Л. МАЦИХ: Это я чуть-чуть поправлю, это были не ордена, а медали. Ордена носили имена святых — Анна, Владимир, Георгий. Георгий был высшей воинской наградой. Но тут любопытная штука была. Была учреждена ложа походная Георгия Победоносца. И знаком её была на Георгиевской ленточке, сейчас она всем знакома превосходно, пятиконечная звезда. С этого момента пятиконечная звезда стала неким официальным символом российской армии. А потом и советской. Пятиконечная звезда стала ассоциироваться с русской армией. Хотя в ту пору для большинства людей это был изначально масонский знак.

Если уж говорить об орденах, о наградах, пятиконечная звезда начала своё победоносное шествие в ряды российской армии именно в ту эпоху, благодаря учреждению масонской ложи.

Н. КОТОВ: Значит, если так следовать, Красная армия вообще полностью…

Л. МАЦИХ: Красная армия есть некий наследник великих традиций русской армии. Нельзя же всё начинать с нуля, как самые крайние из большевиков предлагали. Прямо летоисчисление новое. «Мы весь мир разрушим». Так можно доразрушаться. Поэтому Красная армия в лучших своих проявлениях была наследницей традиций российской армии, в том числе и в форме, а потом, в 1943 году и погоны ввели.

Н. КОТОВ: Ну даже знаки отличительные, если посудить, масонские получаются.

Л. МАЦИХ: Это знаки, которые стали восприниматься, как знаки воинского отличия. А чего тут стыдиться? Это славный знак. Он покрыл себя славой и ничем себя не скомпрометировал.

Н. КОТОВ: Вдогонку вопрос по поводу Льва Николаевича Толстого. Алексей пишет: «Растопчина Л. Н. Толстой видимо описал очень точно».

Л. МАЦИХ: Вот с Тастопчиным, пожалуй, да. Его очень не любило тогдашнее общество, и Лев Николаевич дал ему абсолютно уничижительную характеристику. Растопчин был мерзкой душонкой. Об этом с редкостным единодушием пишут все тогдашние мемуаристы. То есть, никто его не любил. Это нужно было постараться, чтобы такую о себе оставить память. Но вообще говоря, конечно, Льва Николаевича следует перечитывать, уважая его энциклопедические познания о войне. Но надо помнить, его общественная теория и вообще, его субъективный взгляд на историю очень во многом исказил то, как он изобразил события 1812 года.

Н. КОТОВ: Ну, здесь идёт очень много вопросов по поводу того, если среди современных военачальников, наверное, может наших российских, масонов?

Л. МАЦИХ: Я думаю, есть, почему бы им не быть? Я думаю, есть, это только укрепляет силу российской армии, точно так же, как наличие такого гениального полководца, как Кутузов, в своё время помогло выиграть войну 1812 года. А почему бы и нет, кстати!

Н. КОТОВ: Тут пошли вопросы уже и по поводу декабристов, были ли среди декабристов…

Л. МАЦИХ: Среди декабристов, разумеется. Павел Иванович Пестель, он служил под началом Кутузова ещё до войны 1812 года, и пользовался его покровительством. Очень многие декабристы были офицерами и они служили в армии. Их недовольство режимом александровским, это было обусловлено тем, что они увидели в Европе. Они увидели абсолютно иной строй жизни. Они вроде как победители, а возвращаются на родину, как полубесправные рабы. Отсюда резкий рост радикализации их потом. И их приход в такие, самые крайние, варианты декабристского движения.

Среди декабристов очень много было масонов.

Н. КОТОВ: Евгений спрашивает: «Масоны — католики, православные, протестанты?»

Л. МАЦИХ: Мы, Евгений, много раз отвечали на этот вопрос. Для масонов национальные и религиозные моменты не имели значения. Брат-масон мог быть протестантом, католиком и православным, теоретически и мусульманином, хотя в те времена это было, конечно, невозможно. Он мог быть любым по национальности: и поляком, и шведом, и немцем, и французом, и голландцем, и русским, и кем угодно. Масоны были принципиально люди интернациональные.

Н. КОТОВ: Ну вот тоже очень часто задаваемый вопрос. Поясните, что Вы считаете ужасным и неприглядным в масонстве?

Л. МАЦИХ: Ужасного нет ничего. Это как раз то движение, которому нечего стыдиться. Были отдельные, может быть, недостойные представители. Но прямо уж так ужасного я вспомнить за масонством ничего не могу. Кроме того, вы не забывайте, у масонов была строгая система внутреннего наблюдения. И братья, которые компрометировали высокое звание брата, члена ложи, они их просто исключали. И если там были какие-то поступки, вроде воровства, или там ухаживание за чужими жёнами, или беспробудного пьянства, или иных каких-то антиобщественных проявлений, как бы мы сказали.

А насчёт неприглядного… нет, я не знаю ничего такого. Мне кажется, масоны как раз из тех общественных движений, у которых доброе, светлое и позитивное начало намного превышает негатив. Ну а негатив есть везде.

Н. КОТОВ: После 1812 года масонство стало угасать или ещё держалось на высоком уровне?

Л. МАЦИХ: Держалось на очень высоком уровне. Особенно до некоторых реформ, которые Александр затеял, и в армии, и на гражданке масоны сохраняли очень крепкие позиции. И перемена была связана с тем, что Александр, мятущийся, непостоянный, непоследовательный человек, в очередной раз попал под влияние на этот раз самых реакционных представителей православного духовенства, самой мракобесной его части: архимандрит Фотий знаменитый и иные подобные люди. И он стал таким люто и по-простецки набожным, что резко контрастировало с его прежним свободомыслием показным и образом мысли европейского интеллигента.

И вот тогда последовали антимасонские запреты. В 1822 году даже вышел указ смешной, что все действующие офицеры, это через 10 лет после конца войны, должны были написать о том, что они обязываются под присягой ни в каких иных ложах не состоять, а в каких состояли, должны дать в этом полный отчёт. Это было воспринято с некоторым смехом, хотя за этим последовали и более серьёзные ограничения. Поэтому после 1822 года, ещё три года царствовании Александра, это был явный период такого зажима.

Александр всё более скатывался на позиции очень реакционного и изоляционистского православного мистицизма, утратил связь с реальностью, к сожалению. И многие из его постановлений того времени, они были откровенно глупы и плохи, как, например, военное поселение, детище Аракчеева, печально известное, целый ряд других указов. В том числе не делали ему чести эти антимасонские ограничения, поскольку он ограничивал тех людей, которые разделяли идеалы его юности, и которые под его началом сражались против Наполеона.

Но правда, эти ограничения, они закончились просто регистрацией масонов. Никаких мер, кроме закрытия лож, не последовало.

Н. КОТОВ: Что касается, если возвращаться к армии 1812 года, вот, кстати говоря, простые солдаты, они что-нибудь знали о масонах? И то, что командир у них… или это для них и не надо было знать?

Л. МАЦИХ: Я думаю, нет, они не знали. Во-первых, не надо преувеличивать уровень грамотности. Тогда ведь ситуация далека от нынешней, среди солдат очень редко находились грамотные. Они о таких страстях, как масоны, ничего и не слыхали. Они говорили, что за этого командира мы пойдём в огонь и воду, а за этим не пойдём даже в бабам в кабак. Солдаты с солдатской прямотой так и говорили. А кто он по национальности, какого рода, знатен, богат, масон ли, какие книги читает, для солдат по большому счёту было всё равно.

Я думаю, среди солдат и унтер-офицерства вообще таких понятий не было. Единственное свидетельство, которое я знаю, когда хоронили Кутузова, то некоторые из преданных ему ветеранов были удивлены, почему его хоронят по такому странноватому, как им казалось, обряду. Ну, им объяснили, что так принято. Но у солдат не было к этому интереса. Я думаю, они бы не поняли, о чём шла речь.