Ближняя к океанарию улица оказалась очищенной от снега, но на стоянки это не распространялось; более того, въезды ни них перегораживались небольшими горными цепями сугробов.

— Похоже, дальше придется идти пешком, — негромко заметила Мёрфи.

— Поезжай по кругу, — посоветовал я. — За животными надо ухаживать вне зависимости от погоды. Наверняка персонал протоптал где-нибудь тропинку.

— А что, если они бросили экспонаты голодать на время бурана? — предположила Гард. — Мало найдется таких, которые пойдут сквозь снег ради зарплаты.

— Океанографией занимаются не ради денег, — возразил я. — И уж наверняка люди не будут работать с дельфинами и китами только ради зарплаты и казенной машины, — я покачал головой. — Они их любят. Кто-то наверняка ходит туда каждый день. Если не дорогу, то уж тропу туда обязательно пробили.

— Вон, — ткнула пальцем Мёрфи. И точно, кто-то прорыл узкий проход в снежной стене у тротуара, от которого к зданию тянулась узкая тропа. Мёрфи пришлось остановить машину на дороге, почти касаясь правыми дверцами сугроба. Несущаяся по улице машина запросто могла въехать «Кадиллаку» в корму, но особого выбора у Мёрфи не было.

Мы все выбрались из машины через двери с водительской стороны. Несмотря на ранний час, уже начинало смеркаться. Мы с Люччо задержались, чтобы надеть серые плащи Стражей. Плащи у нас, конечно, симпатичные и все такое, но на езду в машине они рассчитаны неважно. Люччо застегнула красиво отделанный кожаный пояс со шпагой в ножнах на левом бедре и кобурой с «Кольтом» на правом.

Мой револьвер сорок четвертого калибра снова лежал в кармане ветровки, и вес заговоренной кожи и оружия изрядно меня ободрял. Ветер раздул плащ и незастегнутую ветровку, и я едва не упал, пока не совладал с хлопающей одеждой, подобрав ее ближе к телу. Хендрикс, неколебимый как скала в своем зимнем плаще цвета лондонского тумана, прошел мимо меня с легкой улыбкой на лице.

Хендрикс возглавил шествие, и мы побрели за ним по тому, что с большим допуском можно было назвать тропой. То есть, вместо того, чтобы пробиваться через доходящий до уровня груди снег, мы утопали в нем всего по колено. Сначала мы медленно шли по холоду от проезжей части к зданию океанария, потом огибали едва ли не все здание по периметру. Особенно несладко нам пришлось с южной стороны здания, где ветер намел прямо-таки впечатляющую массу снега. Задувавший с озера ветер, казалось, попадал сюда прямо из открытого космоса, и все кроме Гард жалко съежились под его порывами. В конце концов тропинка привела нас к служебному входу, дверь которого оказалась открыта: отверстие на месте личинки замка было заклеено изолентой.

Хендрикс открыл дверь, я сунул голову внутрь и наскоро осмотрелся по сторонам. В укутанном снегом здании царила темнота, если не считать редких плафонов дежурного освещения на стенах. Я не увидел никого, но потратил минуту или две, чтобы проверить здание на предмет наличия какой-либо враждебной магии.

Ничего.

Впрочем, в ситуации вроде этой немного паранойи никогда не помешает.

— Капитан, — тихо произнес я. — Что вы думаете?

Люччо подошла, остановилась рядом со мной и вгляделась в вестибюль за дверью. Взгляд ее темных глаз настороженно скользил по помещению.

— На вид чисто.

Я кивнул.

— Прошу прощения, — сказал я и первым вошел в дом, стряхивая с башмаков и джинсов снег. Остальные вошли следом за мной. Пока они топали ногами у входа, я прошел дальше, напрягая слух. Поэтому я услышал шорох мягко ступающих башмаков за две или три секунды до того, как из-за дальнего угла коридора показался Кинкейд. Он снова был одет в свой обычный черный наряд, и оружия, понавешенного на его тело, хватило бы на оснащение небольшой террористической группировки.

Он чуть дернул подбородком в знак приветствия.

— Сюда, пожа… — взгляд его скользнул мимо меня, и он осекся, не договорив фразы. Секунду он смотрел поверх моего плеча, потом вздохнул.

— Ей нельзя здесь находиться, — сказал он мне.

Брови мои невольно поползли вверх, и это же движение повторили уголки губ. Я чуть пригнулся к Кинкейду.

— Сами ей скажите, — прошептал я.

Взгляд его скользнул с Мёрфи на меня. Менее позитивно настроенный человек назвал бы выражение его лица кислым. Он побарабанил пальцем по рукояти пистолета.

— Она угрожала притащить сюда полицию? — спросил он.

— Она вбила себе в голову эту ерунду, когда приносила присягу защищать город и жителей Чикаго, и она относится к этому серьезно.

Кинкейд поморщился.

— Я должен обсудить это с Архивом.

— Не будет Мёрфи — не будет переговоров, — заявил я. — Так ей и передайте.

— Вот сами ей скажите, — хмыкнул убийца.

По залам океанария он повел меня к главному аквариуму. Должно быть, он пользуется у посетителей наибольшей популярностью — огромное полукруглое в плане сооружение, содержащее самые крупные в мире плавающие экспонаты. В расположенных по внешнему радиусу бассейнах общей емкостью в несколько миллионов галлонов воды проживают дельфины и мелкие белые киты, название которых я никак не могу запомнить. Ну, как у икры. Да, белуги… белухи, вот как. Киты-белухи. Вокруг бассейнов понастроено искусственных скал с растущими на них деревьями, мхами и травами — в общем, сделано все, чтобы это напоминало тихоокеанское побережье Штатов. Хотя я более чем уверен, что на берегу какого-нибудь там Орегона нет таких белых скамеек для зрителей, с которых публика может восхищаться китами и дельфинами, проделывающими свои штуки ради аплодисментов и порции рыбы. Боюсь, что такое характерно, скорее, для Флориды.

Мимо нас проскользнула пара дельфинов, скосив на плаву глаза на незнакомцев. Один из них издал щебечущий, не слишком чтобы мелодичный звук. Другой взмахнул хвостом и плеснул в нашу сторону водой для забавы. Эти были не из неотразимых сородичей Флиппера. Обычные дельфины, не такие красивые, и уж наверняка не занятые в телесериале. Может, они просто отказались продаваться или ложиться под нож пластического хирурга. Я поднял кулак. Салют, ребята.

Кинкейд скользнул взглядом по скамейкам и нахмурился.

— Ей полагалось сидеть здесь. Черт.

Я вздохнул и свернул к лестнице на нижний ярус.

— Она может быть сколько угодно Архивом, Кинкейд, но она все еще ребенок.

Он нахмурился еще сильнее и посмотрел на меня.

— И что?

— Что? Дети любят симпатяг.

Он удивленно заморгал.

— Симпатяг?

— Идемте.

Я повел его вниз.

На нижнем уровне океанария расположен внутренний пояс бассейнов, в которых живут пингвины и — внимание! — морские выдры.

Именно так: морские выдры. Они часто забавляются с камнями, плавая на спине. Что может быть симпатичнее маленьких, пушистых зверьков с большими карими глазами, качающихся на воде пузом кверху?

Мы обнаружили Иву стоящей перед одним из бассейнов морских выдр. На этот раз она оделась теплее и практичнее, и на спине ее висел маленький рюкзачок. Она смотрела на двух выдр, гонявшихся в бассейне друг за другом, и улыбалась.

При виде этого Кинкейд застыл как вкопанный. Исключительно для того, чтобы посмотреть, что он будет делать, я попытался шагнуть мимо него. Он посмотрел на меня так, словно убьет меня на месте, если я попробую помешать ей, и мое мнение о нем разом выросло на одно деление. Я отступил на шаг и принялся ждать. Право же, целостность моих зубов стоит того, чтобы девочка лишнюю минуту полюбовалась на морских выдр.

В детстве — уже после того, как у меня начали прорезаться магические способности — мне приходилось порой очень нелегко. Я ощущал себя уродом, отличным от других — и ужасно одиноким. Это постепенно отдаляло меня от других детей. Но Ива вообще не знала родительской ласки или дружбы сверстников — даже недолгой. Насколько я понимаю, она была Архивом с самого рождения, абсолютно осознавая тот объем знаний, который заложили в нее. Я даже представить себе не могу, насколько это ужасно.

Блин, чем больше я узнавал с возрастом, тем больше я жалел о былом невежестве. Так сказать, о невинности. Ну, по крайней мере, я помню, каково это — быть невинным.