Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Л. МАЦИХ: Нет, тут я бы не согласился. Это не научно-популярная литература в самом таком, знаете, вульгаризаторско дурном смысле. Нет. Это подлинная популяризация истории.

Н. АСАДОВА: Да, вот я это и имела в виду.

Л. МАЦИХ: И он был великолепный беллетрист. Тогда считалось, что историк и беллетрист — это две разные профессии. А мы прекрасно знаем теперь, что это не так. Кстати, Наталья Ивановна Басовская великолепно делает это же дело. Ну, в этом смысле она великолепный продолжатель дела Василия Осиповича Ключевского.

Н. АСАДОВА: А он первый в России начал так делать?

Л. МАЦИХ: По большому счету, да. Потому что великие историки — Соловьев, Платонов — они писали только академические труды. Они писали монографии, они писали общие курсы лекций, такие обзорные университетские. Они писали такие специализированные исследования по отдельным конкретным темам. Но аудитория, конечно, была невелика, потому что, ну, скольким людям был, скажем, интересен вопрос о финансовом обращении в России или о служебном сословии, или какие-то конкретные вопросы боярской смуты. Таких людей было немного. А вот что сделал Ключевский? Он сделал историю интересной.

Н. АСАДОВА: Да, конечно же, это очень интересный прием, когда ты через личность познаешь историю. Вот, например, даже названия его вот этих статей, исторических портретов, они заставляют человека задуматься…

Л. МАЦИХ: Вопиют: прочти меня! Именно так.

Н. АСАДОВА: Да, да, да. Например, «Характеристика царя Ивана Грозного» или «Жизнь Петра Великого до начала Северной войны», или «Значение преподобного Сергия для русского народа и государства». Или, например, «Евгений Онегин и его предки». Замечательно.

Л. МАЦИХ: «Евгений Онегин и его предки», да. Это предвосхищает работу Лотмана. Да? На этот же сюжет. Ключевский в этом смысле был неким пионером. В российской науке, которая была чересчур педантична, по прусским лекалам скроенная, беллетристика считалась чем-то таким второстепенным и заслуживающим осуждения. А зря. Он, благодаря своему великолепному афористическому таланту, благодаря умению формулировать мысль, благодаря тому, что он великолепно умел обобщать, и он умел, так сказать, общее полотно повествования расцветить блестками, вот этими жемчужинами исторических фактов, которые он выуживал из архивов, из тех же житий святых, из рукописей, и получалось блестяще. То есть в этом смысле он не знал себе равных. Стиль у него был великолепный, как у лучших российских беллетристов. Его идеалом стиля был Карамзин. А кстати, когда у Карамзина спросили: «Откуда, Николай Михайлович, стиль у вас такой прекрасный?» — он сказал: «От камина все. Как не нравится мне, на листе чего написано, я так в камин и бросаю. Так от камина и стиль у меня».

Н. АСАДОВА: А, кстати говоря, о Карамзине он тоже написал исторический портрет.

Л. МАЦИХ: Да, и очень нелицеприятный. Он обо всех писал объективно. Вот это его отличало от остальных. То есть он не панегирики, например, Петру или Екатерине.

Н. АСАДОВА: Абсолютно…

Л. МАЦИХ: Он видел в них людей, видел в них властителей и писал о них непредвзято, нетенденциозно и объективно. Это уже была новизна. И кроме того, он писал о них очень интересно. За историческим повествованием выступала личность. Очень он умел выпукло создать портрет. Сейчас бы ему не было равных среди сценаристов исторических фильмов. Он был бы миллиардером.

Н. АСАДОВА: Кстати говоря, вот если мы заговорили уже о Петре, то Петра Ключевский называл «недоучкой». И вот, например, цитата: «Какой, спрашивается, можно ждать толк от реформ, если проводящий их государственный деятель лучше соображает средства и цели, чем следствия? Если ему лучше даются мелочи, подробности, чем общий план? Разгромив старый, сложившийся веками правительственный аппарат, Петр взамен создал еще более громоздкую бюрократическую машину».

Л. МАЦИХ: Это отчасти верно, так и есть. И особенно верно замечание насчет личных черт Петра. Петр никогда не скрывал того, что он учился мало и плохо. Известен случай, когда он погладил детишек своих и со вздохом сказал: «Учитесь, детушки. Ах, если бы меня так в детстве учили!» Он жестоко об этом жалел. Но где он мог получить такое образование, которое требовал масштаб проводимых им реформ? Он никогда не скрывал этого. Но его искусство было в том, что он умел привлекать людей, которые схватывали картину в целом. И которые умели не только мелочи, тактические вещи увидеть и воплотить, но которые видели стратегическую перспективу. Таким был Брюс, таким был Репнин, таким был Шереметьев. В этом смысле Петр был великим реформатором, и Ключевский этого никогда не отрицал. Но он против иконографии Петра, он против глянцевых портретов, он против изображения Петра как некоего полубога. Каким иной раз сам себя Петр видел. Вот тут он его немножечко с пьедестала-то и подвигает и пишет о его дурных чертах — и о пьянстве, и о жестокости, переходящей в палачество, и о деспотизме чисто азиатском (а между тем он с азиатчиной боролся), и о кое-где слепом преклонении перед всем иностранным. Но он пишет также о его великих, подлинно революционных чертах. То есть он описывает живого человека, а не некоего идола или некоего персонажа житийной литературы, который весь благорастворение воздухов и состоит из одних положительных черт.

Н. АСАДОВА: Вот интересно, почему он решил написать исторический портрет Николая Ивановича Новикова? Ведь он был забыт достаточно долгое время в России.

Л. МАЦИХ: Именно поэтому. Вот именно это для него был такой вызов, для Ключевского. Для него как для историка это было персональным, если хотите, оскорблением и обидой. Как это, забыть столь великого человека, величайшего издателя за всю историю России?! До времени Ключевского, и, кстати говоря, и до нынешних дней, уже прошло сколько лет, и технический прогресс как шагнул, а Новикова в этом смысле никто не перещеголял, и не знаю, когда это удастся. Кроме того, для Ключевского было важно говорить об истории правду. И его как историка трудно было провести. Он был человек очень строгий и точный, и он всегда изучал факты. Изучение фактов привело его неопровержимо к мысли о том, что масоны сыграли в формировании российской государственности, цивилизации, в существовании некой матрицы российского существования громадную роль. Причем именно роль позитивную, инновационную, роль формирующую. И в этом смысле фигура Новикова была абсолютно титаническая. И он решил написать о нем очерк, пользовавшийся огромным успехом. И он его, во-первых, провозгласил с трибуны, потом он его опубликовал. Вообще он любил выступать публично, Ключевский. И в этом смысле был великолепный оратор, блестящий полемист, публицист, любил аплодисменты в студенческой аудитории. Студенты его обожали в этом плане. Но Новиков для него был знаковой фигурой. Он хотел вообще вернуть масонство на российскую историческую сцену как некий такой забытый коллективный персонаж.

Н. АСАДОВА: Но это было уже после того, как он вступил в ложу?

Л. МАЦИХ: Нет, это было до. Он вступил уже очень зрелым человеком, пожилым, прямо скажем, в 65 лет. Он уже все передумал.

Н. АСАДОВА: Да, это уже был 20-й век, 1906 год. И кстати, вступил он в ложу «Космос», в ту самую ложу, о которой мы рассказывали в прошлой передаче, которую создал Павел Яблочков.

Л. МАЦИХ: Да, которую создал Павел Николаевич Яблочков. Он вступил… ну, в ту, да не в ту. С момента смерти Яблочкова много воды утекло, и ложа претерпела большие изменения.

148
{"b":"128539","o":1}