Она недобро сощурила глаза.

— Мы поговорим.

— Маленькая, — пророкотал Саня на ухо Майклу, сжав для наглядности кулак. — Но свирепая.

Люди считают, что в центре большого города — скажем, Чикаго — не может случиться ничего такого, свидетелями чего не стало бы множество человек. Большинство людей не понимает того, что это не так, и на то есть две причины. Во-первых, свидетели из подавляющего большинства людей, скажем прямо, неважные.

Возьмем, к примеру, что-нибудь совершенно невинное, вроде незначительного транспортного происшествия на оживленном перекрестке. Бип-бип, бумц, сопровождаемые криками и размахиванием руками. Так вот, выстройте всех находившихся на это перекрестке и спросите у каждого по очереди, что случилось. Каждый расскажет вам слегка отличную от остальных историю. Некоторые видели все от начала до конца. Некоторые видели только одну из машин. Некоторые поведают вам со стопроцентной убежденностью, что с самого начала до самого конца видели обе машины — включая такие детали, как выражение лиц обоих водителей, изменение скорости каждой из машин и все такое, несмотря на то, что для этого свидетелю пришлось бы находиться одновременно в двух местах, или левитировать, или обладать телепатическими способностями.

Большая часть людей честнее. Но не точнее. Искренняя неточность вовсе не то же самое, что ложь, но когда дело касается свидетельских показаний, разница между ними невелика. Относительно небольшая часть людей ограничатся рассказом о том, что они действительно видели, не заполняя пробелы и не корректируя свой рассказ в соответствии с чужой точкой зрения. Из этого относительного меньшинства еще меньше таких, кто — в силу ли природных способностей или в результате специальной подготовки — умеет замечать и хранить в памяти множество важных для следствия подробностей.

В общем, стоит событию отойти в историю, как оно становится все менее ясным и все более туманным. Умение воссоздать из разноречивых свидетельских показаний более-менее достоверную картину ближе к искусству, чем к науке — и это при условиях, когда событие не затрагивает свидетелей лично, вовлекая в рассказ страсти и эмоции.

Стоит добавить в смесь эмоций, и легкая путаница превратится в абсолютный хаос. Возьмите то же дорожное происшествие, превратите его в столкновение тачки скинхедов с тачкой чернокожих громил на оживленном перекрестке в Саут-сайде, и вы получите ситуацию, чреватую массовыми беспорядками. Что бы ни случилось, вам вряд ли удастся добиться от кого-либо точного описания произошедшего. Более того, вам придется очень сильно постараться, чтобы добиться хоть от кого-нибудь хоть какого-нибудь рассказа.

Человеческие эмоции способны многое превратить в кашу.

Вторая причина, по которой события в центре большого города могут пройти незамеченными, формулируется еще проще: стены. Стены перекрывают линию зрения.

Или нет, давайте-ка я сформулирую по-другому: стены меняют степень вовлеченности.

Человеческое восприятие ориентировано на зрение. Предметы не реальны для нас, пока мы их не увидим: увидеть — значит, поверить, так? Это, кстати, одна из причин, по которым не выходят из моды иллюзионисты: они заставляют нас видеть то, чего на самом деле нет, и это завораживает.

Когда человек своими глазами видит, как происходит что-либо плохое, шанс на то, что он или она вмешается, гораздо выше, чем если бы это происходило вне поля зрения. В истории полно наглядных иллюстраций этому. Да, конечно, правительства союзников слышали сообщения о нацистских лагерях смерти, но все это не шло ни в какое сравнение с тем, что поднялось, когда передовые отряды не увидели заключенных евреев, освободив лагеря. Херст знал это раньше: обеспечьте мне картинки — и я обеспечу вам войну. И, если верить некоторым источникам, он это сделал.

Проще говоря, пока вы не увидели какого-либо события своими глазами, оно для вас не совсем реально. Вы можете слышать сообщения о трагедиях, но они не потрясут вас так сильно, как если бы вы сами стояли среди развалин.

Нигде не найти столько стен, сколько в большом городе, а стены не дают вам видеть предметы и события. Они помогают делать вещи менее реальными. Конечно, порой вы слышите доносящиеся ночью с улицы громкие или резкие звуки. Однако легко убедить себя в том, что это не выстрелы, что звонить в полицию нет необходимости, что не стоит даже беспокоиться. Возможно, это просто выхлоп неисправного глушителя. Точно, выхлоп. Или дети балуются с фейерверками. Из расположенной над вами квартиры могут доноситься плач или визг, но вы ведь не знаете наверняка, что пьяный сосед снова колотит свою жену скалкой. Право же, это не ваше дело, и они вообще привыкли скандалить, ну и потом, жуткий он тип. Ну, да, к нему все время ездят разные типы, и вид у них не самый благонамеренный, но вы ведь сами никогда не заставали его за продажей наркотиков. Даже детям, которые к нему иногда захаживают. Гораздо проще и безопаснее запереть покрепче дверь, не поднимать шума и включить телевизор.

Весь мир — песок, а люди в нем страусы.

Новички, только-только узнавшие о мире чародеев и оборотной стороне сверхъестественного, считают, что прикладывается максимум усилий, чтобы хранить это в тайне от всех. Вовсе нет. Это не требует почти никаких усилий — ну, конечно, если кто из чародеев задумает пройтись по главной улице с оркестром, этого ему не дадут. Блин-тарарам, да мне вообще порой кажется чудом то, что нас вообще иногда замечают.

Именно поэтому я пребывал в почти полной уверенности в том, что наши переговоры с Архивом и динарианцами в океанарии Шедда пройдут незамеченными. Ну, да, он расположен в самом центре города, в двух шагах от музея природы и в трех — от стадиона «Солджер-филд», однако с учетом погоды особого наплыва посетителей ожидать не приходилось — ну, и зимой в океанарии вообще мертвый сезон. Несколько любителей природы, конечно, могло туда и забрести, но я как-то мало сомневался в том, что Кинкейд изыщет способ убедить их любоваться природой в каком-нибудь другом месте.

Мёрфи взяла напрокат машину, поскольку ее «Сатурн» имел довольно поколоченный вид. Прошедший снегопад привел к росту аварийности, поэтому компактных машин у конторы не имелось совсем, и Мёрфи вернулась с серебряным «Кадиллаком» размером с океанскую яхту, и я объявил погрузку. Хендрикс с Гард разместились на заднем диване. Гард дошла до машины своим ходом, хотя двигалась и осторожно. Рядом с Гард уселась Люччо со своим посохом и шпагой в ножнах, которую она уперла в пол салона между ног. Мой посох оказался на порядок длиннее, чем ее, так что его пришлось сунуть одним концом между передних кресел, да и так другой его конец упирался в заднее стекло рядом с головой Гард.

Снегоочистители продолжали трудиться на улицах, обеспечивая доступ к важнейшим городским точкам. Летний туристический аттракцион к последним, очевидно, не относился. Более того, музей природы вообще закрыли в связи с непогодой, а это значило, что ни одного действующего общественного здания в радиусе нескольких сотен ярдов от океанария не осталось.

Это могло создать для нас некоторые проблемы. Белый пикап Майкла не смог бы подъехать ближе незамеченным, а из этого следовало, что помощь со стороны Майкла и Сани, если она потребуется, прибудет на место на две или три минуты позже — если нам вообще удастся подать им сигнал. В случае открытой конфронтации они с таким же успехом могли бы находиться на другом конце света. С другой стороны, нехорошим парням тоже было бы труднее перебрасывать на место свои подкрепления.

Если, конечно, те будут перемещаться на машинах.

Стакан наполовину полон, Гарри. Стакан наполовину полон. Выгоды от драки нет никому — во всяком случае, пока. Что бы там ни задумал Никодимус, ему придется выдвинуть свои требования, прежде чем ему представится шанс вытрясти из нас то, что он хочет от нас получить. И потом, с учетом того, на что способна Архив (и свидетелем чему был я сам), со стороны Никодимуса было бы сущим безумием затевать что-либо, пока на переговорах председательствует она. Уж она-то не спустит попыток оспорить ее полномочия.