В мае 1960 года Джеральд написал своему брату Лоуренсу о том, что вместе с Джеки и мамой он собирается полтора месяца провести на Корфу. Он впервые после расставания длиной в двадцать один год решил отправиться в волшебную страну своего детства. «Я полагаю, Корфу сильно изменился, но цвет и прозрачность моря изменить невозможно, а мне нужно именно это», — писал он. Упоминая о сожительстве Ларри с Клод, Джеральд добавлял: «Как отвратительно, что мой собственный брат живет в грехе».

Джеральд восторженно ожидал возвращения на сказочную землю греческого острова, где прошло его детство. Но в глубине души у него жила тревога. «Возвращение в места, где ты был счастлив когда-то, — писал он, — всегда связано с риском. И риск этот многократно возрастает, если речь идет о месте, где ты провел часть своего детства». Двадцать один год — большой срок, за эти годы могло случиться все, что угодно. Джеральд замучил Джеки своими бесконечными рассказами о красотах острова — огромная луна, миллионы светлячков, бирюзовые небеса, сверкающее в лучах солнца море. 26 мая 1960 года на небольшом самолете Дарреллы вылетели из Италии и очутились на сказочном острове Корфу.

Погода была более прохладной и пасмурной, чем он ожидал, шел крупный град. Греческие друзья говорили ему, что лето выдалось самым плохим за последние годы. Но Джеральд не испугался. Плохая погода исправится — а все остальное совершенно не изменилось. Омары были такими же вкусными, луна — такой же огромной и сверкающей, вид с Перамы на Мышиный остров завораживал так же, как и прежде. Изменилось только знание греческого языка, скрытое где-то в глубинах мозга. Джеральду понадобился лишь первый толчок, и чувство языка вернулось к нему.

Дарреллы сняли маленький, уединенный коттедж на берегу неподалеку от прибрежных скал Перамы. По другую сторону холма стояли дома, где он провел свое детство, — землянично-розовый и белоснежный. Вечерами они отправлялись в маленькое придорожное кафе. «Столики стояли прямо под мимозами, — вспоминал Джеральд. — Мы наблюдали за тем, как солнце садится прямо в море, как море из голубого становится серебристым, а потом расцвечивается всеми цветами радуги. Это было невероятно. Сгущались сумерки. К нам приезжали друзья. Мы пили вино в полном молчании, пока не гасли последние искры. Тогда начинались песни…» Нет, Джеральд не был разочарован, магия Корфу не исчезла. Одно время он даже подумывал над тем, чтобы купить здесь дом и провести остаток жизни. А может быть, он надеялся, что на Корфу ему удастся воплотить свою мечту.

В конце года Лоуренс с Клод и маленькой Сафо, а также Маргарет с двумя сыновьями приехали на Джерси, чтобы отпраздновать Рождество в поместье. Джеральд нетерпеливо ждал воссоединения семьи. Журнал «Лайф» прислал своего фотографа, Лумиса Дина, специально прилетевшего из Америки, чтобы снять знаменитого автора «Александрийского квартета» в кругу семьи, рядом с не менее знаменитым братом, владельцем зоопарка.

Рождество было не просто семейным праздником. Отмечали его и в зоопарке. Так как большинству сотрудников на следующий день предстояло работать, Джеральд приготовил им огромную индейку для рождественского обеда на собственной кухне и обеспечил спиртным. Затем он вернулся домой, чтобы встретить Рождество в кругу семьи. К празднику приложили руку все. Когда Клод увидела, как мама на кухне что-то помешивает одной рукой, а другой придерживает запеленутого ребенка, она предложила помочь. «Что ж, дорогая, — отозвалась мама, — полагаю, вы можете его подержать». Клод приняла небольшой сверток. Через несколько минут ребенок начал ворочаться, из пеленок протянулась длинная волосатая рука и обхватила ее за шею. Ребенок оказался детенышем шимпанзе, которого взяли в дом, чтобы присмотреть за ним. Рождество прошло, как в добрые старые времена. Хотя спокойным его назвать было нельзя. Время от времени в обезьяннике или у лемуров возникали какие-то проблемы. «Вот увидите, — кричал Лоуренс, никогда не чувствовавший себя в обществе Диких зверей в безопасности, — они вырвутся на волю и нас всех сожрут!»

Для многих животных, особенно для приматов, Рождество было самым скучным днем в году. В зоопарке не было посетителей, на которых можно было бы посмотреть, которые могли бы их развлечь, которых можно было щипать из-за проволочной сетки. Но Рождество имело и свои хорошие стороны. Для зверей было приготовлено праздничное угощение — кусочки индюшачьей шкурки для тапира Клавдия, шоколадные конфеты с ликером для очкового медведя Педро, засахаренные фрукты для мармозеток, пирожки для мелких обезьянок, кости от индейки для мелких кошек, виноград для птиц. Гориллам и шимпанзе устроили настоящее рождественское чаепитие — с покрытыми сахарной глазурью бисквитами, шоколадками, виноградом, яблоками и грушами, мороженым и разведенным водой красным вином. Угощение выложили на огромный стол во дворе главного дома, рядом поставили большую елку, на которую повесили чулки с засахаренным миндалем и пастилой. Н'Понго, Чамли и Лулу повеселились на славу. Чамли попытался залезть на елку и повалил ее, шимпанзе подрались из-за вина, а Н'Понго хватала все, что оказывалось в пределах досягаемости. «Мы вернули обезьян в их клетки, — писал Даррелл, — где они, как следует набравшиеся и насытившиеся, без сил рухнули в свои постели и заснули крепким сном. Обезьяны устали, мы же устали вдвойне и разошлись по своим квартирам, чтобы хоть немного прийти в себя».

Следующей весной Джеральд и Джеки взяли маму с собой в Испанию. По пути они заехали к Лоуренсу и Клод. Так Джеральд впервые увидел ту ферму в Лангедоке, которой предстояло сыграть столь важную роль в его будущей жизни. Простота и красота заросших травами холмов очарована его. Вскоре Дарреллы отправились в Испанию, но Джеральд был бы не прочь остаться во Франции. Из Кадакеса, Коста-Брава, Джеки писала Алану Томасу и его жене Элле: «Дом Ларри очарователен, а местность вокруг напоминает Грецию. Мы возвращаемся на следующей неделе. Джерри не ездит на экскурсии, а пытается изучить фауну Камарга».

Хотя Джеральд был очень близок с младшими членами собственной семьи, он не спешил заводить собственных чад, по крайней мере, в настоящее время. Причины этого остались неизвестными. Возможно, таким образом он пытался бороться с демографическим взрывом, ставящим под угрозу существование животного мира на планете. «Джерри не хотел иметь детей, — вспоминала Джеки. — Мы оба чувствовали, что состояние мира таково, что нам не хотелось приводить в него еще кого-нибудь». Джеки была беременна дважды, но оба раза у нее случился выкидыш. Джеральд был очень расстроен. «В первый раз, — вспоминала Джеки, — он даже не разговаривал со мной целых три недели, при необходимости обращаясь ко мне через третьих лиц». Осенью 1961 года Джеки, которой в то время был тридцать один год, сделали частичную гистерэктомию. Джеральд с ума сходил от тревоги, пока Джеки была в больнице. Через десять дней она вернулась домой, и он стал для нее сиделкой. «Это было чудесное время, — вспоминала она. — Я могла ничего не делать, просто лежала, читала, слушала любимую музыку, а мой любящий муж взял на себя все заботы».

В зоопарке все было совсем не так. Джеральд замечал, что за первый год существования Джерсийского зоопарка им удалось получить потомство от одиннадцати видов животных. Восторг был всеобщим. Хуан и Хуанита, пара воротничковых свиней-пекари, стали одними из первых счастливых родителей. Хуана Джеральд купил в северной Аргентине у индеанки, откармливавшей его на Рождество. Хуанита попала к Дарреллу еще детенышем. Несмотря на разницу в возрасте и слабое здоровье Хуаниты, пекари скоро принесли первого детеныша, к великой радости Джеральда. «Вид резвящейся на газоне Хуаниты, ее мужа и их детеныша, игравшего в только что изобретенную им игру, — писал Джеральд, — преисполнял меня чувством гордости».

Но приобрести пару животных тех видов, которым угрожала действительная опасность, было слишком дорого. Джеральд устроил коробку для сбора пожертвований возле клетки Н'Понго, чтобы посетители зоопарка могли внести свой вклад в дело приобретения для гориллы друга. Нужно было собрать полторы тысячи фунтов. Вскоре в зоопарке появилась новая горилла, но, к сожалению, она тоже оказалась самкой. Ее назвали Ненди. Следом за ней зоопарк приобрел самку тапира, Клодетту (подружку для Клавдия), а в 1962 году самку гепарда, Паулу, — будущую партнершу Питера.