Ее беременность

Для меня каждое чтение, каждая регрессия — удивительное событие. Каждое из них уникально и представляет собой особую жизненную историю. Каждое важно и содержит в себе неисчерпаемый потенциал для открытий, расширяет мои знания и, надеюсь, знания клиентов. И каждое приносит столько результатов — больше или меньше, — сколько хочет клиент. И во время сеанса мне удается на миг самой узреть проявления той сверхсознательной магии, которую я стремлюсь показать клиенту, — и я снова радостно осознаю, что благоговению покорны все возрасты.

Кэрри было лет двадцать пять. Блондинка с гривой длинных прямых волос, которые наверняка вызывали восхищение или зависть у окружающих. Кэрри была замужем, на седьмом месяце беременности, и была наполнена жизненной силой.

— Прежде чем мы начнем, — сказала она, усевшись, — хочу спросить: вам не кажется, что мы знакомы?

Это один из моих самых нелюбимых вопросов. Дело в том, что у меня не очень хорошая память на лица и имена. К тому же мой образ жизни отнюдь не способствует развитию такой памяти.

— Простите, нет, — ответила я. — А что?

— Увидев вас по телевизору впервые, я разрыдалась. И это повторяется каждый раз.

— Мне известно, что я вызываю у людей самую разную реакцию, — сказала я. — Но чтобы кто-то рыдал — это новость. Я что-то не то сказала?

Женщина отрицательно покачала головой.

— Это началось прежде, чем вы успели произнести хоть слово. Как будто я встретила старого друга: на меня внезапно нахлынула огромная волна радости и покоя, хотя я уверена, что мы никогда раньше не встречались. Возможно, я знала вас в прошлой жизни… В общем, увидев вас по телевизору, я сразу же позвонила вам в офис, записалась на сеанс, и вот, почти через два года, подошла моя очередь.

Хочу отметить: мне очень не нравится, что у меня такая длинная очередь, но, к сожалению, я не знаю, как это исправить.

Так или иначе, мы не стали выяснять, почему она меня сразу узнала, сойдясь на том, что это просто еще одна маленькая тайна жизни, и сразу перешли к чтению. Это была ее первая беременность, и несмотря на то, что женщина фанатично заботилась о своем здоровье и о здоровье будущего ребенка, ей все-таки хотелось убедиться, что роды пройдут успешно и ребенок будет крепенький.

— Как вам нравится вес четыре килограмма сто грамм? — Я улыбнулась. — По-вашему, это достаточно

крепенький ребенок? — Она усмехнулась и застонала в напускном отчаянии. — Вы уже знаете пол?

Утвердительно кивнув, Кэрри спросила: «А вы?»

— Девочка, — ответила я.

— Хорошо бы, — заметила женщина, — иначе получится, что я потратила уйму времени впустую, вышивая

имя «Ребекка» на всем, что только попадается мне под руки. Мы хотим назвать ее в честь моей матери.

— Ваша мать была высокой стройной блондинкой с длинными ногами и телом модели и безупречной осанкой?

Она забирала волосы в хвостик и очень громко смеялась? — спросила я.

— А что?

— Мать сейчас стоит рядом с вами. И она очень рада, что у вас будет ребенок.

— Могу подтвердить все, что вы только что сказали, кроме громкого смеха, — сказала клиентка. — Она умерла, когда мне было четыре года. У меня миллион фотографий мамы, но ее смеха я не помню. — Женщина помолчала и добавила: — Наверное, мне не стоит надеяться, что…

— Что она вернется к вам в теле дочери, которую вы вынашиваете? Нет, Кэрри, это не она. Но мать будет рядом с вами, можете на это рассчитывать. Присматривайтесь к своей малышке, когда она будет глазеть на что-то невидимое для вас, смеяться без особой причины или разговаривать с кем-то незримым. Ваша девочка будет видеть свою бабушку так же отчетливо, как вас.

— Все отдала бы за возможность поярче вспомнить свою мать, — сказала Кэрри, обращаясь не столько ко мне, сколько к себе самой. — Видимо, она была совершенно необыкновенной женщиной. Родственники не раз рассказывали мне самые замечательные истории о маме, но мне хотелось бы иметь о ней хотя бы одно собственное воспоминание, чтобы рассказать дочери о бабушке, в честь которой мы ее назовем.

Лучшего повода для регрессии и не придумаешь, и Кэрри очень обрадовалась возможности узнать что-то о матери не из вторых рук. Через несколько минут она была уже в своем детстве. Их семья тогда жила в Огайо. Кэрри лежала на кровати в своей желтой спальне, окруженная мягкими игрушками. В этот день девочке исполнилось четыре года, и она обнимала особенно полюбившийся ей подарок: синего пуделя в натуральную величину. Мать сидела возле кроватки в темно-зеленой сатиновой пижаме. Ее волосы были распущены, и Кэрри почувствовала, как они легонько коснулись ее щеки, когда мама склонилась над ней, чтобы поправить одеяло.

— Она что-нибудь говорит? — спросила я.

— Она поет, — сказала клиентка, затем прислушалась, улыбнулась и добавила: — У мамы тихий хрипловатый голос и она все время фальшивит. Но ее это ничуть не смущает, да и меня тоже.

— Вы слышите, что она поет?

— Не очень понятно, но похоже на… — Она замолчала, снова прислушалась, затем усмехнулась: — Думаю, это песня «Битлз».

— Хороший вкус.

— Песня «Сад осьминога» — «Octopus's Garden». Мы обе рассмеялись. Из всех песен «Битлз» ее мама

выбрала в качестве колыбельной именно «Octopus's Garden». Мне даже стало немного грустно, что я сама не знала эту женщину.

Вдруг Кэрри быстро коротко вздохнула и объявила:

— Подождите, я кое-что вспомнила. Когда я была маленькой, у меня часто повторялся один сон. По-моему, это началось уже после того, как заболела моя мама… Но мне это не казалось сном: будто бы я летаю по ночам по свету и навещаю разных людей.

Зная, что именно это она и делала, я спросила:

— Словосочетание «астральное путешествие» что-то говорит вам?

— Да, очень похоже. Я помню, как мой дух разбегался маленькими шажками, а затем подпрыгивал и взмывал вверх, как это делает перед взлетом Супермен из фильма. Я не оглядывалась и не смотрела на свое тело, лежащее на кровати; мне нравилось лететь над землей и видеть под собой верхушки деревьев. И еще я помню женщину, которую мне нравилось посещать больше всего. Она ждала меня около водопада посреди прекрасного сада. Она высокая, сильная, пышногрудая, ее глаза излучали мудрость и сострадание. И как бы мне ни было грустно, она всегда умела меня развеселить и каждый раз говорила: «Со мной ты в безопасности», — и я действительно чувство-вата это. Видимо, она была моей воображаемой подругой или что-то вроде этого. Наверное, я встречалась с ней часто, потому что помню, как, просыпаясь по утрам, нередко подбегала к маме и говорила: «Сегодня ночью я опять летала к Белочке».

Я подумала, что ослышалась, и переспросила:

— Летали к кому?

— К Белочке, — повторила Кэрри. — Не помню, откуда я взяла это имя, но помню, что ее так звали.

Это был один из тех редких моментов, когда я просто лишилась дара речи. А затем рассказала Кэрри, что именно такое прозвище — Белочка — мне дали на Другой Стороне. Я могла бы списать это все на случайное совпадение, если бы верила в случайности и если бы женщина, увидев меня, не почувствовала себя сразу легко и уютно, словно в обществе старой знакомой. Меня согревает мысль, что во время сна моя душа отправляется к водопаду на Другой Стороне, чтобы встречаться с душами детей и будущих клиентов, даря им ощущение безопасности, пусть даже это продолжается всего несколько мгновений.

Через два месяца у Кэрри родилась дочь, Ребекка. Она весила четыре килограмма двести грамм. Опять ошибка: я промахнулась на сто грамм. Надеюсь, девочке нравится песня «Octopus's Garden», поскольку подозреваю, что в ближайшие несколько лет ей придется часто слушать ее на ночь.