Кипр в то время переживал сложный момент в своей истории. Греки-киприоты восстали против британского правления и от протестов и забастовок перешли к открытому сопротивлению и вооруженной борьбе за присоединение к Греции. Положение Лоуренса было сложным. Он снова вопреки своему желанию, оказался вовлеченным в политическую борьбу. Он знал греческий язык и понимал психологию греков, поэтому его назначили руководителем информационной службы при британском консульстве в Никозии, из-за чего киприоты стали считать его английским шпионом.

К тому же стало ясно, что брак Лоуренса и Евы уже не спасти. Их совместная жизнь приносила обоим лишь страдания и боль. Осложняли положение Лоуренса и многочисленные гости и посетители. В начале 1955 года на Кипр на два месяца приехали Джеральд с Джеки. «Зная пристрастие Джеральда к киносъемкам, — вспоминала Джеки, — Ларри предложил ему познакомиться с островом и снять о нем фильм. Джерри не пришлось уговаривать покинуть «Остров пудингов», и очень скоро мне снова пришлось собирать всевозможное оборудование».

Была и еще одна причина, чтобы отправиться на Кипр. Как и его брат, Джеральд никогда не чувствовал себя чистокровным англичанином. Он без труда подхватывался и мог жить где угодно. В его памяти были живы картины счастливого детства, проведенного на греческом острове, он надеялся — хотя Кипр мало напоминал Корфу — обрести нечто подобное и во взрослой жизни. Более того, он думал, что, может быть, на Кипре ему удастся найти место для своего зоопарка — зоопарк мечты на острове мечты. В конце 1954 года по просьбе брата Джеральд написал статью для «Сайпрус ревью», правительственной газеты, которую редактировал Лоуренс, в которой писал и о зоопарках: «Я глубоко удивлен тем, что никто до сих пор не создал зоопарка на Кипре… Преимущества этого острова очевидны, и основным является климат. Удивительно, насколько снижает расходы на содержание зоопарка теплый климат. Он позволяет содержать самых удивительных, редких и деликатных животных. В таком зоопарке их вполне можно было бы разводить».

Джеральд и Джеки прибыли на Кипр 31 марта 1955 года. Джеральд вновь увидел Средиземное море после того, как покинул Корфу еще до войны. «Мой младший и чрезвычайно удачливый брат приехал утром, — писал Лоуренс Фрейе Старк. — Он собирается пробыть здесь два месяца, чтобы закончить книгу и снять два цветных фильма для телевидения. Он просто кипит энергией и энтузиазмом». Среди знаменитостей, гостивших У Лоуренса, был писатель и эллинофил Патрик Ли Фермор с женой. Они на пару дней пересеклись с Джеральдом. «Было очень приятно и удивительно видеть, как похожи братья друг на друга, — вспоминал Ли Фермор. — Они были совершенно одинаковы по внешности, голосу, смеху, юмору и одинаково любили жизнь».

Но ожидания Джеральда не оправдались. Лоуренс устроил небольшую вечеринку, чтобы познакомить брата и невестку с кипрским обществом. А ночью в городе произошло несколько взрывов, в том числе и на местной радиостанции. Началась террористическая борьба киприотов против английского правления. Лоуренс выскочил из дома с криком: «Мои записи!» Джеральд бросился за ним. «Подожди! — кричал он. — Если ты собираешься совершить величайшую глупость в своей жизни, я не отпущу тебя одного. Куда бы я ни отправился, везде происходят революции!»

С планами съемок фильма о Кипре пришлось распроститься. Джеральд и Джеки остались в Беллапаисе и стали снимать фильм о важности водоснабжения для кипрских деревень — довольно странный выбор темы для такого человека, как Джеральд. Ему удалось быстро вспомнить греческий, что облегчило общение с местными жителями. Его по-дружески принимали в самых враждебно настроенных регионах острова. Но на острове, раздираемом гражданской войной, нет места для зоопарков, а в раздираемой скандалами семье нет места для брата. Когда стало ясно, что с телевизионными планами придется проститься, Джеральд и Джеки покинули Кипр и предоставили Лоуренсу и Еве самим разбираться в своих проблемах.

12 июня 1955 года Джеральд и Джеки вернулись в Англию и сняли квартиру на северной окраине Лондона. Джеральд заболел желтухой, и ему приходилось придерживаться строжайшей диеты из паровой рыбы, сухарей и полностью воздерживаться от алкоголя — «такого не вытерпит ни один человек в здравом уме!».

Никогда еще Джеральду не было так плохо. Его бил озноб, его мутило, он был заперт в своей комнате, полностью оторван от повседневной жизни. Единственной его опорой была Джеки. Джеральд получил редкую возможность передохнуть, разобрать камни и подумать — ведь больше заняться он ничем не мог.

Вступая в четвертое десятилетие своей жизни, Джеральд начал по-иному оценивать второе — счастливые довоенные годы, проведенные на Корфу. Этот остров всегда жил в его памяти. Он постоянно говорил о нем. Детские годы были связаны с таким счастьем и радостью, что забыть о них было попросту невозможно. Именно Корфу сделал Джеральда тем, кем ой стал. Именно там он почувствовал и развил в себе интерес к естественной истории, именно здесь он ощутил вкус к исследованиям природы и животных, чего никогда не смог бы сделать в старой, склеротической Англии. Во время болезни Джеральд полностью погрузился в воспоминания о счастливом детстве, отдался ностальгии по любви, которая ушла и не вернется. «Корфу, — говорил он гораздо позже своему другу Дэвиду Хыозу, — это Рождество каждый день».

На Корфу Джеральд впервые понял, что такое наслаждение. «Солнце и море. Музыка. Цвета. И фактура: скалы, бревна, ощущение вещей. А потом купания, плавание, теплая вода на разгоряченной коже… Остров идеально подходил для этого. Здесь, как на съемочной площадке, кипарисы вонзались в небо, оливковые рощи были тонко прорисованы на фоне ночного пейзажа, огромная луна отражалась в спокойной воде — Голливуд для чувств».

Впервые Джеральд задумался над тем, чтобы систематизировать воспоминания детства тремя годами раньше, когда готовил радиопередачу «Мои учителя на острове» для Би-би-си в декабре 1952 года. Тогда он рассказал о своих четырех учителях-эмигрантах, которых он назвал Томас Джонсон (то есть Джордж Вилкинсон), Майкл (Пэт Эванс), бельгийский консул и поляк-горбун (Краевски). Этих несчастных приглашали, чтобы вбить хоть что-нибудь в голову юного упрямца. Характеры учителей были великолепно выписаны. Уже тогда Джеральд задумался над тем, чтобы написать о чудесном острове и о том, что нравилось ему в те годы больше всего, — о пыльных козьих тропах через оливковые рощи, о белоснежных пляжах, о кристально-чистом и теплом, как кровь, море, об узких улочках и ярких прилавках еврейского квартала, где кишели кошки, об удивительном мире пауков, о спичечном коробке со скорпионами, о веранде, где пели птицы…

Для той передачи Джеральд лишь скользнул по поверхности своих воспоминаний, даже не упомянув о своем главном учителе — Тео Стефанидесе. Он считал его другом и наставником, а не нанятым учителем. В этом с Джеральдом были согласны и все остальные члены семьи. Но это было лишь начало. Сейчас же, лежа в постели и не имея возможности заниматься делами, он стал обдумывать эту идею гораздо глубже и серьезнее, чем раньше. Перед ним возник целый мир, о котором можно было рассказать. Он понимал, что все эти воспоминания подобны товарам на восточном базаре. Все это — сырой материал, из которого можно создать книгу, которую он хочет и должен написать, — историю счастливого детства на сказочном острове Корфу. «Об этой книге, — вспоминает Джеки, — он говорил годами».

Джеральд прекрасно осознавал, что если он сделает все правильно, то выиграет. Идея стала воплощаться в жизнь. С одной стороны, целые сцены, порой даже целые главы лились свободно и легко. Они появлялись полностью готовыми, никто не мешал памяти изливаться на бумагу. С другой стороны, Джеральд прекрасно сумел обработать довольно сырой материал, придав ему вид совершенно профессиональный.

Много лет спустя, беседуя с Дэвидом Хьюзом, Джеральд утверждал, что он «совершенно сознательно написал бестселлер». Хьюз записал: «Дар-релл, как хороший повар, соединил три компонента, которые хороши сами по себе, но вместе становятся просто восхитительны. Он взял сказочный ландшафт греческого острова, удивительных его обитателей — животных и самих греков — и добавил ко всему этому эксцентричные характеры членов своей семьи. Остров придал его повествованию покой, рай, солнечный свет, радость. Мир природы обеспечил авантюрную увлекательность. Родственники же внесли в эту книгу веселье, легкость, комедийность». Главным для Джеральда было соблюсти равновесие между всеми тремя составляющими, чтобы читатель не заскучал и мог переключиться с одного на другое.