«Я совершил огромную ошибку, впустив на первые страницы своих родственников», — писал Джеральд в предисловии к своим воспоминаниям. Стоило им появиться, жаловался он, «как они тут же заполонили всю книгу, как это всегда делают герои книг, и зажили собственной жизнью». Единственная трудность заключалась в том, чтобы втиснуть между ними своих животных.
Нет сомнений в том, что Джеральд очень тщательно продумал план будущей книги. «Я очень внимательно отнесся к плану книги, — писал он позже, — и к той очередности, в которой я писал главу за главой. Моя книга — это слоеный торт». Даррелл добавляет немного описаний там, чуть-чуть юмора сям, а за этим следуют сведения из естественной истории — словом, повествование никогда не становится однообразным и скучным для читателя.
Сначала нужно было выбрать название. Если название выбрано неправильно, то книга становится похожа на сражение без цели. Хорошее название не только вдохновляет, но и определяет концепцию книги. Джеральд записывал все варианты, когда они приходили ему на ум. Он думал назвать книгу «Детство со скорпионами», «Мир в Наутилусе». Потом, когда основная тема книги стала яснее, появилось название «Карта рая», «Карта детства». Б конце концов он решил остановиться на названии «Человек с золотыми бронзовками». В отличие от других, это название сразу же вызывало в воображении четкий визуальный образ и к тому же могло служить метафорой по отношению ко всей книге в целом.
Затем возникла структура книги. В ней должно было быть три части» по одной для каждого дома, где жила семья Дарреллов — землянично-розового дома в Пераме, нарциссово-желтого дома в Кондокали и белоснежно-белого дома в Кризеде. Каждая часть состояла из четырех глав (впоследствии это количество было увеличено до шести) и была объемом примерно в двадцать тысяч слов. Неразборчивые цифры, нацарапанные на страничке оглавления, дают нам удивительно точное количество — 105 076 слов — таков объем книги. Дополнения, в том числе предисловие, добавили к объему еще 45 076 слов.
После этого был составлен список персонажей книги. Многих из них Джеральд нарисовал на полях и дал им краткие характеристики. Вот примеры таких описаний: «Ларри — елейный, позер, комичный», «Мама — задумчивая и затравленная», «Спиро — типичный грек, неуловимый, взрывной, грубый, добрый».
Затем Джеральд стал работать над передачей речи и манер каждого из персонажей. Помимо людей в книгу проникли и животные — Роджер, Вьюн, Пачкун, Алеко, Улисс, Додо и масса безымянных, но не менее интересных — гекконы, морские уточки, муравьиные львы, крабы-пауки, осы, гигантские жабы и многие, многие другие.
Потом следовало продумать порядок появления в книге каждого персонажа, будь он человеком или животным, обосновать их отношение друг к другу. Внезапно осознав, что те, о ком он пишет, могут оказаться живы и недовольны своим описанием, Джеральд решил переименовать некоторых из них. Так его учитель-поляк Краевски прошел длинный путь, на котором его именовали и Кваренским, и Петрогубским, и Ведзардопским, и Мулумнивицким. Но в конце концов Джеральд остановился на английском произношении его фамилии — Кралевски.
И наконец, Джеральд написал коротенькое вступление к своей книге, озаглавив его «Слово в свое оправдание», которое решил поместить в качестве предисловия к новой книге (которая теперь уже называлась «Только звери»). В нем он писал: «Эта книга — история довольно любопытного ученичества», рассказ о том, как шестилетний мальчик стал «убежденным зоофилом», живя на старинной вилле на уединенном греческом острове в Эгейском море, где ему удается увидеть огромное множество всяческих животных.
Писать книгу в Вудсайде не удалось. Домовладелец постоянно скандалил из-за того, что Джеральд держал в квартире двух обезьянок. Когда болезнь немного отпустила и лицо Джеральда приобрело относительно нормальный цвет, в Лондон приехала Маргарет, чтобы перевезти брата в семейное гнездо в Борнмут. Здесь он и начал писать свою книгу. «Эта книга была написана в постели в доме моей сестры, когда в мою комнату тянулась бесконечная череда родственников и друзей, которые хотели посплетничать, выпить чаю или вина или просто посоветовать мне, как писать эту книгу Тогда я стал записывать все, что вызывало во мне искреннее удивление».
Почти все свои книги Джеральд написал случайно. Эта же отличалась ото всех остальных. Он писал ее с радостью, со страстью, в его памяти снова оживали счастливые годы райской жизни. Оглядываясь назад, он приводил к выводу, что до этого вообще не писал. «Иногда мне кажется, что все это создал за меня гремлин». Джеки вспоминает: «Я никогда не видела, чтобы Джерри так работал прежде. Текст буквально изливался на бумагу, и бедная Софи должна была перепечатывать страницу за страницей. Через шесть недель было написано 120 тысяч слов. Даррелл окончательно изнемог. Книга была закончена — и автор тоже чуть не кончился вместе с ней».
Дарреллу удалось написать чудесную утопию об идиллии на острове, классическое воспоминание о детстве, увиденном глазами взрослого, которому удалось в сердце своем остаться тем же мальчишкой, что и прежде.
В ходе работы Джеральд не переставал думать о названии для книги. На этот раз он решил назвать ее «Как счастливо мы жили».
Но очень скоро после того, как книга была закончена, в приливе вдохновения Джеральд зачеркнул последнее название и написал новое, предложенное зятем его литературного агента: «МОЯ СЕМЬЯ И ДРУГИЕ ЗВЕРИ».
Сначала Джеральд отправил экземпляр рукописи своему наставнику Тео Стефанидесу. Тео просмотрел ее через микроскоп, поправил греческие названия и имена и уточнил детали корфиотской истории и местной биологии. «Апельсины не краснеют раньше ноября, — писал он Джеральду, — это зимний фрукт… Ты уверен, что наземные черепахи едят слизняков, — считается, что они вегетарианцы… Я никогда не видел на Корфу светлячков после мая. Лишь на горе Олимп мне доводилось видеть их в июле… Слово «турецкий» лучше было бы заменить на «персидский» — исправь эту ошибку, пока тебя не обвинили в том, что в битве при Фермопилах сражались турки!».[3]
Когда рукопись благополучно прошла первичное испытание, экземпляры были отосланы Кертису Брауну и Руперту Харт-Дэвису. Они отреагировали мгновенно. Оба с восторгом заявили, что это лучшая книга, когда-либо написанная Джеральдом. Несомненно, она станет бестселлером. Харт-Дэвис собирался напечатать книгу немедленно, но, поскольку она должна была стать рождественской книгой, публикацию отложили до осени 1956 года, хотя пришлось ждать почти год. Агент и издатель с сожалением узнали, что книга чуть не прикончила автора, но зато она вышла отлично и практически не требовала редакторской правки.
Джеральд почти полностью лишился сил. Алан Огден рекомендовал ему длительный отдых — и физический, и психологический. Доктор предложил отправиться на острова Силли. Джеральд и Джеки провели там два месяца. Они гуляли, наблюдали за птицами, пили домашнее вино из пастернака и старались ни о чем не думать. Джеральд попытался позабыть о Корфу.
А тем временем книгу прочли члены семьи. Они не просто удивились, они были ошеломлены. Кроме Ларри, никто из них не был объектом пристального публичного внимания. Они с трудом узнавали себя такими, какими видел их маленький Джерри. Мама, которой была посвящена книга, заявила: «Самое ужасное в Джеральдовой книге то, что я начинаю верить, что все было именно так, хотя и знаю, что это неправда».
Ларри же пришел к совершенно обратному заключению: «Джерри обратил свой внимательный взгляд любителя животных на собственную семью и описал ее с ужасающей биологической достоверностью. Он прекрасно воссоздал свою семью, какой она представала перед глазами тринадцатилетнего мальчика. Это плутовская, очень веселая и, боюсь, правдивая книга — лучший аргумент в пользу того, чтобы держать тринадцатилетних мальчишек в закрытых школах и не позволять им вертеться в доме и подслушивать разговоры тех, кто лучше и старше их». В книге младшего брата Ларри выделил два великолепных портрета. С любовью и глубоким чувством Джеральд описал маму и сам остров, красота и покой которого описаны очень поэтично и нежно. А портрет самого Ларри, «брюзги с золотым сердцем», по словам одного из критиков, был, по его собственному признанию в письме к Ричарду Олдингтоиу, «чудовищным портретом гения в возрасте двадцати одного года».
