Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

7 декабря 1944 года

Прошло уже много времени, когда последний раз я оторвала карандаш от этой страницы!

Много воды утекло с тех пор, и из веселой, резвой хохотушки стала скучная, даже угрюмая Софка, уж не срывается с ее уст тот беззаботный задорный смех, а проскальзывает лишь утомленная улыбка. Что такое случилось, что перевернуло в ней душу?

Первое октября — первая утрата в жизни!

30 сентября мы возвращались в Бродово. Это день моих именин. Мы, конечно, справили их, хоть и в дороге. Наутро мы были в лагере. Все ждали возвращения Проселкова, который должен вернуться ночью. Шел страшный дождь. Все промокли до нитки. Я с адъютантами и двумя больными сушилась.

Зашли два поручника от Павла, сообщили: наша группа была в Радзеховицах, была стычка с жандармами и есть раненый. Я не спрашивала о Володе, но по описанию Эдика поняла, что не он. Всю ночь не сомкнула глаз.

Утром еще затемно пришел Рудченко с раненым Кобцом. Доложил подробно о стычке с жандармами. Была рукопашная между Кобцом и жандармами. Тима уложил двух из автомата, потом оторвались от погони и ждали Колю с Володей и Николаем Ивановым. Те не вернулись…

…У меня перехватило дыхание, эта фраза сверлила мне мозг, я больше ничего не слышала, я повторяла ее, но казалось не понимаю, что это значит, и продолжала твердить: «Не вернулись…» Я шла в лагерь, надеясь, что еще протяну навстречу Володе руки. Что, как раньше он поцелует мои пальцы, ладошки, хотела прикоснуться губами к его мягким, белокурым волосам.

…Подаю руку Анатольке, Тиме, пацанам, ищу глазами Володю… а его нет. Один Ванюшка понял меня. Он знал, как крепко любила я того гордого политрука.

Было много, много работы, я весь день не вставала с места, дождь все не переставал.

Я верила в то, что вернутся не сегодня, то завтра.

…Но нет, они уже не вернутся. Их окружили двести жандармов в семь часов вечера в доме. Коля был ранен в живот еще в комнате, двоих наших положили во дворе. Погибнув сами, они убили семь врагов и двоих ранили.

Два дня лежали у дороги два белокурых и один черноволосый красавец — цвет нашего отряда. За них жандармы расстреляли 13 поляков в Патшикуве и Патшекуве Пасеки.

Их зарыли в лесу. На могиле мне не удалось побывать.

12 декабря 1944 года

Начались морозы, нужно переходить на зимние квартиры. В лесу уже не усидеть. Самолета все не давали, был же обещан в первой половине октября, а шла вторая. Пишут оправдательные радиограммы о постоянном тумане и т. д.

Обстановка все усложнялась. Из-за границы возвращались разбитые группы, поговаривали о движении «народцев» в наш район, о крупной облаве.

25 декабря 1944 года

…Мы шли, как всегда, по одному, гуськом. Впереди пара проводников, группа Панова, наша штабная, саратовская, хозяйственники и поляки — около ста человек. Мы проходили по этой дороге два часа назад и вернулись. Нам сообщили о предстоящей облаве, о том, что назначенное для дневки место окружено и мы в мешке. Я шла, дремала, как никогда хотелось спать. Вдруг отчетливо из темноты слышим крик: «Стой, кто идет?» Залегли по обе стороны дороги, и мгновенно по нам открыли пулеметный огонь. Мы беспорядочно отвечали. Шепотом передаем команду отходить. Быстро ползем и перебегаем по дороге, по нам беспрерывно бьют из пулеметов и карабинов и, кажется, из автоматов.

Отошли метров двести от леса, но огонь не прекращается. Никто ничего не знает. Впереди меня шел Павел — капитан, слышу его приказ — через дорогу направо. Передаю команду. Все, кто слышал, собрались направо в лесу. Зовут Сергея, зовут Павла, ждем команды. Сзади огонь сплошной линией, бьют разрывными. Кто-то сказал: «Сзади преследуют» и… все понеслись по лесу, по кочкам, по колено в воде. Не было слышно никакой команды. Впереди широкий ручей и за ним поле. Ждут, что скажут командиры. Павла не оказалось, один Сергей. Кроме наших, несколько поляков и Ванда. Она нас ведет в хороший лес. Тихо продвигаемся, нас около сорока человек.

Дошли до густого кустарника, здесь решили переждать день. До рассвета часа два с половиной. Мокрые по колено, морозит. Легли немного отдохнуть. Утром распределились по группам и решили: каратели не зайдут в этот кустарник, такой он был густой. Тихо лежали, не шевелясь. Вокруг во всех направлениях были слышны выстрелы, гул машин. Невдалеке слышны крики. Скоро должно стемнеть, был третий час по-польски.

Крик, говор все приближались, был уже слышен топот ног, шорох по кустам и разговор по-русски: «Здесь, должно быть, есть». В эту минуту сзади дали огонь из автоматов, немцы шарахнулись от кустов, и на пару минут все затихло.

Потом заговорили пулеметы, карабины и автоматы. Били с трех сторон по нашему кустарнику. Столпились несколько человек и все спрашивали: «Где Сергей? Где командир?» Снова стрельба, и снова шарахаемся в разные стороны. На нашем конце кустарника, откуда шли немцы и украинцы, скопилось около двадцать пяти человек. Свист пуль заставил нас лечь в канаву, послышался стон и голос Саши: «Пристрелите меня, братцы». Я поняла, что Саша ранен. Гриша не вернулся, он прямо бежал между двух огней. Ураганный огонь был направлен и сосредоточен на нем. По нашему краю бил только одни пулемет. Рядом хрипел Саша, он остался лежать в канаве перед кустарником. Возле него на корточках прощался Михаил. Саша, бледный, увидел меня, слабо кивнул головой и улыбнулся. «Ноги, кажется», — прошептал он и снова захрипел.

Минут через десять мы с Вандой выбежали первыми. По нам вели ураганный огонь. Мы то и дело падали и вновь бежали. Слева метра на три впереди бежала Ванда. Вдруг она как сноп ничком упала и не поднимала головы, я пробежала вперед, оглянулась — она недвижимо лежала в том же положении.

Через минуту мы перебежали дорогу, еще кусты, еще дорогу. Прислушались. В направлении оставшихся ребят били все так же. Прибавился рев танкового мотора. Решили ждать темноты, которая наступила через полтора часа.

Нас оказалось восемь, но Ванды среди нас не было.

Мы дошли до деревни Котфин. Ночь переспали в деревне, на день ушли в лес. Под вечер ходили на место боя, где увидели все своими глазами. Стоит ли говорить, насколько тяжело было смотреть на своих товарищей, Сашу и Тиму пристрелили. Видимо, они еще были живы. Анатолька был убит одной пулей под лопатку, которая осталась в сердце. Ивану разрывной вырвало грудь. Мы смотрели на это с поникшими головами…

30 декабря 1944 года

Вечером к нам приходит… Кого я не ожидала видеть… — Володя Фетисов! С ним около трех месяцев я жила на Соколе в Москве, на одной служебной квартире. Коллега по работе.

Оказывается, он был вместе с Костей за границей Польши. Рассказал подробности о том, как их атаковали жандармы в селе, как ранили Костю в ноги автоматной очередью, как потом гнались за ними по пятам два километра. Командир был ранен в живот, его несли, но вынуждены были оставить одного умирать. Костя, видимо, застрелился или попал живым в руки немцев. О судьбе оставшихся раненых никто не знает и никто, вероятно, не будет знать. Ведь никто так далеко из наших групп не ходил и уже не пойдет, так как наступила зима. В этом бою из нашей группы в 21 человек вернулись только девять. Мы знаем о восьми разбитых русских группах, а скольких не знаем.

1 января 1945 года

Пришел долгожданный Новый год!

Никаких изменений. Наступления нет, выпал снег — партизанам скоро придет конец! Настоящая зима берет свои права! Даже в Мадриде, где не было снега около ста лет, сегодня лежит снег. В Риме также.

Когда? Когда придет сюда наша освободительница?! Мы все тут накроемся, если не освободит нас Красная Армия!!! Может быть, некоторых уже постигла эта судьба здесь, никто не знает о судьбе сорока шести, лучших ребят».

Софья Родина осталась жива. Вышла из польских лесов и вынесла записи, которым ныне нет цены. Я много раз перечитывал их. Перечитывал и думал: возможно ли сегодня такое самопожертвование? А если нет, то как нам жить дальше?

35
{"b":"129202","o":1}