— Скажи ему, чтобы подмешал в табак весь наркотик.

Глаза Феррала перебегали с меня на Руамсантиа и наконец остановились на внушительной черной дубинке на столе. Он не мог отвести от нее взгляд. У меня похолодело в животе. Но мое беспокойство не шло ни в какое сравнение с ужасом американца. Холодный пот покрыл его лицо — он подумал то же самое, что и я. Быть просто избитым — еще куда ни шло. Но быть избитым под кайфом — совсем иное дело. Боль и ужас усиливаются в сотни раз.

— Лучше делай, как он сказал, — посоветовал я.

Феррал вернулся к работе. Но теперь ему стало не до смеха, руки заметно дрожали.

— Ты его уже основательно запугал, — прошептал я по-тайски.

— Недостаточно. Будет насмехаться над нами, как только окажется со своими приятелями на Каошан-роуд.

— Он настолько боится, что не в состоянии забить косяк.

Теперь руки американца не только дрожали, время от времени их сводило, и он просыпал травку на стол.

— Переведи, я не причиню ему вреда, если он станет в точности выполнять все, что я ему скажу.

Эта новость слегка успокоила парня, он даже подумал, что курить мы станем втроем: тусовка в полиции — превосходная тема для странички в Интернете. Но глаза оставались беспокойными, дубинка явно не давала ему покоя.

Скрученный косяк оказался похож на скособоченную белую дымовую трубу. Феррал посмотрел на сержанта, спрашивая разрешения закурить, тот кивнул. Американец затянулся всего один раз и предложил Руамсантиа. Сержант отказался. Я тоже покачал головой. Феррал остался сидеть с гигантской сигаретой и недоумевающим выражением лица.

— Пусть выкурит всю, — потребовал Руамсантиа и стал катать дубинку меж ладоней, отчего она издавала звук, похожий на приглушенный гром.

Феррал поднял на меня глаза, но черная палка выглядела настолько угрожающе, что он сделал еще пару затяжек.

— Скажи, чтобы затягивался как следует, в легкие.

Чересчур большая доза марихуаны заставила американца согнуться от мучительного кашля. Поборов приступ, он сделал новую затяжку.

Руамсантиа смилостивился только после того, как стало ясно: стоит Ферралу затянуться еще раз, и содержимое его желудка окажется на полу. К тому времени он выкурил три четверти сигареты и воспринимал окружающее в мельчайших деталях: пылинку в столбе света, витки папиллярных линий на указательном пальце своей левой руки.

Сержант взял зажигалку, поводил пламенем перед глазами парня, а затем банкноту за банкнотой сжег все пять тысяч батов. При курсе сорок три бата за доллар это составляло примерно сто двадцать долларов. Адам Феррал не мог похвастаться богатством, на такую сумму он неделю бы жил в Бангкоке. Но по его удивленным глазам я понял, что потрясение намного глубже. Запад правит миром при помощи денег. И вот нищий тайский коп с презрением на лице жжет купюры. Это разрушало все представления, особенно если присутствовавший при этом человек молод и под кайфом. Червячки пламени ползали по банкнотам, и от них отлетали невесомые золотые частицы. Огонь пожирал деньги. Теперь Феррал смотрел на сержанта с ужасом и глубоким почтением. Руамсантиа мог бы на этом остановиться — американец надолго запомнит его урок. Но мысль, что какой-то иностранец вздумал использовать Тайскую королевскую полицию для своих легкомысленных литературных упражнений, вызывала у сержанта холодную ярость.

— Я посажу его в яму.

— Тебе это нужно?

Руамсантиа обрушил гнев на меня:

— По-твоему, я ему мало сочувствую? Хорошо, предложи на выбор: либо восемь часов в яме, либо честный суд и пять лет в «Бан Кван». Спроси, что он предпочитает?

Вопрос не стоило даже задавать, однако гнев сержанта поверг в трепет даже меня.

— В яму? — переспросил парень, произнеся это грозное слово явно с большой буквы и растягивая звуки, а оно в это время стремительно разрушало его психику.

Руамсантиа обошел стол, схватил американца за шиворот и выволок в коридор. Последнее, что я заметил, — дикий, отчаянный взгляд парня. Феррал видел во мне мостик к цивилизации, убогий, ненадежный, но единственный, который был в пределах досягаемости. А я остался в комнате для допросов, жалея о своей прозорливой догадке, лучше бы мне не упоминать о сайте в Интернете. Руамсантиа ломал в своей яме крутых парней, Ферралу до них очень далеко. К тому же он был под кайфом — принял дозу, которой хватило бы на десять косяков. Да поможет ему Будда!

Я посмотрел на часы: агент ФБР ждала меня уже сорок минут и, наверное, успела прийти в бешенство. Я дал себе слово не рассказывать ей о Феррале в яме. И без этих живописаний поездка обещала быть непростой.

Кимберли улыбнулась мне с заднего сиденья. Улыбка получилась довольно вымученной, но за усилие я поставил ей «отлично».

— Простите, что опоздал.

— Не стоит извинений. У вас ведь не одно это дело.

Я кивнул, слегка удивленный ее великодушием. Агент ФБР пребывала в необычном настроении. А когда заметила, насколько я подавлен, вовсе забеспокоилась: уж не обидела ли она меня вчера? Она отдавала себе отчет, что может показаться высокомерной и грубой в нашем вежливом, соблюдающем хороший тон буддистском обществе. Она подумала, что меня покоробило ее откровенное признание насчет моей привлекательности? Очень по-американски. В странах с другой культурой женщина никогда не позволила бы себе такое откровение. А возможно, было что-то еще?

Тайская королевская полиция буксировала краденые, конфискованные, незаконно приобретенные и сломанные автомобили на обнесенный забором охраняемый пустырь неподалеку от моего дома. Прошло несколько лет, и рядом образовался побочный бизнес: вблизи отстойника обосновались жестянщики, сборщики металлолома и авторемонтники. Человек, не знакомый с тайскими обычаями, решил бы, что здесь находится отлично спланированная индустриальная зона. Его бы даже покорило то, насколько хорошо охраняется отстойник. По периметру расхаживали сторожа с винтовками М-16 на изготовку — вот как тут берегли частную собственность граждан, пока суд не определит, кому принадлежат свезенные сюда машины.

Агент ФБР приехала со своим набором для снятия отпечатков пальцев и другим оборудованием. Войдя в устроенный на пустыре небольшой кабинет, она приметила дверь в туалет и, достав комбинезон, устремилась к ней. А через несколько минут вернулась в комбинезоне.

Сержант Сурия правил в своем прибрежном королевстве дольше, чем я мог припомнить. Он был известен своей любовью к бумажной работе и прекрасной памятью. Сержант, человек уважаемый, считался одним из тех бескорыстных людей, которые живут лишь для того, чтобы помогать другим. Его лицо выражало необыкновенную заинтересованность, когда он внимательно присматривался ко мне.

— Так ты говоришь, «мерседес» Е-класса, хэтчбек?

Я кивнул с несчастным видом.

— Пригнали две недели назад?

— Около того.

— Номер?

Я назвал ему регистрационный номер машины.

— И сегодня утром вы хотите ее осмотреть? А разве ею не занималась бригада судмедэкспертов?

— Думаю, что да. Но агент ФБР желает сделать это сама. Американское оборудование совершеннее нашего.

— Понимаю. Но проблема в том, что эксперты куда-то переставили машину. Придется поискать.

Я объяснил это Джонс, та пожала плечами. Сурия тем временем изучал ее лицо.

— Хорошо, пойдем поищем. Неужели так трудно отыскать новый «мерседес»-хэтчбек на полицейской территории?

— Жарко.

— Ничего. Если потребуется, сниму комбинезон. Я не боюсь перемазаться.

— А не лучше прийти, когда будет прохладнее?

— То есть ночью? Я здесь уже больше трех недель, и еще не было ни одного прохладного дня. Хотите остаться? Тут работает кондиционер. Пожалуйста, я не возражаю. Только проводите меня к машине, и я сама ее осмотрю.

Сурия не говорил по-английски и ждал, чтобы я перевел. От него не укрылся профессионализм американки, он оценил ее оборудование для экспертизы, комбинезон и стремление заняться делом и вполне понимал мои проблемы. Он был отзывчивым и умным человеком, и я ощущал глубину его сострадания, чувствуя себя от этого еще более несчастным. Я с отчаянием посмотрел ему в глаза: