Он убедил Николая воспитывать сына Александра именно как престолонаследника, как цесаревича. И порекомендовал в качестве ментора, воспитателя, своего лучшего друга Жуковского. Очень неплохой выбор. Своего друга по объединению «Арзамас». Вот он чего хотел. Он хотел, чтобы монарх не обладал сакральными полномочиями, чтобы люди не обращались к царю, как к богу. Но чтобы люди обращались к царю, как к инстанции. Он хотел бюрократизации России. Он добился её.

Н. АСАДОВА: Вот ещё такой вопрос щепетильный. Большинство масонов, с их идеальными идеями — свобода, равенство, братство, выступали резко против крепостного права. Уваров наоборот, он выступал за сохранение крепостного права. Вот это не противоречит ли масонству, масонским идеалам?

Л. МАЦИХ: Разные были идеалы. Были масоны, которые по-разному трактовали. Вообще, трактовка — самый сложный момент. Так-то тезис выдвинуть — не хитрое дело. Как он будет истолкован — в этом-то всё и дело. Ещё со времён Новикова и Гамалея был очень резкий спор у российских масонов — как относиться к крепостному праву. Горячие головы, Радищев, предлагали всё это отменить. Люди охранительные, Карамзин, предлагали всё оставить, ничего не трогать. Умеренные предлагали потихоньку от этого переходить к более цивилизованным, принятым за Западе, формам правления.

Н. АСАДОВА: Николай тоже разделял эту точку зрения постепенного перехода.

Л. МАЦИХ: Николай трезво понимал, он был человеком трезвомыслящим, что крепостное право — это тормоз на пути развития страны. Безусловно. Но так же понимал, что большой корабль нельзя поворачивать быстро. Куда девать помещиков, куда девать деньги, заложенные в деньги, земли, как быть с финансовой системой, которая только налаживается. Он был сторонником постепенных мер. Уваров тоже не считал, что крепостное право — это навечно. Нет. Но он считал, что время для перемен пока не созрело. Надо подождать.

Для него народность — это конечно не то чтобы крепостное право, это сохранение вековых традиций и устоев. В этом смысле он в чём-то ратовал за косность.

Н. АСАДОВА: Мария из Санкт-Петербурга спрашивает нас: «Как такая одиозная личность, как Бенкендорф мог стать масоном?»

Л. МАЦИХ: А почему одиозное, Мария? А чем занимался Бенкендорф? Он был боевой генерал и великолепно проявил себя в войнах с наполеоном ещё до 1812 года, очень храбро сражался, как боевой генерал, не штабной, во время войны 1812 года. Он доложил Александру о т. н. Союзе благоденствия, реальном тайном обществе, которое было в России. Правда, он немножко преувеличил опасность, от него исходящую. Но он сделал это весьма прозорливо, и Николай его за это ценил.

Он учредил в России жандармерию, сыскную полицию с очень широкими функциями. Ныне эта структура разрослась до великолепных объёмов. В чём же он фигура одиозная? Он в каком-то смысле прародитель многих нынешних правителей, я имею в виду широко, ХХ века. Без его начала не было бы великолепного продолжения ХХ века.

Н. АСАДОВА: Может быть не все считают это продолжение столь великолепным, как Вы.

Л. МАЦИХ: если бы так не считали, не возвращались бы к тем же моделям. А так мундиры голубые он ввёл, и сталинское НКВД носило те же голубые околыши и канты. Цвет небес им полюбился. Они по-видимому считали, что это нечто с небес в их функции. Они восстанавливают высшую справедливость. Как сказал Николай Бенкендорфу при учреждении жандармерии: «Вот тебе платок, чем больше им слёз утрёшь, тем лучше свои обязанности исполнишь». Это потом жандармерия стала тем, чем мы её знаем.

А замысел был совсем иной — не сообщество шпионов, презираемых всеми стукачей, а организация, которая бы надзирала за порядком, а граждане высокой сознательности приходили туда и сами рассказывали о всех малейших нарушениях.

Н. АСАДОВА: Так вопрос в том, как это всё сочеталось с масонскими идеалами?

Л. МАЦИХ: Идеалы неотделимы от иллюзий, это следует помнить. Как крепкая вера неотделима от фанатизма, очень тонкая грань эти вещи отделяет друг от друга.

Н. АСАДОВА: Знаете, мы время от времени объявляем результаты викторины. И в этот раз мы задавали вопрос — кто из русских литераторов сказал про Уварова: «В молодости он произносил такие речи, за которые в старости сам себя бы посадил в крепость». Сказал это Греч.

Л. МАЦИХ: Да, Николай Иванович Греч, которым Уваровым поначалу восхищался, а потом очень его не любил. Он страдал от цензурных стеснений, которые вводил Уваров, ему казалось, что лично против него какие-то вещи направлены, как казалось и Пушкину. Но как раз Уваров был воплощением лозунга «Ничего личного, но есть правила, одинаковые для всех». А каждый из этих литераторов, чудный, ранимых душ, тонкой духовной организации, сочинители, вдохновлённые музами, каждый требовал к себе личного отношения, эксклюзивного и элитарного. Когда Пушкин является на бал не в мундире камер-юнкера, а во фраке, поскольку во фраке он беседовал с Николаем. Это нарушение придворного этикета. Грубо.

Ему за это было поставлено на вид. Но что делает Пушкин. Пушкин уподобляется Маше Мироновой из «Капитанской дочки», когда Маша Миронова просит у Екатерины не правосудия, а милости. Все просили особого отношения, к себе снисхождения. Уваров был категорическим противником личностного принципа. Поэтому каждый из них считал его своим личным врагом. А на самом деле он этот принцип жёстко проводил в жизнь.

Н. АСАДОВА: Те люди, которые правильно ответили на наш вопрос — это пять победителей, пять людей, первыми ответивших правильно. Они получают замечательную книжку Андриевского «Повседневная жизнь Москвы на рубеже XIX–XX вв.» Фамилии не буду озвучивать сейчас, всё это есть на сайте. Вы обязательно получите в подарок эти книжки. Фёдор из Санкт-Петербурга нам набор штаммов прислал. Я их зачитаю. «Извините, Уваров и другие в первую очередь были реакционерами-монархистами. Но складывается впечатление, что Вы хотите оправдать самодержавный абсолютизм, крепостничество, клерикализм, консерватизм, исходя из неких неизменных исторических традиций России». Вот.

Л. МАЦИХ: Нет, Фёдор, друг мой, ничего этого мы делать не хотим. Мы не хотим ни оправдывать консерватизм и косность, ни оправдывать ничего другое, мы хотим разобраться. Может быть цель передачи, не знаю, как у нас получается, у Наргиз получается, у меня — не знаю. Наша цель — разобраться, понять, какие были пружинные механизмы сложной, неоднозначной российской истории. А не пытаться мерить её схемами и шаблонами. То, что Вы говорите, Фёдор, к сожалению, один из шаблонов, марксистский, в советское время он был принят. О том, что Николаевское время — это ужас, это кошмар.

Да, был зажим определённый литераторов, литераторы все страдали. На них сапог эпохи наступил — это слова Герцена. А экономика процвела.

Н. АСАДОВА: И это правда. Именно при Николае начался промышленный переворот, переход от мануфактуры с ручным трудом к фабрике. У меня были такие данные, что к 1860 году в России было 423 фабрики. Это огромный скачок по сравнению с началом века.

Л. МАЦИХ: Безусловно. Но тут палка о двух концах. Мы не поём дифирамбы Николаю, мы пытаемся разобраться в пружинах его царствования. Скажем, уваровская политика привела к ощутимому подъёму образования. Средний уровень образованности у выпускника российского университета колоссальным образом шагнул вперёд. Он стандартизировал требования и критерии, которые предъявлялись к выпускникам школ, он впервые стал гласно публиковать отчёты Министерства просвещения, он впервые ввёл новую революционную форму — учёные записки при университетах. Он обязал университеты заниматься научной деятельностью. Ну какой же это ретроград!