К черту маску. Я осклабился.

— Ну, например?

— Например, Красная Коллегия, — сказал Никодимус. — Их много, они хорошо организованы, они представляют собой угрозу моим планам, смертельную опасность для человечества — и они совершенно омерзительны эстетически. Это паразиты, которые неудобны с сиюминутной точки зрения, опасны с тактических позиций и смертельно опасны в стратегическом разрезе. Рано или поздно их в любом случае придется уничтожить. Я не испытываю ни малейших сомнений, предлагая вам свою помощь в этом вопросе, а вместе с вами — и Белому Совету.

— То есть, хотите устранить Красную Коллегию руками Совета, не замарав своих? — поинтересовался я.

— Можно подумать, вы ни разу не служили орудием в их руках.

— Для того, чтобы оказаться орудием, Совету не нужна моя помощь, — буркнул я.

— И все же отказ будет противоречить вашим понятиям о справедливости, требующим отмщения. Особенно с учетом того, что они сделали со Сьюзен Родригез, — он склонил голову набок. — Ведь ей еще можно помочь, вы знаете? Если кому-то и известны способы избавить ее от последствий общения с вампирами, так это Падшим.

— Почему бы вам сразу не предложить мне плавучих замков и мира во всем мире, если это в ваших силах, Ник?

Он развел руками.

— Я всего лишь констатирую открывающиеся перед вами возможности. Однако одно совершенно очевидно: у нас с вами множество общих врагов. Я хочу помочь вам сражаться с ними.

— Позвольте мне уточнить, — произнес я. — Вы говорите мне, что хотите, чтобы я работал с вами, и что я при этом останусь одним из хороших парней. Так?

— Добро и зло — понятия относительные. Вы и сами это уже знаете. Однако я никогда не предложу вам действовать против вашей совести. Мне нет необходимости поступать так, чтобы использовать ваши способности. Просто прикиньте, скольким людям вы сможете помочь, обладая силой, которую я вам предлагаю.

— Угу. Похоже, вы просто настоящий филантроп.

— Я уже сказал, я хочу работать с вами, и говорю это совершенно искренне, — он встретился со мной взглядом. — Загляните мне в душу, Дрезден. Сами увидите.

Мое сердцебиение участилось до тысячи ударов в секунду, и я в ужасе опустил взгляд. Я не желал видеть того, что скрывалось за темными, спокойными, древними глазами Никодимуса. Там могло обнаружиться что-то чудовищное, что-то, что порвало бы в хлам мой рассудок или просто оставило бы на нем след — словно мазок жирной копоти.

Или это могло оказаться еще хуже.

Что, если он говорил правду?

Я оглянулся на дом Карпентеров, ощущая себя ужасно замерзшим и ужасно усталым. Усталым от всего. Вообще от всего. Я опустил взгляд на свой наряд с чужого плеча, на торчавшие из-под штанин голые лодыжки, припорошенные уже снегом.

— Я не имею ничего лично против вас, Дрезден, — заявил он. — Я уважаю вас за цельность. Я с удовольствием поработал бы с вами. Но не заблуждайтесь: если вы попытаетесь встать у меня на пути, я смету вас вместе со всеми остальными.

Наступила тишина.

Я думал о том, что я вообще знаю о Никодимусе.

Я думал о моих друзьях и о шепоте за спиной. Я думал о умолчаниях и недоговорках.

Я думал о том, во что может превратиться мир, если Никодимусу удастся обратить Иву.

Я думал о том, как, возможно, страшно девочке именно в эту минуту.

И я думал о старике с Окинавы, который в буквальном смысле этого слова отдал свою жизнь ради моей.

— Вы и я, — произнес я негромко, — оба готовы жертвовать ради достижения своей цели.

Никодимус выжидающе склонил голову набок.

— Основная разница между нами заключается в выборе того, кто будет жертвовать, и кем пожертвуют, — я тряхнул головой. — Нет.

Он сделал медленный, глубокий вдох.

— Жаль, сказал он. — Спокойной ночи, Дрезден. Удачи вам в новом мире. Но я подозреваю, что в этой жизни мы с вами больше не увидимся.

Он повернулся, чтобы уходить.

И мое сердце снова заколотилось быстрее.

Широ говорил, я буду знать, кому отдать меч.

— Постойте, — сказал я.

Никодимус задержался.

— У меня есть еще кое-что предложить вам помимо монет.

Он повернулся. Теперь уже его лицо застыло как маска.

— Вы отдаете мне Иву, а я отдаю вам одиннадцать монет, — тихо сказал я. — Плюс «Фиделаккиус».

Никодимус застыл. Его тень беспокойно дергалась.

— Он у вас?

— Угу.

Снова послышался этот противный шепчущий звук, на этот раз громче и напряженнее. Никодимус покосился на свою тень и нахмурился.

— Предположим, вы удержите у себя Иву, — сказал я. — Предположим, вам удастся обратить и контролировать ее. Это само по себе непросто. Предположим, вы получите свой апокалипсис и свой новый Темный Век. Вы думаете, это остановит Рыцарей? Вы думаете, постепенно, один за другим, новые мужчины и женщины не возьмут Мечи и не начнут биться с вами? Вы думаете, Небеса не будут вмешиваться в то, что вы задумали и творите?

В том, что касается маски игрока в покер, Никодимус превосходил меня на голову, но я взял его за живое, точно. Он слушал.

— Сколько раз Мечи срывали ваши планы? — спросил я. — Сколько раз они заставляли вас сдавать одну позицию за другой? — я сделал выпад в темноту, которая казалась наиболее подходящей для этого. — Вам не надоело просыпаться от кошмаров, в которых вам протыкают мечом сердце или горло? Превращают вас в еще один брошенный кубок из черепа для Падших? Или в ужасе от того, с чем вам придется столкнуться, как только вы лишитесь смертного тела?

— У меня есть Меч, — заявил я. — Я хочу обменять его вместе с монетами.

Он блеснул зубами.

— Нет, не хотите.

— Мне этого хочется не больше, чем вам — отдавать Архив, — буркнул я. — Я дарю вам возможность, Ник. Шанс навсегда уничтожить один из Мечей. Как знать, может, если все сложится для вас удачно, вы смогли бы попытаться убрать и два остальных меча.

Шепот снова сделался громче и выше тембром.

Никодимус смотрел на меня. Я не мог прочесть его лица, но правая рука его медленно сжималась и разжималась, словно ей не терпелось схватиться за оружие, и ненависть исходила от него как жар от плиты.

— Ну, — произнес я как мог небрежнее, — где вам хотелось бы произвести обмен?

Я вернулся в дом спустя несколько минут. Мыш шел рядом со мной. Майкл говорил правду: прежде, чем мы вошли, пес старательно отряхнулся. Я решил последовать его примеру и хорошенько потоптался на крыльце, стряхивая с почти онемевших от холода ног максимум снега.

Я вошел в гостиную и обнаружил там всех, ожидавших моего возвращения: Люччо, Майкла, Молли, Саню и Мёрфи. Все вопросительно смотрели на меня.

— Он купился на наши условия. Через пару минут нам придется хорошенько пошевеливаться. Но прежде мне надо поговорить с вами, Майкл.

Майкл повел бровью.

— О, конечно.

— С глазу на глаз, — тихо произнес я. — И захватите с собой меч.

Я повернулся и пошел через дом, через открывавшуюся с усилием после того, как ее покорежил бебека, дверь на двор — и через двор в мастерскую. Я не задерживался, чтобы оглянуться. Мне не нужно было оглядываться, чтобы знать: все многозначительно переглядываются за моей спиной.

Если Никодимус и держал людей в домике на дереве, они наверняка ушли. Впрочем, с этого ублюдка хватило бы и наврать мне про них с три короба — просто чтобы наверняка вытащить меня из дома. Я вошел в мастерскую и положил посох на верстак. Я вложил в него много сил и денег. Одних инструментов для резьбы по дереву пришлось купить целый набор, а сколько я потратил на его обработку шкурки… а терпения…

Майкл молча вошел за мной минуту спустя. Я повернулся к нему. Он снова переоделся в свою подбитую цигейкой джинсовую куртку; на ремне, перекинутом через плечо, висел в ножнах «Амораккиус».

Я снял ветровку и положил ее на верстак рядом с посохом.

— Достаньте его из ножен, будьте добры.