Форма проповеди предпочтительна устная, а не письменная. Молодой пастырь в живом своем слове легче и полнее передает свою веру, своим темпераментом легче привлечет внимание к теме. Но как для устной, так и для письменной проповеди пастырю рекомендуется тщательная подготовка дома. Голосовые средства в обоих случаях надо соразмерить с размерами храма и количеством молящихся, а продолжительность проповеди, даже наиболее одаренного Богом пастыря, отнюдь не должна превышать 15–20 минут! Надо научиться вкладывать в малое время наибольшее и живое содержание.

Весьма важно в нравственном приложении дать краткий, но яркий пример из жизни какого-либо святого, особенно который вышел из простых людей, из народной гущи и достиг святости. Яркий пример действует неотразимо и запечатлевается в душе навечно.

Принимая от Пастыреначальника чрез возложение рук архиерея высочайший дар священства, юный пастырь никогда не смеет забыть давшего его. Никогда и нигде его личная, семейная, общественная и церковная жизнь не должны стать, хотя в малейшей мере, поруганием святейшего имени Иисусова! Жизнь его не только не может быть «зазорной», но должна иметь еще до хиротонии доброе свидетельство от внешних, по смыслу канонического требования, предъявляемого к кандидату. Иначе сказать, молодой пастырь должен удовлетворять тем общим условиям этичности, которые исполняются даже простыми и не церковными мирянами. Здесь мы разумеем элементарную честность с самим собой и людьми, неуклонное правдолюбие, верность данному слову, воздержанность в чувствах, простую житейскую мудрость, незлобие и все те черты доброго члена общества, которые отличают человека от бессловесного животного. Это, так сказать, «негативная порядочность» человека, результат мирской морали.

«От христианина же, а особенно от пастыря, — говорит протоиерей Соболев, — Господь наш не порядочности только требует, а святости и совершенства»[86].

Каждый только что рукоположенный священник, когда минуют первые дни несказанной радости празднества хиротонии, и жизнь начнет ему предъявлять свои требования, каждый пусть спросит себя со всею строгостию: как мне жить теперь? Как вести себя, чтобы жизнь вечная открылась во мне и чрез меня — в людях?… Как спастись самому и спасти людей от вечной смерти?…

Прежние навыки житейские, «порочные привычки», бывшие в связи с сомнительными друзьями, прежние интересы — тяготенья к мелочному и не существенному, старая манера «жить-поживать», — все это должно не только отойти «на второй план», но просто умереть для служителя Престола Божия! Новый человек должен родиться из ветхого. Все — новое! Теперь — только главное — «единое на потребу», «благая часть», избранная душою. Такому отрыву от старого в юном пастыре много поможет его неложное послушание прещениям Церкви, заключенным в своде канонов. «Известие Учительное» будет сберегать и предупреждать пастыря. Усиленное чтение святоотеческих трудов по Нравственному богословию, Игнатия Брянчанинова, епископа Феофана Вышенского, митрополита Филарета (Дроздова), архиепископа Иннокентия Херсонского, епископа Тихона Воронежского и других, — все это духоносное обилие советов и наставлений создаст вокруг пастыря особую атмосферу, с которой он сроднится, которую никогда не захочет променять ни на какие иные чтения, будь то философская мудрость или художество мастеров литературы. Он не устремится уже по первому зову «приятелей» на праздную болтовню с ними, в которой осуждение человека перемешано с завистью или презрением, где ему удобно бывало величаться, «играя первую роль», или предаваться сомнительным намекам и недомолвкам в обществе женщин, или вину и чревоугодию, нездоровому смеху и вздорным анекдотам — этим убийцам слова. Пастырь постарается не терять более своего драгоценного времени впустую, но каждый час жизни он почтет ответственным, как бы последним, в который он должен служить Богу и людям, не ища своего… Он будет видеть пред собою «белую ниву», слышать вечный глас Спасителя: «Жатвы убо много, делателей же мало…».

На этом пути едва ли не самым трудным деланием явится отыскание способа преодолеть свое низовое я, свою собственную, «независимую» волю, поставить богодарованную свободу человека в подчинение «свободе сынов Божиих». Преодолеть остатки самости, несобранности.

Панибратства и фамильярности — пережитков ветхой обывательщины — отнюдь нельзя допускать пастырю в общении с собратьями по клиру. Следует помнить, что собрат наш есть, прежде всего, брат во Христе, а потом и человек, приятель или друг…

Со всяким излишеством должно порвать: безумное винопитие, курение, безмерное объядение, песни светские, шутовские карты, пляски и прочее бесчиние в «своей кампании», вдали от мирских глаз, даже должно с гневом отвергнуть пастырю! Мир не видит — Бог видит! Время нашему деланию положено столь краткое, что растрачивать его на угождение бесам мы сугубо не смеем. И особенно важно поставить так дело в самом начале пастырской работы.

Исходя из сознания великого достоинства священного сана, не следует, равным образом, разделять с мирянами их приниженную мирскую жизнь в ее примитивном греховном плане. Пастырь должен всемерно избегать, даже в гражданском платье, посещений домов мирских граждан, разве только посещения тяжело больных и их причащение, соборование и прочее. Отвержение себя и смирение себя, крестоношение и следование за Христом — такова жизнь пастыря в ее основах. А в перспективе своей она есть постепенное восхождение, преображение, обожение, Богоуподобление чрез приближение ко Христу, охристовление наше.

Остается добавить немногое, касающееся пастырской внешности. Известно ведь, что «люди по платью встречают, а по уму провожают». Всякому кандидату священства известен состав священнической одежды и облачений. Необходимо лишь подчеркнуть, что пастырь, работая в миру, должен быть пред этим миром достоин своего сана. И вот нередко встречается, что, желая не унизить свой сан, священник, особенно молодой, начинает черезчур тщательно следить за своей внешностью. Создает особую, как ему кажется, подходящую походку, взгляд, манеру говорить и т. д. Между тем, эта искусственность легко переходит границу должного и необходимого, где «подобающая походка», жесты переходят в манерничание, речь отдает ханжеством, одежда выдает явное щегольство и желание блеснуть и выделиться, роскошные рясы с грустью напоминают бедные одежды Сына Человеческого. А все вместе взятое создает неприятный образ человека черезчур занятого собой и придающего своей персоне особое значение. «Благообразие лица, приятность телодвижений, стройность походки, нежность голоса, сплетение кудрей, благоухание мастен, драгоценность одежд и все другое, чем увлекается женский пол, может привести душу в смятение»[87].

Сколько молодых пастырей выходило в жизнь с твердым намерением не поддаваться этому искушению. Не удержавшись на золотой середине, они впадают иногда в другую крайность — небрежение к своему внешнему виду. Неряшливостью, грубостью, грязнотой отталкивали от себя верующих, вызывая новые осуждения.

Пастырю рекомендуется следующее:

1. Цвет одежды (рясы) прилично иметь черный или темно-фиолетовый, цвет подрясника может быть различен, хотя и не ярок. Последний, а по местам и ряса, препоясуются расшитым или кожаным поясом.

2. Обувь рекомендуется черная: ботинки, сапоги, последние, главным образом, при богослужении.

3. Головной убор (не богослужебный): темная или синяя с большими полями шляпа, черная скуфья (или темно-фиолетовая) бархатная или суконная.

4. Волосы, борода и усы по традиции носятся всем духовенством Православной Церкви, причем, в городах — короткие, не ниже плеч; борода, ее длина и размер не регламентированы, но усы обязательно подстригаются, чтобы не препятствовать причастию Святой Крови.