Теперь Джеральд и его компаньон поменялись местами. Теперь уже Кен Смит отправлялся на вылазки, в джунгли и горы, стараясь за оставшееся время поближе познакомиться с местной природой. «Это была его первая вылазка, — писал Джеральд, — и он радовался, как школьник. Он заслужил эту радость».
Бесконечная работа по уборке клеток и кормлению животных в базовом лагере была столь же увлекательна, как ловля зверей в джунглях. Джеральд писал домой:
«Отправляясь в буш, вы видите новые места и ловите новых животных. В лагере же можно по-настоящему изучить животное. Каждый день приносит новые открытия. Например, Мэри, самка шимпанзе, каждое угро умывается, а к вечеру ее солома уже вся в грязи. Поэтому, прежде чем улечься, она выкидывает грязную солому из клетки и спит на чистой, свежей подстилке. Она любит лежать на спине и ласково смотреть на того, кто станет с ней играть. Если шлепнуть ее по заду, она прикрывает его ладонями и разражается хихиканьем. Мэри безумно любит одежду. Она подманивает людей к своей клетке, похлопывая себя по животу или выделывая сальто, а когда человек оказывается в пределах досягаемости, она протягивает руку и с резким звуком срывает с несчастного рубашку или другое одеяние. Голый африканец с возмущешгем смотрит, как Мэри натягивает на себя его одежду и жеманится. Оба шимпанзе так растолстели, что с трудом двигаются. Как-то раз я решил проверить, насколько жаден Чарльз, самец шимпанзе. Я просовывал через решетку бананы, и он хватал их всеми руками и ногами и засовывал в рот сразу по два. И несмотря на это, он начинал кричать, стоило мне остановиться. Он ужасно боится щекотки. Стоит коснуться его шеи, как он тут же заливается беспомощным смехом».
Джеральд больше не был простым наемником, звероловом и охотником. Хотя у него не было формального образования, постоянное близкое общение с более чем тремястами животными самых различных видов, наблюдение и изучение их внешнего вида, привычек и повадок, а также изучение среды их обитания дало ему возможность получить такую полевую практику, какой мог бы позавидовать любой дипломированный зоолог мира. Знания в области поведения животных у Джеральда Даррелла были просто безграничными. Из зверолова он превратился в настоящего зоологического полиглота.
«Ни одно животное не похоже на другое, — писал он позже. — Они могут раздражать, беспокоить, выводить из себя, но с ними никогда не заскучаешь. Они отличаются друг от друга, как люди. Среди них есть выдающиеся особи, прирожденные комики, отличные ребята, трудные подростки, жадины, любознательные исследователи, лицемеры, умственно отсталые, особи с расщеплением личности и так далее. Наблюдение за пойманными животными — самая большая радость любой экспедиции. Так что я быстро разделался с человеком, который сказал мне как-то, что не понимает, как я могу так любить животных, ведь они такие скучные и похожи друг на друга».
Но работа по уходу за животными была очень трудна. «У меня не остается времени ни на что, даже на сон, — писал Джеральд матери. — Не успеваешь в полночь накормить рыжих водосвинок, как оказывается, что уже рассвет и надо приступать к чистке клеток». Только после кормления ночных животных можно было немного расслабиться. «У меня есть три благословенных часа. В это время я могу заняться чем угодно — как правило, находится два-три вида, которых надо было бы заспиртовать, и парочка тех, с кого нужно снять шкурку. Затем можно принять ванну, немного передохнуть, кое-что записать в дневник и отправляться кормить га-лаго и рыжих водосвинок. Затем нужно отнести последнюю бутылочку последнему детенышу — и можно падать в постель». Если звероловов приглашали на обед, то, как вспоминает Джеральд, «нам так хотелось спать, что беседа с нами была не более содержательна, чем разговор с книжным шкафом».
Недели шли, дожди не прекращались, трава становилась все гуще, насекомых становилось все больше, и животные стали страдать. А тут еще Кен Смит вернулся с холмов с очередной партией животных. В конце июля коллекция звероловов пополнилась на пятьсот животных, в том числе крайне редких и интересных. Джеральд больше не был простым звероловом, он хотел узнать о пойманных им животных все, что только возможно. Наконец в начале августа настало время сворачивать лагерь и перевозить коллекцию в Тико, чтобы отправляться в Англию. «Это было самое ужасное путешествие в моей жизни», — вспоминал Джеральд.
Для перевозки животных потребовалось три грузовика и большой фургон. Ехали по ночам, чтобы зверям не было жарко. Каждые три часа приходилось останавливаться, чтобы сбрызнуть коробки с лягушками холодной водой. Ночью нужно было делать две остановки, чтобы накормить детенышей теплым молоком из заранее приготовленных термосов. На рассвете машины останавливались и разгружались. Клетки устанавливались в тени деревьев, и начиналась привычная работа по уборке и кормлению. Утром 7 августа караван достиг доков. Животных стали грузить на грузовой корабль — тот же самый, на котором Джеральд возвращался домой в прошлом году.
Оставалось еще одно неприятное дело. Джеральду сообщили, что на банановой плантации неподалеку от порта рыли дренажные канавы и обнаружили там массу змей. Несмотря на то что он недавно чуть не умер от укуса змеи, Джеральд не смог устоять перед искушениемпосмотреть на змей. Но обстоятельства складывались неблагоприятно. Во-первых, время поджимало, и отправиться на плантацию можно было только ночью, во-вторых, змеи оказались габонскими гадюками — наиболее ядовитыми змеями Западной Африки. Габонские гадюки не только очень ядовиты, но еще и обладают длинными зубами. Это позволяет им вводить яд глубоко в тело жертвы, что приводит к быстрой смерти. Мало того, габонские гадюки охотятся по ночам, так что в это время они особенно активны.
Со всей осторожностью Джеральд спустился в гадючью канаву на веревке, вооружившись моргающей лампочкой, мешком и рогатиной. Спускаясь, он слышал протестующее шипение и видел, что под ним свиваются в кольца примерно тридцать крупных гадюк. Это было самое страшное и опасное приключение за всю звероловскую карьеру Джеральда. От него требовались недюжинная храбрость и хладнокровие, а также умение обращаться со столь опасными созданиями. Примерно полчаса Джеральд находился в яме. Он потерял один ботинок, лампочка погасла, и он остался в темноте в окружении разъяренных змей. Затем его вытащили наверх. В мешке Джеральда сидела дюжина ядовитейших змей. «Я сел на землю, — вспоминал он, — закурил сигарету и попытался умерить дрожь в руках. Теперь, когда опасность была позади, я начал понимать, какую ужасную глупость я только что совершил и как мне страшно повезло, что я остался жив!»
На следующий день корабль отплыл в Англию. Главной задачей Джеральда было довезти до Британии живыми сонь-летяг. Эти создания полюбили авокадо, и хотя в Камеруне был не сезон авокадо, звероловам удалось добыть немного этого овоща из личных запасов капитана. Но, несмотря на все их усилия, проделав путь в четыре тысячи миль, в одном дне пути до Ливерпуля последняя соня сдохла. Хотя большинство животных перенесло путь очень хорошо, Джеральд был очень огорчен потерей своей драгоценной летяги. «Я был страшно подавлен, — писал он, — и впал в полнейшую депрессию».
Возвращение в Англию нельзя назвать очень радостным. Корабль вошел в доки Ливерпуля 25 августа 1949 года. Однако Джеральду и Кену Смиту было чем гордиться. Они преодолели болезни, трудности, лишения, опасности, одиночество, укусы ядовитых змей и ужасы Африки. Они сумели справиться с трудной задачей перемещений по Камеруну — на разваливающихся грузовиках по шатким мостам над бездонными пропастями. И они привезли в Англию более пятисот животных семидесяти видов в 139 контейнерах. В восьмидесяти восьми ящиках были млекопитающие, в сорока двух рептилии, в четырнадцати птицы и в двух сухопутные крабы. Экспедиция обошлась в две с половиной тысячи фунтов и принесла скромную прибыль около четырехсот фунтов, не считая оборудования, которое можно было продать за девятьсот. Это было существенное достижение.
