На Азербайджан все это мало влияло. Наша делегация на Съезде была одной из самых консервативных. Выступление академика Пюста ханум Азизбековой, посвященное дружбе двух бакинских комиссаров — Степана Шаумяна и Мешади Азизбекова — была признана московской прессой самой безликой. Везиров с его командой застойных карьеристов интеллектуально не мог произвести что-либо, выходящее за рамки официальных шаблонов советского агитпропа. А в это время на трибуне срывали аплодисменты армянские депутаты Генрих Игитян, Людмила Арутюнян, Галина Старовойтова и др. Среди азербайджанских депутатов духу времени соответствовали лишь выступления физика Тофика Исмайлова и композитора Арифа Меликова.
В адрес ВИЦ НФА пришло приглашение из Эстонии принять участие в работе Антибольшевистского Фронта. В Кордсовете решили командировать Лейлу Юнусову и меня. 30-го апреля мы прилетели в Таллин и связались по телефону с нужным человеком. Встретились. Координатор оказался татарином, жутким эстонским националистом, но терпимым к нашим перестроечно-реформистским воззрениям. Ночь мы провели в Таллине, а утром на стареньком «Жигули» отправились в Вильянди. Здесь мы поменяли машину, и нас отвезли дальше, в лес, в хутор Лооди. Собралось человек 80: украинец Лукьяненько, узник с лагерным стажем двадцать четыре года, Март Никлус, эстонский диссидент со стажем 16 лет лагерей, два армянских диссидента — Мгер и Вардан — каждый со стажем по 8 лет лагерей.
31 апреля-1 мая прошла конференция. Обсуждали одно — как избавить народ от тирании КПСС и КГБ. Представители каждой республики и организации рассказывали о своих проблемах и методах деятельности. Мы рассказали о том, как идет организационное становление НФА. Мне задали вопрос о Карабахе: чей он? Я ответил, что Карабах должен принадлежать людям, которые там живут, землю надо раздать крестьянам, обеспечить им экономическую свободу, тогда политические вопросы отойдут на второй план. Затем слово предоставили двум молодым людям из Грузии. Они сказали, что привезли с собой кассету с видеосъемкой кровавого побоища в Тбилиси 9-го апреля 1989-го года. Хозяева нашли телевизор и видеоплеер, все уселись и один из грузин начал комментировать происходящее на экране.
Был виден ночной проспект Руставели, запруженный толпой. В полутьме — трибуна перед зданием парламента. Горячо выступает оратор, на грузинском. В Вильянди молодой холеный грузин лениво переводит: «Ну, он говорит, что мы не уйдем, пока наши требования не будут приняты». Затем еще один оратор, что-то выкрикивает, толпа в ответ что-то отвечает хором. Грузин переводит: «Ну, они клянутся, что готовы умереть, но отсюда не уйдут». Еще оратор, еще выкрики, еще клятвы. «Стоять насмерть и не уходить»!
Потом показался священнослужитель. Наш грузин оживился: «Это Католикос Илия II, очень авторитетный, сейчас он будет говорить, что надо расходиться, но его не послушаются». Да, католикос что-то сказал, поднял руку, еще что-то сказал, отошел в темень. К микрофону подошел еще один оратор, начал выкрикивать и потрясать кулаками, толпа в ответ закричала. Грузин с гордостью сказал: «Ну вот, видите, народ клянется, что не разойдется…» Тут опять к микрофону подошел католикос. Грузин начал переводить более точно: «Дети мои, раз вы приняли решение остаться здесь и не приняли моего совета, то знайте, что через десять минут произойдет нечто страшное. Я это знаю из очень достоверных источников. Молитесь Господу, готовьтесь к встрече с ним, думайте о Нем…»
Затем камера начала показывать в абсолютной тишине толпу склонивших голову людей. Минута, вторая, третья. Грузин продолжал гордо комментировать в тишине: «И так мы стояли десять минут молча…»
И в Хуторе люди восемьдесят человек просидели десять минут, глядя на полутемную улицу Руставели в далеком Тбилиси, двадцать два дня тому назад. Мы уже знали результат, на Съезде уже выступали депутаты, офицеры и генералы. Вдруг послышался рокот дизелей бронетранспортеров, камера в руке оператора начала прыгать, толпа побежала, оператор то ли упал, то ли выронил камеру, но неподвижная камера начала показывать бегущие ноги в темноте.
Потом — яркий солнечный день, свежая зеленая трава, на траве — ряд трупов. Грузин продолжил свои комментарии: «Убили восемнадцать человек. Травили газом. Экспертная комиссия подтверждает, что этот газ советские войска использовали в Афганистане. Били и рубили саперными лопатами…»
Я был подавлен. Я не понимал гордости и торжествующей, почти левитановской, интонации молодого комментатора. Я вспоминал Мейдан в Баку и понимал, что эти клятвы не уходить с площади не только клич свободы, но и попытка кого-то сместить с поста, чему-то помешать, куда-то направить русло событий, добиться большей дестабилизации…
Когда мы вернулись в Баку, материалы конференции Антибольшевистского Фронта были уже на столе у Везирова. Меня вызвал к себе президент АН Азербайджана Эльдар Салаев и посоветовал быть осторожней:
— На собрании городского партактива Везиров метал громы и молнии в твой адрес, называл тебя полковником ЦРУ.
Что ж, звание полковника ЦРУ совпадало с моим возрастом, я вполне мог бы быть полковником. Через несколько месяцев азербайджанские национал-радикалы начнут распространять про меня слух, что я — полковник КГБ.
Мы тщательно отшлифовали наши документы — Устав и Программу. В начале мая у меня на квартире Кордсовет встретился с именитыми писателями Азербайджана — Бахтияром Вагабзаде, Исмаилом Шыхлы, Сабиром Рустамханлы и Юсифом Самедоглу. За стаканом чая мы обсудили ситуацию и заручились их поддержкой. Они сообщили, что нас поддерживает и поэт Мамед Араз, но из-за болезни не имеет возможность присутствовать на наших мероприятиях. Он дал нам карт-бланш на то, что бы упоминать его имя в числе тех, кто будет подписывать документы в поддержку НФА.
Через день Бахтияр Вагабзаде выступил по радио «Свобода» и провозгласил, что «враг Народного Фронта Азербайджана — враг Азербайджана». Это был болезненный удар по «партноменклатуре» и лично по Везирову. «Теперь он станет сговорчивее» — говорили мы. Ведь статусная интеллигенция в СССР, особенно в Азербайджане, всегда играла роль смазочного масла в шестеренках властного механизма. Теперь масло решило пойти против механизма, это был первый сигнал того, что начался слом механизма.
Активисты ВИЦ НФА размножили и стали распространять по всей республике обращение к народу, подписанные известными деятелями литературы.
Заседания на квартире Замины Джаббаровой завершились, нас приютил Юсиф Самедоглу. Его большой кабинет главного редактора литературного журнала «Азербайджан», органа Союза писателей республики, находился в огромном старинном здании напротив метро «Баксовет». Хотя помещение было запущенное, но было светло и просторно.
В середине июня Лейла Юнусова принесла весть от Грузинского Народного Фронта: «Братья! У нас пожар! Помогите!» Ситуация была серьезная — в Борчалы (грузины этот регион называют Квемо-Картли), территории от Тбилиси до границы с Азербайджаном, где проживали азербайджанцы, началось взрывоопасное противостояние с грузинами. После короткого собрания ВИЦ НФА решил мобилизовать интеллигенцию-выходцев из Борчалы и выехать в Грузию — спасать ситуацию.
Надо отметить, что к тому времени в составе Кордсовета появилось новое лицо — Этибар Мамедов, сотрудник факультета истории Азгосуниверситета, ученик Абульфаза Алиева. При ротации состава Кордсовета большинство старых членов, отдали предпочтение Этибару Мамедову, как более радикально настроенному в отношении Везирова человеку. Готовность Исы Гамбарова искать пути согласия с Везировым при автоматической поддержке Панаха Гусейнова начала раздражать большинство. Панах, как мы поняли, опекался Исой только с целью иметь два голоса при голосовании. Но и радикализм Этибара, как выяснилось позднее, имел свою подкладку, что впервые проявилось во время нашей поездки в Грузию.
В третьей декаде июня 1989 года 21 человек — активисты ВИЦ НФА плюс несколько выходцев из Борчалы — выехали поездом в Тбилиси. Из известных мне деятелей культуры и науки с нами были поэт Зелимхан Ягуб и историк Юнис Насибов из Института истории АН. В пути я стал невольным свидетелем сценки, которая как бы предвосхитила многие последующие события в НФА. Тофиг Гасымов и Этибар Мамедов заспорили о целях НФА. Тофиг горячо утверждал, что конечной целью является демократия, власть народа. На что Этибар отвечал с ухмылкой: «Сие утверждение есть абсолютная наивность, ибо власть всегда и везде принадлежит бессмертной мафии. Что же касается непрерывности политического процесса, то она объясняется просто: одна непобедимая и бессмертная мафия побеждает другую непобедимую и бессмертную мафию. Мафии непобедимы народом, друг друга же они могут и должны перебороть, ибо в противном случае не стало бы Истории». Исчерпав свои аргументы, они обратились ко мне, как к арбитру. Что же я мог ответить им? Я сказал, что мне по душе позиция Тофига, но то, что говорит Этибар, реальность. Задача НФА состоит в том, чтобы реальностью стало первое.
