Оказалось, что «человеческое воспоминание в норме исключительно подвержено ошибке». Несмотря на то что все испытуемые старались репродуцировать как можно лучше, от оригинала даже всего лишь через несколько звеньев мало что оставалось: «эпитеты изменялись в их противоположности, инциденты и события переставлялись, имена и числа редко оставались в целости больше чем на небольшое количество репродукций, мнения и заключения извращались» — словом, текст радикально изменялся. При этом он терял свои индивидуальные особенности, а оригинальное в нем заменялось так называемыми «общими местами». В то же время текст очень сильно сокращался. Но вместе с тем явно обнаружилась тенденция к большей конкретизации[ 126 ].
Опыты Бартлетта интересны тем, что они очень ярко показывают полную ненадежность устной передачи по памяти вербального материала через ряд передатчиков, даже когда число передатчиков небольшое (меньше десяти, а во многих случаях и пяти лиц). Не надо забывать, что испытуемые Бартлетта были очень квалифицированные по подготовке и установке передатчики и что передавали они «на свежую память». Таким образом, здесь были налицо такие благоприятные условия, какие в повседневной жизни обычно отсутствуют, и, следовательно, несовершенство вербальной передачи по памяти в социальной группе через ряд лиц обычно еще большее, наступает раньше и проявляется резче.
Конечно, в общественной жизни такое несовершенство передачи представляет большие неудобства. Оно очень ограничивает возможность правильной связи между людьми в пространстве и времени. Всякая передача через третье, а тем более через четвертое, пятое и т. д. лицо уже недостоверна. Достоверна только непосредственная передача и, следовательно, только своего личного опыта, а не узнанного от других. При таких условиях наука не очень может развиваться.
Но несовершенство связи, передачи не неизбежно. В цивилизованном обществе письменная связь парализует в сильнейшей степени это несовершенство. Но даже и в этом обществе не всегда удобно и даже не всегда возможно прибегать к письму, когда приходится передавать не непосредственно. Кроме того, человеку свойственно делиться с другими не только тем, что он сам видел или делал, но и что он слышал, и запрещение передавать или слушать слухи было бы нереальным. Тем более в нецивилизованном обществе, не знающем письменности, выступает несовершенство вербальной репродукции слышанного.
Два средства имеет такое общество против подобного несовершенства. Первое — твердое усвоение, выучка. Второе — краткость того, что подлежит передаче. Остановимся на каждом из них.
Очень часто смешивают проблему усвоения с проблемой памяти, но на самом деле это разные проблемы: можно иметь хорошую память и все-таки плохо усваивать уроки, можно иметь посредственную память и прекрасно знать уроки. Критикуя в одном из предыдущих параграфов Торндайка, мы выяснили огромное значение повторения: вербальное запоминание состоит в запечатлении соответствующих вербальных навыков, а повторение есть еще и еще раз запечатление этих навыков. Вот почему, если люди хотят что-либо лучше запомнить, то они повторяют его нужное число раз. Какое же число повторений нужно, это решает контроль.
Я производил опыты над тем, как усваивают учащиеся заданный для выучки урок. С этой целью я задавал им выучить на моих глазах статью из учебника и ответить мне ее только тогда, когда они будут хорошо ее знать. В основном удалось установить четыре стадии, которые проходит усвоение. Первая стадия — отсутствие всякого самоконтроля: малыш-ученик заявляет о своей готовности отвечать, на самом деле еще не усвоив урока и никак не проверив себя. Вторую стадию я назвал бы стадией полного самоконтроля: испытуемый проверяет себя посредством сплошного повторения, он предварительно рассказывает себе, а потом уже, если это удается ему, рассказывает мне. В этой стадии можно различать две подстадии: на первой из них испытуемый контролирует, все ли он рассказал, не пропустил ли чего, т. е. контролирует полноту репродукции; на второй — он контролирует также и правильность ее, не перепутал ли чего-либо. Следующая стадия — стадия выборочного самоконтроля: испытуемый проверяет себя «по вопросам», только «главное» и т. п. Наконец, на последней — четвертой — стадии самоконтроль, с первого взгляда, как бы снова отсутствует. Испытуемый после повторений никак не проверяет себя: он решает вопрос, что он знает, уже на основании того, что он повторил столько-то раз, а текст статьи не требует большего числа повторений, или на основании того, что «текст легкий», и т. п. Это имеется уже только у очень опытных в учении, с уже большим стажем самоконтроля, и они судят о том, знают или нет, так, как судит о чем-либо очень опытный мастер этого дела по какой-нибудь, может быть, ничтожной самой по себе, но очень показательной примете[ 127 ].
Самоконтроль при репродукции ставит все время вопрос о том, верно ли репродуцировано, т. е. о соответствии репродукции оригиналу. Усвоение неразрывно связано с проверкой, а проверка ставит субъект лицом к лицу с вопросом об истине (так ли? верно ли? не наврал ли? и т. д.). Проблема истины стоит перед человеком не только в том смысле, соответствуют ли его восприятия объективной материальной действительности, верно ли отражают его зрение, слух и т. д. эту действительность. Проблема истины стоит перед человеком еще и в том смысле, соответствуют ли его репродукции оригиналу, так как искажать действительность может не только восприятие, но и память. В человеческом обществе стоит остро также вопрос о том, соответствуют ли слова переданного [сообщения] подлинным словам. Школьник многие годы живет изо дня в день под этим вопросом.
Современный школьник проверяет себя по книге. В нецивилизованном обществе было много способов проверки и запоминания, входить в рассмотрение которых — [это значит] выйти за пределы данной книги. Укажем хотя бы на то, что наука нередко излагалась стихами или мерной прозой, что очень облегчало, конечно, не только запоминание, но также и самоконтроль. Укажем также на широко практиковавшееся заучивание наизусть посредством огромного количества повторений текста, который сам нередко изобиловал повторениями, но самоконтроль заученного наизусть легче, чем когда приходится контролировать репродукцию только главных мыслей. В обществе без письменности сплошная репродукция нередко была, пожалуй, менее рискованным делом, чем выборочная.
Первоначальная форма выборочной репродукции — репродукция по вопросам. В истории человеческой памяти (и не только памяти) ответы на вопросы играли огромную роль. Ведь если сейчас школьник разбирает придаточные предложения по вопросам, то некогда придаточные предложения развивались из вопросов, и не в школе школьник или учитель ставит вопросы: «который? какой? чей? что? когда? куда?» и т. д., а в жизни слушатель говорил эти слова, а рассказчик, повторяя их, давал ответ, и так развились наши придаточные предложения, начинающиеся с «который», «что», «когда» и т. д. Вопросы слушателя стимулировали считаться при репродукции со слушателем, и это могло послужить одной из причин выделения в репродукции наиболее интересного и в этом смысле наиболее главного, важного.
При вербальной репродукции слышанного репродуцирующий оказывается в двойном отношении — к тому, от кого он услышал, и к тому, кому он говорит. Первый требует точной репродукции, второй — интересной для него. Тем самым репродуцирующий оказывается стоящим перед двумя вопросами — соответствует ли его репродукция оригиналу и выделяет ли она главное, важное. Но такая репродукция уже сближается с мышлением, и память подходит здесь к той грани, которая отделяет ее от мышления.
При вербальной репродукции виденного репродуцирующий также оказывается в двойном отношении — к слушателю и к себе. Сам по себе репродуцирующий стремится обычно к максимально подробной репродукции: будет ли его репродукция репродукцией, выражаясь термином Бартлетта, его вокализации при восприятии, будет ли она рассказом по репродуцируемым образам, конкретно индивидуальным, она будет в том и в другом случае стремиться к максимальной репродукции, которая в последнем случае может быть чуть ли не неисчерпаемой. Но такая репродукция может устраивать слушателя только на самых низких стадиях культуры, когда речь еще слабо развита и обстоятельность речи помогает пониманию ее. Вообще же слушатель при обычных условиях расположен слушать только интересное, важное для него. Значит, и здесь репродуцирующий стоит перед теми же двумя вопросами, которые так сильно приближают память к мышлению.
