Н. АСАДОВА: А неужели в России он не пытался вступить ни в какие ложи, и единственная ложа, к которой он принадлежал, была итальянская?

Л. МАЦИХ: А вот аж вплоть до эмиграции, где он, как бы, заново себя открыл, он не принадлежал в России к масонству, зато там, в России, вступил как раз в ложу, которая замечательно называлась «Свободная Россия». Потом она сменила название, стала называться «Вехи», но это детали. Там он вступил уже в Париже, с которым он связал свою жизнь, он вступил сразу в несколько лож, и в одной из них стал даже мастером. И был очень уважаем международным масонством и масонством, так сказать — если можно так сказать — российским. Но в России до большевистского переворота и во время Гражданской войны, и до своей высылки на «Философском пароходе» в 1922 году он к масонству выраженного интереса не питал.

Н. АСАДОВА: Нас тут спрашивают, были ли масонами Дягилев, Блок — это, вот, нас Маша из Санкт-Петербурга, наша постоянная слушательница спрашивает. А у меня, я расширю вопрос: кто, вообще, из известных фамилий, из известных имен деятелей культуры Серебряного века принадлежал к масонам?

Л. МАЦИХ: Это проще сказать, кто не был — это я говорю и Вам, Наргиз, и Машеньке, и всем нашим очаровательным слушательницам. Ну, во-первых, Блок — может быть, самое выдающееся имя литературы Серебряного века. Леонид Андреев, Андрей Белый, который Бугаев, сын великого математика, Саша Черный, который Гликберг, на самом деле — он называл себя так в приступе саркатистической самоиронии: «я прыщ на седалище русской словесности». Вот такой был тоже персонаж. Гумилев.

Н. АСАДОВА: Мережковский.

Л. МАЦИХ: Мережсковский, разумеется, он основал ложу, которую скромно назвал своим именем, и принял туда свою супругу.

Н. АСАДОВА: И так они вдвоем и состояли в ней? (смеется)

Л. МАЦИХ: Нет, там было больше, больше людей, чем эта замечательная пара. Но тут, кстати, вот, и грех и смеяться — они были настолько привязаны друг к другу, при всей нелюбви к ним окружающих. «Они прожили вместе 52 года, — говорила Гиппиус, — не разлучаясь ни на один день». Трогательный момент. Вот теперь понятно, почему он даже супругу, в нарушение всех уставов, ввел в ложу…

Н. АСАДОВА: Да. Она была единственной женщиной, которая состояла в этой ложе? Единственной сестрой?

Л. МАЦИХ: Естественно, естественно, она не потерпела бы, разумеется, никакой конкуренции, ни в этой ложе, ни за сердце и внимание своего обожаемого ею супруга. Волошин был масоном, очень таким, пламенным. Волошин и Гумилев писали великолепные масонские стихотворения. И масонские мотивы в литературе того времени — я имею в виду, до, конечно, до 17-го года, до великого перелома — они очень четко проявляются. К масонству тяготели и театральные люди. Вахтангов и Мейерхольд были замечены в симпатиях к масонству, Завадский. Ведь Серебряный век — это же не только литература, скажем, поэзия и проза — это и театр, и живопись, скульптура, архитектура. Целое созвездие великих имен было тогда, и масонство очень их увлекало как духовная практика, как моральная дисциплина, что для людей богемных очень интересно и необычно, и как любопытная такая религиозная философия с уклоном в теософию.

Н. АСАДОВА: Здесь А. Н., некий человек, спрашивает «Осоргин или Асоргин»?

Л. МАЦИХ: «О», Осоргин.

Н. АСАДОВА: Да, Михаил Андреевич Осоргин.

Л. МАЦИХ: …литературный псевдоним его. Непонятно, почему Осоргин — сам-то он Ильин, и он из таких, родовитых дворян, но взял вот такой себе псевдоним, Осоргин, и вот, прославил его.

Н. АСАДОВА: Да, и кстати говоря, вот, нам в интернете люди прислали тоже вопросы, и вот студентка, написано, из России, под ником, которая прислала вопрос, Kabu, вот, спрашивает, был ли Николай Гумилев масоном — мы уже ответили, что да, был — и вот, в его стихотворении, пишет нам Кабу, «Средневековье», есть строки, посвященные масонам. И даже приводится…

Л. МАЦИХ: Там все масонам посвящено.

Н. АСАДОВА: «Ты помнишь ли, как перед нами Встал храм, чернеющий во мраке, Над сумрачными алтарями Горели огненные знаки. Торжественный, гранитно… крылый», да. Какое красивое имя, да, слово.

Л. МАЦИХ: «Он охранял наш город сонный, В нем пели молоты и пилы, В ночи работали масоны. Слова их скупы и случайны, Но взоры ясны и упрямы. Им древние открыты тайны, Как строить каменные храмы». Ну, какой тут нужен комментарий? У Волошина это более как-то так, велеречиво, в его манере, но тоже вполне четко указывает на масонские мотивы. У Блока, у него есть превосходное стихотворение, «Ты твердишь, что я холоден, замкнут и сух», написанное в 1916 году. Оно завершается таким, очень красноречивым четверостишьем.

Вот все эти великие творцы — удивительно, как они все жили в одно время — вот, они все вдохновлялись масонской идеологией, символикой, ритуалами, ну, а кто мог постичь, то и масонской философией.

Н. АСАДОВА: Нам Аня пишет: «В 9-томной литературной энциклопедии такого литературного деятеля как Осоргин нет».

Л. МАЦИХ: А Вы читайте перед обедом, а паче перед ужином, советских литературных и прочих изданий — мало ли, чего там нет. Зато там есть какой-нибудь Павленко, Ажаев, кавалеры «Золотой звезды». И всякие прочие, стихотворная поэма «Они видели Сталина» — это там точно есть. Видите ли, выдающиеся деятели литературы ушли в эмиграцию. Если почитать советские издания, нет Бунина, нет Набокова. Вы представляете себе русскую литературу без них? Ну, и Осоргина, разумеется, нет. А они-то есть. И Замятин. И все эти великие имена, они на русской литературной карте обязательно должны присутствовать. Мало ли, чего при большевичках не публиковалось.

Н. АСАДОВА: Кстати говоря, вот я когда училась в школе, у нас в 10–11 классах Замятин был.

Л. МАЦИХ: Ну и слава Богу. И Набоков должен быть.

Н. АСАДОВА: Набоков тоже был, причем, кстати говоря, «Лолита» у нас была.

Л. МАЦИХ: Ну, тут я Вам не знаю, завидовать или сочувствовать, но без Ивана Алексеевича Бунина и без Куприна, и без… кстати говоря, в советских хрестоматиях Есенина не было, хотя уж казалось бы… Тоже, кстати, одно из великих имен Серебряного века. Правда, он в симпатиях к масонству никогда замечен не был.

Н. АСАДОВА: А Маяковский?

Л. МАЦИХ: Маяковский — да, но после революции… вот это особая история: втянул его туда Роман Якобсон, и он входил в кружок Арманда Хаммера, но это, как бы, некая отдельная штука. Но Маяковский в эпоху, как бы, расцвета Серебряного века, он же считался скорее эпатажным персонажем, чем выдающимся литературом — тогда и без него хватало. Да, безусловно, Маяковский потом расцвел как человек громадного таланта, громадного абсолютно. И он, вот, в каком-то смысле, жертва своих литературных заблуждений. Осоргин-то большевиков понял сразу, а Маяковский пленился этими всеми песнями сирен. Я не верю, что он продался, я думаю, он пленился и заплатил сполна за свои заблуждения.