О подобном «образе жизни» своего нелегала знали и в Москве. Еще летом 1940 года представитель Разведуправления М. Большаков («Баланда») докладывал, вернувшись из поездки по Европе, где он проверял состояние агентурной сети: ««Хемниц» бездельничает, несерьезно относится к оперативной работе. На встречи опаздывает. Иногда приезжает на встречи с любовницами… Безделье его заедает, превращает в лежебоку, разлагает как трудового человека».

И тем не менее, несмотря на такой доклад проверяющего, «Хемница» не отозвали, он остался в Бельгии. Почему? Скорее всего, ответ на этот вопрос навсегда останется тайной. Документальных свидетельств нет, а люди, которые принимали это поистине роковое решение, ушли из жизни.

Но случилось то, что случилось. Арест «Хемница» имел самые серьезные последствия как для резидентуры «Отто», так и для всех советских разведывательных организаций в Европе. Именно с ареста «Хемница» начался провал легендарной «Красной капеллы». Причина тому скорее всего не одна, а сразу несколько: тут и нарушение конспирации, и неверное поведение агентов, и плохая радиомаскировка, низкая квалификация радистов, несовершенство радиоаппаратуры.

«Хемниц» знал многое. Даже то, что никогда не должен был знать, — шифр «Кента», радиоданные программ связи «Германа», корреспондентов «Сызрань» и «Оскол», состав и легализационное прикрытие работников резидентуры «Отто». Программу радиосвязи «Оскол» знал также арестованный радист «Камо».

Достаточно сказать, что попавший в руки немцев шифр «Кента» помог им раскрыть содержание всех ранее перехваченных радиограмм корреспондента «Днепропетровск».

Во время допросов «Хемница» и «Камо» были получены данные на радиостанцию «Оскол». Это дало возможность немецкой контрразведке 9 июня 1942 года во время сеанса связи с Центром арестовать радистов парижской резидентуры.

Но использовать эту станцию для радиоигры с Москвой гестапо не удалось. Их планы сорвали наши радисты, они не выдали боевых товарищей.

По поводу захвата парижской группы Треппер докладывал в Центр: «…Квартал, где находился дом с рацией, был окружен гестаповцами и мобильными пеленгаторами. Гестаповцы вторглись одновременно во все дома квартала. Радист и его жена были захвачены во время работы».

Тяжелым ударом для советской военной разведки стал разгром резидентуры «Альта». Эта разведывательная организация в Берлине, руководимая Ильзой Штёбе, располагала большими информационными возможностями. Но с началом войны связь с ней была прервана. Восстановить ее поручили групповоду резидентуры «Отто» разведчику-нелегалу «Кенту».

В радиограммах 24–25 августа 1941 года «Кенту» через радиостанцию «Днепропетровск» поручалось встретиться с «Альтой» и «Адамом». Здесь же сообщались их настоящие фамилии и адреса.

«Кент» должен был обучить «Альту» шифру и организовать ей радиосвязь с Центром.

В октябре — ноябре 1941 года «Кент» провел несколько встреч с агентурными работниками берлинских резидентур. Однако восстановить связь так и не удалось.

После провала «Хемница», ареста «Кента» гестапо удалось с помощью шифра «Кента» расшифровать ранее переданные радиограммы Центра и приступить к ликвидации оставшейся советской агентуры в Берлине.

Так проведенная «Кентом» сложная агентурная операция по установлению личного контакта с сотрудниками берлинских резидентур не только не принесла пользы, а, наоборот, привела к провалу этих организаций.

К концу 1942 года под контролем немецкой разведки работали наши радиостанции «Сызрань», «Сахалин», «Остров», «Зима», «Орск». Практически на всех станциях были немецкие радисты. Радиоаппаратура находилась в тех же местах, где и была захвачена.

Радиоигру немецкой контрразведки с Москвой вела группа особого назначения. Ее курировал лично Геринг. Игра продолжалась около восьми месяцев, с декабря 1942 по июль 1943 года, до тех пор, когда Леопольду Трепперу по рации французских коммунистов удалось сообщить о полном провале резидентуры.

За это время произошел разгром резидентуры «Золя». У Озола Вальдемарса тоже не было прямой связи с Центром, и 11 марта 1943 года Разведуправление передало тому же «Кенту» приказ установить контакт с «Золя». А «Кент», к тому времени арестованный в Марселе, уже пять месяцев находился в руках гестапо. Немцы расшифровали радиограмму, где были основные данные на «Золя» и его супругу, и без особого труда расправились с разведчиками.

Такая же участь ожидала и резидентуру «Гари». После оккупации Франции Генри Робинсон остался без связи. Центр через «Отто» по радиостанции «Хемница» отдал указание об установлении с ним контакта. Гестапо вступило в игру. Она наблюдала, как вербовался и готовился радист «Жак», как для радистки «Евы» прибыл из Центра передатчик. Были проведены даже пробные радиосеансы по программе «Амур». Однако все эти мероприятия уже шли под контролем гестапо. Вскоре после этого резидентура «Гари» перестала существовать.

Одна из немногих, кому удалось выжить, — резидент-радистка «Соня», она же Урсула Кучинская, она же Гамбургер, она же Бартон. Сегодня в Германии «Соня» пишет книги и больше известна под своим литературным псевдонимом Рут Вернер.

«Соня» была завербована в Китае в 1930 году самим Рихардом Зорге. О ней рассказ в следующей главе.

— У нас есть точные сведения, — глядя в упор, сказал офицер швейцарской службы безопасности, — вы прячете радиопередатчик. Стук ключа Морзе слышала разносчица бакалейных товаров…

Представьте себе состояние человека, у которого действительно дома в тайнике хранится радиопередатчик. Мысль одна: это полный провал. Но как стало известно? Откуда? В какое время были последние сеансы связи с Центром? Когда у дома появляется бакалейщица? Госпожа Гамбургер старалась быть спокойной. Лишь беспечно отмахнулась:

— Что вы, господин офицер, это детская игрушка. Его можно купить в ближайшем детском магазине. — Она попыталась улыбнуться. — Приглашаю вас к себе в дом. Вы увидите этот телеграфный аппарат и телеграфиста — моего маленького сына.

В доме была такая игрушка, и сын до ухода в школу активно ее эксплуатировал.

Искренность госпожи убедила офицера, он отпустил посетительницу, и та на ватных ногах покинула полицейское управление.

Она вспомнила русскую пословицу. Кто-то из ее друзей в Москве, то ли Николай Шичков, который обучал ее азам радиодела, то ли Наташа Звонарева, сказал однажды: знать бы, где упасть, соломки бы подстелить. Выходит, в этот раз она успела подстелить соломку.

Но, как говорят, береженого Бог бережет. Уже на следующий день она увезла передатчик в другое место, в горы, к знакомому крестьянину.

Швейцария была третьей командировкой советской разведчицы Гамбургер, или «Сони», как ее звали в Центре.

Этот псевдоним ей придумал Рихард Зорге. Впервые они встретились в Китае, куда «Соня» вместе с мужем, архитектором Ральфом, приехала из Германии. Уезжая из Берлина, она в кругу друзей сказала, что не хотела бы сидеть без дела в доме. Откровенно говоря, сказала и забыла. Но однажды вечером в их квартире в Шанхае появится гость: высокий человек с густыми вьющимися волосами. Он умел к себе расположить. Это был Зорге. Тогда он и напомнил «Соне» ее берлинский разговор.

Многого она тогда не знала да и не могла знать. Но кое-что Рихард объяснил, в том числе и об опасности, которая подстерегала ее, если согласится на сотрудничество. Она согласилась.

Гостеприимный дом «Сони» должен был стать домом встреч нужных людей. Сложность состояла в том, что она еще не обзавелась собственной квартирой и жила с мужем у земляка-немца, представителя одного из германских концернов в Шанхае. Но «Соню» это не смущало. И хозяин, и муж были рады новым друзьям, хотя никто из них и не подозревал, что это за связи и куда они ведут.

Нередко случалось так: внизу устраиваются гости, звучит музыка, хозяйка старается никого не обойти вниманием, а в комнате наверху Зорге встречается со своими помощниками. Вскоре «Соня» начинает понимать: приемы гостей не спасут положение. Надо разнообразить легализацию тайных свиданий. Но как? Она ищет выход, однако выбор не так широк. И надо быть предельно осторожной. Шанхайская охранка жестока до изуверства. Головы шпионов для устрашения на кольях выставляют у городской стены.