Таков источник трагического в фантастических главах "Дороги на Океан" Леонова. Могущество человека над природой, размышляет писатель, - "так, вот оно могущество, оплаченное такою ценой".[238] Человечество скорбит о гибели космопроходцев - цвета земного племени. Символика Океана многозначна. Это и безбрежное будущее, это и бездонная природа. Каждый шаг на бесконечном пути к океану, увеличивая силу человека, раскрывает и все более грозное сопротивление природы. "Дорога на Океан" была одним из первых романов, в которых выявился спор уже не между сторонниками и противниками коммунизма, а между теми, кто хотел бы обрести в нем тихий рай, и теми, кто ищет в коммунизме сложное и героическое время.

Писателя интересовало, как войдет в мораль, этику людей, обеспеченных всем, необходимость риска и жертв для того, чтобы жить лучше и выше. Но для него нет проблемы, допустимы ли такие жертвы, - проблемы, которая стала камнем преткновения, для героев киноповести Уэллса "Облик грядущего". "Неужели в этом мире никогда не будет покоя"?[239] трагически восклицает отец одного из молодых людей, вызывавшихся первыми слетать в космос. Уэллс решительно выступал против филистерского индивидуализма, измеряющего интересы общества желаниями самых отсталых и слабых его членов. Но он переносил в будущее, по сути, междоусобный спор либеральной буржуазной интеллигенции. Сознавая невозможность лучшей жизни без борьбы, она все-таки неспособна принять самоотречение как этическую формулу будущего.

Герои Леонова сознают, что жизнь без драматического напряжения расточит плоды тысячелетних мук человечества. Их коллективизм - это ответственность за кровь и пот предшествующих поколений во имя будущих. Этот "вечный бой" - не ради личного самоутверждения или даже утоления страсти познания, ибо и само познание - ради утверждения человечества в огромном мире на Земле и за ее пределами, пафос космических эпизодов - органический компонент этической концепции романа. При коммунизме счастье гибнущих в борьбе с природой останется родственным счастью тех, кто отдал жизнь социальной революции: тех и других вдохновляло сознание, что они на своих плечах подымают человечество к небу.

Так перебрасывается внутренний мост от "современных" глав романа к "будущим". Телевидение, управляемые по радио машины, освоение космоса и т.п. - эти атрибуты научно-фантастического романа только часть - и не самая главная - фантастического элемента "Дороги на Океан". Гораздо важней, что прожектором фантастики Леонов высвечивает в потоке современности контуры нравственного моста в завтра. Социально-психологические мотивы - ядро фантастических глав.

В Океан будущего впадает река времени - из прошлого через настоящее. Курилов соединяет эти, употребляя выражение М.Горького, "три действительности " не столько тем, что вместе с автором появляется в будущем, сколько тем, что его образ воплощает духовную связь между эпохами. Через Курилова нравственно-интеллектуальное единство "трех действительностей" компенсирует в какой-то мере фабульную неожиданность возвышенно-утопических глав в типично леоновском живописании обыденности. Курилов - "как мост, и люди по нему переходили в будущее" (с.447). И автор по мосту символики проводит читателя от обыкновенных людей, строящих социализм, к идеалу, и этот идеал тем ярче, что главы о будущем контрастно соседствуют с главами о прошлом, где обнажена одна из самых страшных язв человечества - мещанство.

Горький не понял органичности утопических мотивом в идейно-психологической концепции "Дороги на Океан". А между тем леоновский симбиоз "современного" романа с коммунистической утопией был жанровой реализацией пожелания самого Горького изображать настоящее с высоты будущего: "Мне думается, - писал Горький, - что именно эта высота" должна "послужить основой того социалистического реализма, о котором у нас начинают говорить как о новом и необходимом для нашей литературы".[240]

Научно-производственный роман и роман открытия.

Через 20 или 1000 лет?

Теория и практика "ближней" фантастики.

Романы В.Немцова, фантастический роман-памфлет Л.Лагина.

Научно-приключенческий гибрид.

1

Великая война с фашизмом оказалась такой и не такой, как представляли фантасты. Это была война моторов, дуэль инженеров и ученых. Тем не менее машина не заменила человека. Напротив, колоссальная техника потребовала еще большей крови и духовного напряжения огромных людских масс. Война коренным образом изменила политическую карту мира. Стало очевидно, что мировая социальная революция развивается путями более сложными, чем рисовалось авторам фантастических романов 20-30-х годов. В еще большей мере, чем прежде, ее залогом сделалось внутреннее укрепление социалистического лагеря, прежде всего, конечно, экономическое. В научно-фантастический роман вошли хозяйственные будни.

Поворот к прикладной науке и технике происходил на фоне некоторого общего расширения тематики. В конце 30-х годов научная фантастика, по словам А.Беляева, "заблудилась в трех соснах" - межпланетных путешествиях, Арктике, атомной энергии. В 40-е годы положение несколько изменилось. А.Палей, автор космической повести "Планета КИМ", опубликовал в 1948г. "Остров Таусена", где речь шла об эндокриннологии и направленном видоизменении животных. Г.Гуревич, позднее увлекшийся космической и геологической фантастикой (последняя, впрочем, тоже была близка к практике народного хозяйства), в 1950г. напечатал детскую повесть "Тополь стремительный" о лесозащитных полосах.

Появились романы, связанные с проблемами биологии (С.Беляев, В.Брагин), о химии (Н.Лукин), географии и этнографии (Л.Платов, В.Пальман), о преобразовании климата (А.Казанцев, А.Подсосов, Г.Адамов). Разрабатывались темы, которым прежде уделялось мало внимания. Можно назвать только два произведения довоенного времени о машинах-роботах - рассказ А.Беляева "Сезам, откройся!" (1928) и роман В.Владко "Роботы идут" (1931, на украинском языке). В 40-50-е годы на эту тему пишут романы, повести, рассказы В.Охотников, В.Немцов, В.Сапарин.

С особой актуальностью зазвучал после войны вечный лозунг науки и производства: "Энергии, энергии, энергии! Еще и еще!". Мы взяли эту строчку из романа В.Иванова "Энергия подвластна нам" (1951), но выраженная в ней мысль проходит и во "Властелине молний" (1947) С.Беляева, и в "Новом Гольфстриме" (1948) А.Подсосова, и в "Горячей земле" (1950) Ф.Кандыбы, и в "Покорителях вечных бурь" (1952) В.Сытина, и в "Подземной непогоде" (1954) Г.Гуревича. Общая направленность этих произведений тем показательней, что названные романы и повести - очень разные по художественному уровню и тяготеют к разным традициям. В романе Иванова "научный" материал, начисто выдуманный или позаимствованный, скреплен детективным сюжетом с претензией на политический памфлет. "Властелин молний" - типичный роман тайн вроде ранних романов С.Беляева "Радио-мозг" и "Истребитель 2Z". Чаще же "производственность" фантастического материала выражалась в тематике и коллизиях, героях и конфликтах, родственных производственному роману о современности.

Оформляется новая разновидность - производственно-фантастический роман. Он зарождался в 30-е годы в творчестве А.Беляева, А.Казанцева, украинских фантастов М.Трублаини и М.Романивськой. По типу к нему близок роман о судьбе открытия. Мы так и будем его называть "романом открытия", позаимствуя заглавие произведения болгарского фантаста З.Среброва "Роман одного открытия". Нередко он совмещался - в одном и том же произведении - с производственно-фантастическим романом. Будем поэтому иногда объединять эти разновидности в рубрике: научно-производственный фантастический роман.