– Чьим?

– Твоим!

– Одри, – снова включился Виктор, – ты нам нужна. И дело не только в бизнесе, он и так продержится, не надо тебе выходить из учредителей. Но ты сама-то понимаешь, что совершаешь ошибку?

Одри сидела молча. Для нее все было решено, вопрос только заключался во времени: если они будут разглагольствовать слишком долго, она не успеет собрать вещи к завтрашнему самолету. Она внимательно изучала азиатский орнамент на паркете. Ну вот, снова арабская вязь, снова знакомые слова, знакомые символы, песок, ночной Каир, жуки и шум моря…

– Это бесполезно. – заключил Виктор, помахав у нее перед глазами рукой. – Не реагирует. Она уже в Израиле.

– Тебя там убьют! – закричала Джуди.

Одри очнулась:

– Что? А, это – к лучшему.

– Одри, ну пожалуйста, – Джуди опустилась на корточки перед креслом подруги, чтобы хоть так заглянуть ей в лицо, – Одри, ты как будто серьезно нездорова. Перестань себя истязать. Тебе нельзя в таком состоянии ехать в чужую страну. Мне страшно за тебя. Мне кажется, что мы еще не скоро увидимся.

– Все. Джуди, мне приятно было вас повидать, но уже пора домой. Поздно становится. Завтра самолет.

– Одри, черт побери! Ты еще можешь воспринимать, что происходит вокруг?! Не езди, у меня плохое предчувствие!

Одри встала, натянула куртку и направилась к двери, жестом отсекая любые вопросы.

– Ты должна быть здесь! Том скоро вернется, все встанет на свои места.

– Пока, Джуди!

Тетушкины слезы было выдержать гораздо легче, потому что вечером у Одри уже не осталось сил на переживания и сопереживания. Чувства как будто стерлись и перешли в иное качество – холодную готовность. Одри больше не переживала, не боялась, не любила, не ждала ничего. Она просто выполняла поставленную задачу. Ничего-ничего. Вот ей сделают гражданство, и можно будет стать «хайелет». Нет, в армию ее, кажется, уже не возьмут по возрасту. А можно просто выйти замуж за какого-нибудь израильтянина, нарожать детей и остаться там навсегда. Какая ей теперь разница, за кого выходить замуж? Она, может быть, всю жизнь ждала Тома… Вот и дождалась! Все. Хватит об этом думать.

В аэропорту было удивительно многолюдно. Два рейса только что задержали из-за нелетной погоды, и посетители бара, куда Одри зашла выпить кофе перед дорогой, поглядывали то на часы, то в огромные окна, через которые было видно, как постепенно утихает снежный ветер и словно бы обещает выглянуть солнце.

– Значит – судьба, – сказала Одри официанту и, оставив мелочь, встала из-за стола.

– Конечно судьба! Все у вас будет хорошо, девушка!

– В самом деле? – зло спросила она.

– Правда. И очень скоро! Я умею читать по лицам.

– Ну-ну.

Она зашагала в сторону регистрации. Багаж в виде двух чемоданов уже уехал, теперь на ее плече висел только маленький кожаный рюкзачок, с которым она когда-то ходила на лекции.

Этот рюкзачок Том и узнал. А потом и она увидела Тома, только что сошедшего с какого-то рейса. Они остановились посреди зала, молча глядя друг другу в глаза. Том шагнул к ней.

– Ты! Ты… Ты опять прежняя! – Он прошелся взглядом по ее фигуре. – И даже рюкзак! Одри. Я прилетел к тебе. Только к тебе. Я больше никуда…

– Вот и славно. Тебя, кажется, встречает мама? – Одри кивнула на статную даму, стоявшую чуть в стороне, которая смерила ее презрительным взором и отвернулась.

– Мама? Какая мама? – Он видел только Одри. – Я люблю тебя. Одри. Делай со мной, что хочешь! Все. Я вернулся. Я – твой.

Она даже ничего не почувствовала. Совсем ничего.

– Вот и славно, – повторила она.

– Что славно?

– Да все – славно. Дай мне пройти, я опаздываю на регистрацию.

– Какую регистрацию? – Том мотнул головой, словно вынырнул из гипноза. – Куда ты?

– Извините! – Одри отодвинула его рукой со своего пути. – Меня ждут на работе!

– Одри, да что происходит? Любимая моя, ну пожалуйста, не надо так… – Он обнял ее и закружил, оторвав от пола. – Какая ты стала легкая!

– Том. – Она спокойно посмотрела ему в глаза. Удивительно, но ее и вправду больше ничего не тревожит! – Том. Ты сейчас меня не понял.

– Что не понял? – Он гладил ее коротенькие волосы, теребил любимую кисточку на шее. – Я все сделаю, только не прогоняй меня. И не уходи сама.

– Том. Я сейчас не тебя встречать пришла. Я сейчас улетаю в другую страну.

– В другую страну? – тихо проговорил он и сошел с лица.

– В другую. Страну. – Она четко разделяла слова. – На пэ! Эм! Жэ!

– Что?

– Насовсем, значит! Мне было очень приятно с тобой общаться. Думаю, это останется одним из самых лучших воспоминаний моей молодости. Прощай.

Море шептало по-зимнему. Те, кто слышал зимнее море, знают, как сильно его голос отличается от обычного, летне-курортного. Одри бродила по берегу и слушала этот шепот. Сезон закрыт, только местные жители и случайные заблудшие души, вроде нее, ищут покоя и смысла на земле обетованной. Конец декабря. Завтра в Штатах все ее друзья будут отмечать Новый год, а она – здесь.

На окраине дикого пляжа, среди обросших зеленью скал Одри прокладывала свой новый путь по узкой ленте песка под обрывом. Она больше ни о чем не думала, ни о чем не жалела, только подставляла лицо теплому сырому ветру и выталкивала из себя воспоминания, обиду, боль, чтобы они улетали вместе с потоками воздуха. Ей больше ничего не нужно. Она дошла до последней стадии морального опустошения, за которой вполне возможно последовало бы и моральное истощение, а это уже – клинический диагноз. Впрочем, в Израиле даже в ее состоянии бояться нечего: медицина здесь самая лучшая, хотя и самая платная.

Вдруг откуда-то сверху, со скалы стали доноситься громкие веселые голоса, смех и радостные крики. В нескольких метрах от береговой косы что-то громко шлепнулось в воду. Через секунду предмет вынырнул и поплыл по волнам: им оказался свадебный букет. На этой скале считалось хорошей приметой выпить за счастье молодых и бросить букет в воду. Удачно она попала! И хорошо, что скала нависает над головой, а то вслед за букетом может полететь вниз что-нибудь и потяжелее…

Одри вздохнула. Нет, она пока еще держала себя в руках, но что-то надломилось в ней, что-то надорвалось… Если когда-нибудь рана зарастет, значит, и она со временем покроется корой и станет новой, другой Одри. Если нет – она будет еще долго метаться в поисках истины, но так и останется, словно калека, в вечной боязни наступить на болевую точку. И в том и в другом случае нужно время. Время лечит. Одри улыбнулась: особенно в Израиле, где самая лучшая медицина…

За полтора месяца, проведенных здесь, когда она еще не знала главной новости, ей несколько раз удалось съездить в Каир. Теперь это не было так страшно и неприятно, наоборот: Одри впала в какую-то злобную эйфорию и нарочно подвергала себя риску, работала по двадцать четыре часа в сутки, стараясь поменьше оставаться одна. Ее невозможно было вытащить из офиса до полуночи. Она сама напрашивалась везде, куда только можно было поехать. В Каир, в Саудовскую Аравию – пожалуйста! В преисподнюю, к черту на рога – с удовольствием!

– Я! Я! Я хочу! Я поеду! – кричала она с напускным весельем и жестью в глазах. – Меня не волнует гонорар, я совершенствуюсь в языке! – Так она объясняла свою готовность.

– Мне кажется, дело не в языке… Ну раз уж так хочется – поезжай, – вздыхал ее непосредственный здешний начальник, еще с лета влюбленный в ее длинные загорелые ноги и прекрасно видевший, что с девушкой творится что-то не то.

Но стоило только ей закрыться в номере, как снова наваливалась обида и… Том, Том, Том… Она специально, до полного изнеможения выматывала себя за день и вечер, чтобы, придя к себе, рухнуть на кровать и отключиться от всего земного… Но это не всегда получалось. Теперь ей все меньше хотелось спать по ночам, иногда хватало даже полутора часов, чтобы, отработав двойную норму за день, бодро вскочить ранним утром и уехать еще на сутки в Египет… Одри чувствовала чудовищное напряжение, которое гнало ее вперед, вперед, вперед. К чему? Или – от чего?..