Но предстояло еще застрелить самца. «Я чувствовал, что должен постараться избавиться от него, не убивая, — записал Джеральд в дневнике тем вечером, — так как и одного убитого гиппопотама мне было больше чем достаточно. Мы сели в каноэ и поплыли по направлению к нему. Я стал стрелять в воду, чтобы отпугнуть зверя. Так мы гнали его примерно две мили вниз по течению. Гиппопотам ревел, сопел. В один момент он выглядел так угрожающе, что мы подумали, что он вот-вот набросится на нас».
Итак, самка была убита, а самца удалось отогнать достаточно далеко. Казалось, поймать детеныша не составит труда. Но его нигде не было видно. Судя по всему, он тоже ушел на глубину. Поскольку детеныш исчез, было решено, что он стал жертвой крокодила, тем более что поблизости действительно всплыл крокодил — именно там, где в последний раз видели детеныша. «Удовлетворенное выражение крокодильей морды вывело меня из себя, — записал в дневнике Джеральд, — и я влепил ему пулю между глаз». Как он и опасался, в желудке крокодила они обнаружили останки детеныша гиппопотама — «черт бы побрал кровожадную тварь!».
Позже охотники вытащили тушу самки гиппопотама со дна и транспортировали ее в деревню, где ее обглодали до скелета голодные жители деревни. Африканцы набросились на огромного зверя, «как стая диких зверей, они дрались, толкались, кричали и рыдали». Одна старуха тащила ребро, которое было больше ее самой, а за ней неслись голодные старики и пытались отнять у нее ее добычу. «Она была очень старой, — вспоминал Джеральд. — Старуха была в двадцати футах от берега, когда ее догнали. Ребро и его владелица исчезли в толпе — повсюду виднелись ножи, раздавались отчаянные крики. Старухе наконец удалось выбраться, и она со слезами и причитаниями побрела по берегу, зажимая глубокий порез на лбу. Я отрезал большой кусок мяса и отдал его несчастной старухе, а затем проводил ее до дома, чтобы никто не отобрал у нее мой подарок. Там я промыл рану. Теперь, как только она меня видит, начинает пританцовывать и хлопает в ладоши».
Подавленный неудачей, Джеральд записал в дневнике: «Даже не думал, что все это меня так расстроит. Если бы мне удалось поймать детеныша, я бы не так переживал из-за того, что мне пришлось убить самку, но до чего же стыдно убить огромное, ленивое, забавное животное без всякой причины!»
Насколько известно, несчастная самка гиппопотама и крокодил были последними животными, погибшими от руки Джеральда Даррелла. Когда четыре года спустя он написал свою знаменитую книгу о путешествии в Камерун «Гончие Бафута», то не стал писать о своих охотничьих подвигах, поскольку ему явно хотелось об этом забыть. В последующие годы его выводили из себя даже отдаленные звуки охоты на фазанов. Он не мог смириться с тем, что эти прекрасные создания погибают от рук охотников. Браконьер в нем окончательно уступил место ревностному охранителю природы. «Для меня путь в Дамаск был очень длительной дорогой с односторонним движением», — признавался он много лет спустя. Именно охота на гиппопотама возле Ассагема открыла ему глаза.
Два гиппопотама были мертвы, и тем самым Джеральд исчерпал лимиты своего разрешения. В подавленном настроении он вернулся в Бакебе и остановился в огромном доме со стенами в три фута толщиной. «Укрывшись от мира, — записал он в своем дневнике 10 мая, — я послал за местными охотниками, чтобы поймать кое-каких зверей с французской стороны горы Нда-Али».
Этот амбициозный замысел так и не осуществился, все шло не по плану. Удача окончательно отвернулась от Джеральда. Сначала он свалился с песчаной лихорадкой. Хотя охотники установили множество ловушек, в том числе три на леопарда, толку от них не было. Особенно угнетало Джеральда то, что они не могут поймать леопардов, так как всю ночь он слышал их рычание, а днем их можно было увидеть невооруженным глазом. Ни один из этих зверей не соблазнился свежим мясом, разложенным в качестве приманки. Джеральд писал, что его охотники, многие из которых были поклонниками Великого Леопарда, верили, что в этих животных вселяются души их умерших предков, поэтому ловушки Джеральда совершенно бесполезны.
Неприятности следовали одна за другой. С 14 до 22 мая Джеральд вообще не прикасался к дневнику. 23 мая он записал: «Здесь все валится из рук. Нам не удалось поймать ни одного зверя, да еще и эта проклятая песчаная лихорадка. Я получил очень грубое письмо от Кена, в котором он обвиняет меня в бездействии. Я послал ему резкую отповедь и сегодня получил его извинения».
Несмотря на раздражение, Джеральд не мог оставаться равнодушным к очарованию Африки. В конце мая он записал в своем дневнике:
«Сегодня, к своему удивлению, я проснулся в половине шестого. Только что рассвело. Я поднялся с постели и увидел самую красивую и незабываемую картину, какую мне только доводилось видеть в своей жизни.
Белый как снег туман начинал рассеиваться и редеть. Он поднимался в небо, открывая взору лес и горы. Нефритово-зеленые лесистые склоны гор поднимались из белого тумана. Они напоминали темные острова посреди белоснежного моря. Небо отливало яблочной зеленью. Солнце только собиралось подниматься из-за леса, и на востоке туман слегка золотился. По мере того как солнце поднималось все выше и выше, небо из зеленого становилось золотым, а потом нежно-розовым. Внизу в деревнях закричали петухи, на фоне розового неба пролетели три птицы-носорога, издавая присущие этим птицам дикие, истерические крики».
Джеральд неподвижно стоял, смиренно впитывая эту красоту. Ноги его приросли к земле, он не мог оторвать глаз от открывающейся перед ним картины. Здесь он с особой силой ощутил зов природы. Эта картина оста? лась в его памяти навсегда, он вспоминал ее в разное время и в разные местах. Он видел потерянный рай.
Камерунский дневник заканчивается 23 мая. Две недели спустя Джеральд отправил письмо матери, и, кроме этого послания, иных письменных свидетельств африканского путешествия не осталось. В конце месяца Кен Смит написал Лесли, благодаря его за присланные деньги, которые помогли звероловам успешно завершить свое путешествие. Джерри все еще оставался в Бакебе, но вскоре вернулся в Мамфе. Джеральд и Кен стали сворачивать лагерь, собираясь перебраться на побережье и дожидаться корабля. К сожалению, в это время начались сильные затяжные дожди. «Большую часть дня и ночи идут проливные дожди, сопровождающиеся страшными грозами. К счастью, добрый старый тент с честью выдерживает это испытание, в противном случае, мы промокли бы насквозь. Даже странно подумать, что всего через восемь недель мы окажемся в Англии».
Затем случилось несчастье. Два англичанина прибыли в Камерун в надежде заполучить молодую гориллу, которую им пообещали. Они даже отказались от возможности отплыть из Тико 3 июня, считая, что высокая цена на горилл в Британии с лихвой покроет все расходы, связанные с дополнительным пребыванием в Африке. Но гориллу так и не привезли, а следующий корабль отплывал только через два месяца. Джеральд и Кен остались на побережье под проливными дождями. Ни гориллы, ни денег, ни корабля — обстоятельства складывались так кошмарно, что Джеральд был вынужден продать свое великолепное ружье и дробовик, а также все, без чего можно было обойтись. 8 июня он написал матери:
«Мы сможем отплыть только 6 августа, так что домой прибудем не раньше 20–го. Наше положение таково, что мы можем многое продать по чертовски низким ценам и расплатиться с долгами, но не думаю, что у нас останется достаточно денег, чтобы снова отправиться в экспедицию. Эта мысль нас страшно огорчает, и мы используем любую возможность, чтобы заполучить какое-нибудь крупное животное, пока мы еще в Африке. Наша коллекция в зоологическом плане великолепна, но нам нужны крупные животные, которых зоопарки с радостью бы приобрели для своей идиотской публики».
Запертый в Мамфе Джеральд все чаще обращается мыслями к родному дому и особенно к оставленным в Англии подружкам: «Попроси Марго, если ты, конечно, ее увидишь, передать приветы Розмари и Конни из Бари Клуба. Что случилось с Дианой (Урсулой)? Она написала мне весьма холодное письмо…»
