Л. МАЦИХ: Одиозный масон-ренегат Магницкий был врагом всех. Он писал доносы с фантастической скоростью. Даже сейчас было бы трудно писать, учитывая современную множительную технику, в таком количестве. Магницкий полагал, не знаю, он действительно, как Фотий, сумасшедший, считал, что кругом бесы, или он делал вид, приписывал себе такую роль бдительного стража государственных интересов. Магницкий был дворянин польского происхождения из достаточно знатной шляхты. Вступил в две масонских ложи, за вздорность и склочность был изгнан. Это случалось с братьями, но далеко не все из них потом вступали на такой мерзкий путь доносительства и мерзкого стука, как Магницкий.

Кроме того, он какие-то вещи писал возможного и правдивые, скажем, о порядках, существующих в ложах. Никаких страшных секретов он не открывал, но просто это было не принято, он же принимал присягу. Большая часть его измышлений были просто наветы, гнусная клевета и какая-то чудовищная, полупараноидальная выдумка. Кругом враги и т. д. Интересно, Николай I, который был здравомыслящим, при всём своём фельдфебельском уме, он наложил такую резолюцию на очередной стопке, кипе доносов Магницкого: «У меня уже доносы от Вас на всю Россию». Вот так.

То есть, ему знали цену. Но он в том числе писал о злобных негодяях, которые окопались в Библейском обществе, Филарета и Голицына и всех остальных, он представлял исчадьями ада.

Н. АСАДОВА: Нам Фёдор из Санкт-Петербурга пишет: «Удивительно, почему столько хороших слов о Филарете. Из разных источников известно, что он был обскурантом, реакционером, охранителем крепостного права и самодержавия, гонителем декабристов. А Вы утверждаете, что он масон».

Л. МАЦИХ: Мы утверждаем, что он масон потому, что это правда. Что значит «гонителем декабристов»? Тогда не было термина «восстание декабристов», а был бунт офицеров Гвардии, т. е. людей, принявших присягу и совершивших воинское преступление. Как вы полагаете, к ним следует относиться? Надо называть вещи своими именами — эти люди совершили государственное преступление. Их бунт не поддержал никто.

Другой вопрос, может быть не следовало давить с такой беспощадностью, с какой это сделал Николай. Это уже иной вопрос. Но осуждать декабристов, безусловно, следует. И мы в передаче о них мы об этом несомненно поговорим. Здесь не должно быть никаких иллюзий. И Филарет, который всегда считал самым страшным преступлением звать Русь к топору, поскольку он понимал, что бунт — это вещь ужасная, он, разумеется, их осудил.

Он не призывал никогда не высылать, как Фотий, который говорил, что нужно выслать половину Петербурга. Он никогда не призывал сослать в Сибирь, лишить места, и когда его спрашивали, как следует поступить с его хулителями и врагами, он всегда высказывался в высшей степени толерантно и осторожно. В этом смысле он был настоящий христианин, который склонен был врагов прощать.

Н. АСАДОВА: Мы знаем, что многие декабристы были масонами, и это тоже штрих к портрету. Между разными масонами. Между разными ложами были разногласия безусловно. И между ними были и войны.

Л. МАЦИХ: конечно.

Н. АСАДОВА: К нам на сайт пришёл вопрос: «Расскажите, пожалуйста, как Филарет относился к Пушкину? Связывали ли Пушкина с митрополитом какие-то отношения в последние годы жизни поэта» — это Анна нам пишет.

Л. МАЦИХ: Тут есть правда и есть миф. Пушкин был человеком исключительного вольнодумства и авторитетов для него было очень немного. А по молодости он писал и полупохабные стишата в вольтеровском духе о Библии, «Гаврилиада» знаменитая и прочие, которые не делают его гению чести. Но потом он переменился. Этому способствовали и беседы с масонами Вяземским и Чаадаевым. И влияние Филарета. У них был своеобразный стихотворный диалог. Лично знакомы они не были. Но кто был Пушкин тогда? Сочинитель! А Филарет был митрополит Московский. Для нас сейчас Пушкин есть величина первостепенная, а все остальные — современники. Но тогда это воспринималось по-другому.

Филарет был князь церкви, а Александр Сергеевич был просто писака.

Н. АСАДОВА: Ну, прямо уж писака…

Л. МАЦИХ: Писака.

Н. АСАДОВА: Поэт в России больше чем поэт.

Л. МАЦИХ: Это потом сказал великий Евтушенко. Тогда этого никто не знал и все пребывали во тьме невежества, при Пушкине каком-то. А об Евтушенко никто не догадывался. Масштаб личности Пушкина Филарет прекрасно понимал. Вступил с ним в стихотворный диалог. Пушкин написал стихотворение в свой день рождения, кстати, «Дар напрасный, дар случайный». И графиня Хитрово, дочь Кутузова, содержательница самых модных в Москве масонских салонов, принесла это Филарету.

И Филарет написал ответ в тон Пушкина, стилизованный ответ:

Н. АСАДОВА: Поддержал поэта.

Л. МАЦИХ: Он опроверг пессимизм пушкинский, его несколько младенческий, инфантильный пессимизм. И сделал это в великолепной поэтической форме и с абсолютно непоколебимой верой. И Пушкин, который приходил слушать его проповеди… Вообще, трудно себе представить Александра Сергеевича, который всю проповедь может стоять и выслушать.

Н. АСАДОВА: Он говорил, что он религиозен, но не церковен.

Л. МАЦИХ: Все они так говорили. Но так говорил Филарет, что Пушкин его слушал! И он посвятил ему стихотворение «Стансы», великолепный абсолютно стих. Есть у нас время прочесть полностью?

Н. АСАДОВА: да.

Л. МАЦИХ: Помните, что писал Пушкин о Фотии? Самые злобные, язвительные эпиграммы. А о Филарете написал великолепные, вдохновенные стихи.

Н. АСАДОВА: Да, но в оригинале последнее четверостишье звучало так:

Л. МАЦИХ: Очень немногие из священнослужителей современников удостаивались такого почтения от Александра Сергеевича. Он к нему прислушивался. Кстати, Филарет настоял, чтобы Пушкин венчался не там, где он задумал — в домовой церкви князя Голицына. Пушкин был очень беден, он фрак взял напрокат у своего дружка Павла Воинчина-Щёкина. Но, понимая, что такое Пушкин, и что свадьба его будет событием всероссийским…