказать, в тебе кое-что осталось, несмотря на возраст. Вот… — Она подтолкнула ко мне стакан. Это была двойная, нет, тройная порция спиртного.
— Что это? — спросил я.
— «Джек…» в смысле «Дэниелс». Хорошо забирает для начала.
— Да нет, спасибо.
— Что?
— Я не пью.
Она резко повернулась и переспросила:
— Ты что?
— Не пью уже несколько дней. Стараюсь продержаться.
— Ух ты!
Я скорчил гримасу. Свет упал на стакан, заиграл рыжими огоньками в виски. Я отвернулся. Кэти спросила:
— А борода? Она зачем?
— Придает уверенности.
— Чисто ирландский ответ. Ничего не говорит. Иди… Мне надо сосредоточиться.
Я наклонился, поцеловал ее в макушку и шепнул:
— Ты — лучше всех.
Энн держала в руках стаканы.
— Кока-кола… Я ничего не имела в виду.
— Кока-кола годится.
Кое-кто громко поздоровался, кто-то высказался по поводу бороды, кто-то с интересом приглядывался к Энн.
Погасили свет, и мне показалось, что я заметил Саттона около бара.
Появилась Кэти. Толпа смолкла. Она сказала:
— Привет.
— И тебе привет.
Она сразу начала с пайковой версии «Залив Голуэй». Примерно как Сид Вишиос пел «Мой путь», с той только разницей, что у Кэти был голос. Она придала этой песне остроту, которую я уже перестал ощущать после многочисленных прослушиваний. Затем она исполнила песню Нила Янга «Палец на курке». Она спела много разных песен — от Крисси Хинд и Элисон Мойет до «Запутавшегося ангела» Марго Тимминс. Вывернулась наизнанку на этой песне. И исчезла. Бурные аплодисменты, свист, просьбы спеть еще.
Я сказал Энн:
— Она не будет петь на бис.
— Почему?
— Никогда ничего не оставляет про запас. Она выложилась.
Я оказался прав.
Зажегся свет. В зале чувствовалась теплая дружеская атмосфера. Энн заметила:
— Она великолепна! Какой голос!
— Пить будешь? Возьми спиртного. Я продержусь.
— Белого вина.
— Конечно.
Я взял вино, повернулся, чтобы вернуться к Энн, и тут увидел Саттона. Он загородил мне дорогу, взглянул на стакан и спросил:
— Вино? Это начало.
— Не для меня.
— Все едино. Та английская цыпочка его спокойно выдует. Подозреваю, она в постели может убить.
— Не твой тип.
— Они все моего типа. Ты про нашего мистера Плантера не забыл?
— Нет.
— Он обожает художников. Считает себя коллекционером.
— Ты с ним разговаривал?
— Очаровательный человек Я иду к нему завтра в полдень. Ты пойдешь в качестве моего помощника.
— Что ты собираешься делать?
— Подставить ублюдка. Я заеду за тобой в половине двенадцатого.
