Отрицательно настроенные люди утверждали, что это лишь русское дело, и оно чехов не касается: что Германия нуждается в солдатах и что Власова к этой акции принудили; что это только лишь немецкий пропагандный блеф. Даже Общество национальной солидарности отнеслось к этому событию отчасти отрицательно. К непринятию также прибавлялось и недоверие. Генерал Власов сравнивался с генералом Гайдой и назывался авантюристом. Некоторые сомневались в его искренности и указывали на противоречие между его коммунистическим прошлым и настоящим заявлением. По донесению тайного агента, некто в гор. Брно сказал: «Власов продался немцам и поэтому вместе с Германией разделит ее судьбу».
Тот факт, что местом торжественного акта стал Пражский замок, некоторые чехи считали провокацией. Донесения органов СД указывают на пробенешовские и коммунистические элементы, как на источник этих настроений. Центр русских эмигрантов в Праге получил два угрожающих письма: отправитель первого выдавал себя за нелегальный Национальный комитет в Праге, а в другом говорится, что в результате посещения ген. Власовым Праги, был осквернен Замок чешских королей и что все движение является большим несчастьем для русского народа. Автор письма признается, что он, собственно, не знает в чем дело, но считает, что Движение является актом международной подлости и что будет пролито много русской крови, а Власова нужно считать врагом чешского народа и поэтому каждый, кто ему окажет помощь, должен быть строго наказан.
Люди, согласные с замыслом, видели в нем преимущественно возможность отвести большевистскую угрозу, от территории Чехословакии, которую потом освободят англо-американцы. Прогерманские же круги говорили, что «Германия кое-чему научилась и теперь применяет дипломатические методы». Чешские коллаборационисты в Праге приветствовали акцию, благодаря которой Прага становилась естественной точкой соприкосновения германо-славянского элементов. С удовлетворением было принято, что Франк перестал говорить о Праге как о «немецкой Праге», а стал называть ее культурным центром европейского масштаба. В городе Оломоуц, бывший чешский капитан сказал: «Если бы я был Франком, то я бы дал возможность Власову говорить по-чешски на Вацлавской площади, чтобы чехи, наконец, услышали из уст высокопоставленного большевика, как дело обстоит в братской России».
Положительный отклик акция имела среди чешских фашистов, народных демократов и у «Кураториума» (куратора) по делам воспитания молодежи. Ожидалось даже, что бывший легионерский генерал и фашист Гайда снова себя проявит. Генерал Гайда лично придавал всей акции большое значение, но держался в стороне. Борьба против большевизма вдохновляла и некоторых чехов вступать в РОА добровольцами, пока что по одному, они приходили в Центр НТС в Праге.
Мнения о перспективах Движения ген. Власова были разнородные так же, как и первая реакция на провозглашение Манифеста. Бывший чешский генерал заявил: «Почему Германия не дала возможности русскому народу воевать на освобожденных территориях? Теперь же, когда Германия должна была отступить из России, она хочет, чтобы Россия освободилась сама?».
Выражались сомнения и на счет лояльности Власова по отношению Германии, и, в одинаковой мере, верности Германии к данным ею обещаниям. Многие рассчитывали на то, что Власов став в будущем правителем России, будет содействовать тому, чтобы дипломатическим путем добиться широкой автономии для братского чешского народа, или даже самостоятельности. (В оригинале рапорта это место подчеркнуто, а также и следующие сведения). Независимо от отношения чехов к Освободительному движению и к Власову, все они боялись, что ныне возникла опасность быть — вопреки обещаниям Гитлера — призванными на активную борьбу с большевизмом. Тесно связано с этим было мнение, что акция ген. Власова, хотя и может отдалить опасность большевизма от границ Протектората, но успех Власова будет успехом немцев, а это будет означать сохранение настоящего положения, т. е.
зависимости Чехии от Германской империи.
Если мнения населения, так как они зарегистрированы в рапортах СД, спустя столько лет могут показаться наивными, то и информированность и мнения правительственных кругов Протектората не были иными.
О предстоящем государственном акте в Пражском замке шпего, кроме доцента д-ра Климента, председателя Верховного административного суда, не знал. Судя по данным СД, д-р Климент каким-то образом был включен в «акцию Власов», но никаких более точных сведений о его деятельности, в настоящее время нет. Протекторатное правительство участвовало в акте провозглашения Манифеста только в качестве гостя, приглашенного на торжество в последнюю минуту, и никто из его членов не произнес от его имени речи. Члены правительства, однако, были приглашены на прием в Чернинском дворце, заседали в Рудольфовой галерее, а затем были вечером у Франка, но в течение всего этого времени держали себя настолько сдержанно, что это всем бросалось в глаза. Причиной такого поведения, несомненно, было то, что организаторы конференции практически игнорировали протекторатное правительство. В составе правительства были люди, которые в тяжелых военных условиях старались сохранить то, что еще возможно было сохранить. Но были там и оппортунисты, которые любили себя показать и использовали для этого любую возможность. Однако, всем им по воле Франка была предназначена лишь роль наблюдателей. Кроме того, со стороны германского правительства была допущена и бестактность в выборе особы, которая представляла Германскую империю на этом торжестве. Этой особой был генерал СС Вернер Лоренц, руководитель отделения Фольсдойче Миттельштелле, одним из главных инициаторов «Фалл Грюн» (код о ликвидации Чехословакии). Его присутствие должно было подействовать на протекторатное правительство угнетающе.
Неожиданный вызов в замок оторвал министров от их ежедневной работы. Председателю правительства д-ру Крейчиму было сначала сообщено, что отменяется его поездка в г. Брно, где он должен был ввести в должность председателя Верховного суда, а только потом вручено приглашение на торжество. Он был настолько удивлен, что не знал, что собственно ему предпринять: если дело идет о государственном акте, то нужно ли в зале вывешивать Святовлацлавскую орлицу? Он также опасался неприятных последствий, которые эта акция может вызвать среди чешского народа. Когда ему сообщили, что акту будет предшествовать торжественный обед, он успокоился и сказал: «Не может быть ничего плохого, если сначала будут есть и пить».
Рапорт СД составлен почти исключительно на основании чешских источников, а ввиду того, что правительство не могло до 14-го ноября иметь никакого мнения, то в рапорте приводится реакция лишь отдельных министров на то, что они на конференции слышали и видели. Преобладал скептицизм относительно успеха этой акции; но для них это было не столь важным, как вытекающие из этого выводы для определения своего собственного положения. Они думали, что наконец-то стали свидетелями того, как Германия начинает вести разумную политику. Все они сходились на том, что это является событием первостепенной важности, т. к. авторитарное государство тут поддерживает режим, который является демократическим. Как часть населения, так и члены правительства усматривали в этом действии стремление к пониманию панславизма.
Д-р Климент, занятый государственно-правовым положением Протектората в Германии, полагал, что выбор Праги для создания Комитета не имеет никакого отношения к славянским тенденциям чехов. По его мнению, Прага является немецким городом и чехи могут участвовать в чем-либо подобном только при посредстве Германской империи. Также и министр Моравец отрицал какую-либо панславитскую трактовку Движения и отказался принять призыв ген. Власова к чешскому народу, переданный ему ген. Жиленковым. В призыве к чехам вспоминается участие славян в битвах против большевизма и об исторически-важной роли чешских легионеров в Сибири. Позднее, Моравец упрекал членов правительства в том, что на конференции никто из них не выступил с речью, из-за чего у русских гостей могло сложиться впечатление, что правительство Протектората не имеет большого значения.
