Пресса тоже разделяла такое мнение. На борт поднялись репортеры крупнейших газет, сверкали вспышки фотоаппаратов. «Двое англичан на новом Ноевом ковчеге» — - гласил заголовок «Дейли экспресс». «Смелые охотники привезли 500 зверей», — писала «Стар». Следом за журналистами прибыли представители Лондонского, Эдинбургского, Манчестерского, Бристольского, Пейтонского, Честерского и Дублинского зоопарков, а также импортер животных Роберт Джексон, которого особенно интересовали змеи. Они толпились на палубе, обсуждая цены и зоологическую ценность того или иного животного, рассматривали волосатых лягушек, усатых обезьян и шипящую золотистую кошку. Фургоны и грузовики выстроились на берегу длинной чередой, и сделки были заключены. Примерно треть животных приобрел Честерский зоопарк, Лондонский соблазнился особо редкими животными, многих из которых никогда не видели на туманном Альбионе. Лондонский зоопарк приобрел волосатую лягушку и множество насекомых.

Хотя звероловам и не удалось привезти крупных животных, привлекающих внимание публики, более мелкие животные, привезенные экспедицией, вызывали всеобщий интерес. «Докеры, разгружавшие бананы, с изумлением прекратили свою работу, увидев высокого молодого блондина, который засунул руки в деревянную клетку и вытащил оттуда извивающуюся черную тварь с длинными, мохнатыми лапами — первое создание подобного вида, когда-либо появившееся в Англии, — писала газета «Йоркшир пост». — Первое знакомство с Британией явно не удовлетворило волосатую лягушку. Она возмущенно заквакала и забила своими волосатыми лапами».

Звероловы уже в пиджаках и галстуках позировали для фотографов — лысеющий Кен Смит прижимал к груди детеныша крокодила, а взъерошенный Джеральд Даррелл держал на руках маленького гвенона или поглаживал усатую обезьяну, примостившуюся на его плече. Сердца всех журналистов завоевал шимпанзе Чарли, но все их внимание было приковано в Джеральду. «Удивительный молодой человек, — писал один из Журналистов, — с красивым худощавым лицом, длинными пальцами и в костюме отличного покроя». Другие воспринимали Джеральда иначе. «На первый взгляд, — писала газета «Иллюстрейтед Лондон ньюз», — двадцатичетырехлетнего Джеральда Даррелла можно принять за преуспевающего фермера. У него ясные глаза, здоровый цвет лица и широкие плечи, как у всех, кто живет и работает на свежем воздухе. Однако его речь заставляет забыть о картофеле и коровах. Его привлекают совершенно иные аспекты живой природы». Действительно, змеиные укусы, охота на гиппопотамов, колдовские проклятия на леопардовых ловушках и охота с гончими на бескрайних просторах Бафута были далеки от картофеля и коров. Так Джеральд впервые столкнулся с прессой. Он был звездой, хотя всего лишь на пару дней. Он уже ступил на путь, которого еще не осознал.

Еще не спустившись на берег, Джеральд сообщил, что они с Кеном Смитом планируют через несколько месяцев отправиться в третью экспедицию — на этот раз в Южную Америку. Но хотя все мысли Джеральда были прикованы к обитателям джунглей, его ждала новая встреча, существенно повлиявшая на его дальнейшую жизнь. В списке британских зоопарков, которые он собирался посетить, последним значился зоопарк Манчестера.

Джеральд Даррелл относился к числу тех мужчин, которые искренне любят женщин. Выросший в теплой, уютной атмосфере дома, управляемого женской рукой, он всегда считал женщину источником комфорта и безопасности, а став подростком, увидел в ней и кое-что еще. Как показывают его развлечения во Дворце морских свинок в Уипснейдском зоопарке, Джеральд вел себя точно так же, как любой нормальный молодой человек его лет. Он был весьма привлекателен: светлые прямые волосы, артистически спадавшие на лоб, честные голубые глаза, открытая улыбка, квадратная челюсть и удлиненное аристократическое лицо. Все это могло очаровать любую женщину. Но сильнее всего женщин привлекала неординарная личность Джеральда, его обаяние и чувство юмора.

Вернувшись в Англию, Джеральд использовал любую возможность, чтобы компенсировать себе вынужденное полугодовое воздержание. По вопросам, связанным с зоопарками, ему пришлось исколесить всю страну от Честера до Дадли и Веллингборо. В середине сентября он оказался в Манчестере, где ему предстояло решить кое-какие вопросы с зоопарком Бель-Вью. Он остановился в маленьком отеле, владельцем которого был мистер Джон Томас Вулфенден. Прибытие в эту скромную гостиницу стало поворотным моментом жизни Джеральда, хотя он об этом еще не догадывался.

В то время в отеле проживали балерины из кордебалета Оперы «Сэдлерз Уэллс». Театр прибыл в Манчестер с двухнедельными гастролями. Прибытие обаятельного молодого путешественника и зверолова произвело на юных дам определенное впечатление. Не меньшее впечатление Джеральд Даррелл произвел и на девятнадцатилетнюю дочь владельца гостиницы — яркую, но весьма сдержанную девушку по имени Джаклин, которую все звали Джеки. Позднее она вспоминала, что «болтливые балерины постоянно щебетати о некоем восхитительном мужчине, воплощении мечтаний любой женщины. А потом одним дождливым воскресным утром покой нашей гостиницы нарушила толпа этих несносных созданий, следом за которыми вошел спокойный, симпатичный молодой человек, похожий на Руперта Брука. Судя по идиотскому поведению дамочек, этот мужчина мог быть (и был) только самим Чудо-мужчиной».

Джеки всегда с презрением относилась к людям, которых считала «поверхностными, испорченными экстравертами». К этой категории она поначалу отнесла и Джеральда Даррелла. Больше всего он напоминал ей американского киноактера Дэна Эндрюза, а вел себя, словно петух, попавший в курятник. Заметив, что Джеки разглядывает его, Джеральд внимательно посмотрел на нее. Их глаза впервые встретились, он уставился на нее, «словно василиск», и бедная девушка в смущении ретировалась. Воспоминания о первой встрече в заполненной людьми комнате сохранились и у Джеральда: «Возле камина в окружении всех этих девушек сидело создание, более всего напомнившее мне нахохлившегося птенчика. Я помню этот момент в мельчайших деталях. Помню, как подумал тогда: «Господи, да ведь она просто красавица!»

Джеки поспешно покинула гостиную и постаралась в ближайшие дни свести свое общение с мистером Дарреллом к минимуму. Вскоре она узнала, что у Джеральда роман сразу с тремя балеринами, остановившимися в отеле ее отца (сам Джеральд впоследствии припоминал только одну). Этот факт еще более укрепил ее в нежелании иметь ничего общего с таким неприятным, но, к счастью, временным постояльцем.

Джеральд пробыл в гостинице еще две недели. Они с Джеки практически не встречались. Но как-то утром мачеха попросила ее проводить мистера Даррелла на станцию, поскольку он (трудно поверить!) не имел ни малейшего представления о том, где она находится. Джеки согласилась, хотя особою энтузиазма не проявила. Она вспоминала: «Убедившись в том, что яне в восторге от его общества, мистер Даррелл пустил в ход все свое обаяние, которое действовало на женщин совершенно неотразимо. Когда же ему не удалось добиться ощутимых результатов, он воспользовался присущим ему чувством юмора. К моему смущению, ему удалось рассмешить меня — причем так, что я даже пожалела об его отъезде».

Не рассчитывая встретиться с Джеральдом снова, Джеки благополучно о нем забыла и сосредоточилась на занятиях вокалом — она собиралась стать оперной певицей. У нее был прекрасный голос — глубокое контральто, — суливший ей прекрасное будущее. По совету преподавателя Джеки даже взяла псевдоним — из Вулфенден она стала Рейзен. Такая фамилия более соответствовала карьере оперной певицы. Какой же шок испытала будущая примадонна, когда поздней осенью дверь гостиницы, пережившей капитальный ремонт, отворилась и на пороге снова появился учтивый молодой человек. Джеральд собирался отправиться за животными в Британскую Гвиану и объезжал английские зоопарки, принимая заказы. Хотя большую часть времени молодой зверолов проводил вне отеля, все вечера он сидел в гостиной и ужинал вместе с семьей, «обмениваясь игривым» шутками с моей мачехой и ведя с отцом долгие, бесконечные беседы о текущих событиях. Он очень скоро подружился со всеми, кроме меня»