Литмир - Электронная Библиотека

Раскосый вальяжный непалец глядел на меня сквозь прутья ворот.

— Чего тебе?

Тон его мне совсем не понравился, но я изобразил широкую улыбку.

— Не нужен ли вам водитель, сэр? У меня стаж четыре года. Мой хозяин недавно умер, и я…

— Пошел на хрен. У нас уже есть шофер. — Непалец вертел в руках связку ключей и скалил зубы.

Сердце у меня упало, и я чуть было не махнул рукой и не отправился восвояси, но тут увидел человека в свободной белой одежде. Человек мерял веранду шагами, погруженный в свои мысли. Клянусь богом — клянусь всеми 36 000 005 богами, — как только я увидел его лицо, сразу понял: «Быть ему моим хозяином».

Он глянул с веранды вниз — и темная сила сплела наши судьбы воедино.

Я знал: он спускается по ступенькам, спешит мне на помощь. Надо только его дождаться, а пока заговорить зубы заразе непальцу.

— Я хороший водитель, сэр. Не курю, не пью, не ворую…

— Пошел на хрен. Не понял, что ли?

— Чту Бога, чту свою семью…

— Да что с тобой такое? Проваливай, сказано!

— Не распускаю сплетен про хозяев, не беру чужого, не сквернословлю…

Дверь дома отворилась. Но это был не человек с веранды — во двор вышел толстый сутулый старик с пышными седыми усами, заостренными на кончиках.

— Что здесь происходит, Рам Бахадур? — спросил он у непальца.

— Попрошайка, сэр. Деньги клянчит.

Я всем телом кинулся на ворота:

— Сэр, я из вашей деревни. Из Лаксмангарха! Что рядом с Черным Фортом! Из вашей деревни!

Это был Аист собственной персоной! Старик скосил на меня глаза, присмотрелся…

— Впусти мальчишку, — помолчав, велел он непальцу.

Фр-р-р!

Как только ворота открылись, я бросился Аисту к ногам. Моей быстроте позавидовал бы бегун-олимпиец. У непальца не было ни малейшей возможности перехватить меня.

Вы бы на меня посмотрели, какое представление я им закатил — стоны, мольбы, рыдания! Можно было подумать, я из касты актеров. Уткнувшись носом в отросшие, грязные, давно не стриженные ногти на ногах Аиста, я напряженно думал: почему он в Дханбаде, а не у себя дома, почему не собирает дань с рыбаков, не портит их дочек?

— Встань, мальчик, — сказал он. Длинные нестриженые ногти царапали мне щеку. Рядом с Аистом стоял мистер Ашок — человек с веранды.

— Ты правда из Лаксмангарха?

— Да, сэр. Я работал в чайной — в той, где висит большой портрет Ганди. Я уголь там крошил. Вы у нас пили чай как-то раз.

— А-а… старая деревня… — Он прикрыл глаза. — А что, люди меня помнят? Я уж три года там не был.

— А как же, сэр, люди говорят: «Отец наш покинул нас, Тхакур Рамдев, лучший из хозяев, уехал, кто нас теперь защитит?»

Аист довольно вздохнул и повернулся к мистеру Ашоку:

— Посмотрим, на что он годен. Мукеша тоже позови. Прокатимся.

Только позже я понял, до чего же мне повезло. Мистер Ашок вернулся из Америки как раз накануне, ему только-только купили машину. А машине нужен водитель. Тут-то я и подвернулся.

В гараже стояли два авто, «Сузуки Марути» (этих белых малюток полно по всей Индии) и «Хонда Сити». «Марути»-то своя в доску, послушная служанка, повернешь ключ зажигания — и делай с ней что хочешь. «Хонда Сити» — побольше, поизбалованнее, своевольная, себе на уме, руль-то у машины с усилителем и двигатель навороченный. Я весь трясусь: если Аист велит мне сесть за руль «Хонды», исход будет для меня плачевный. Только удача оказалась на моей стороне.

Меня посадили в «Сузуки».

Аист и мистер Ашок сели сзади, а смуглый человечек — Мукеш-сэр, другой сын Аиста, — спереди. Он и распоряжался. Охранник-непалец, потемнев лицом, взирал, как я выезжаю со двора и направляюсь в центр Дханбада.

Покатались они со мной полчасика и велели возвращаться.

— Неплохо, — сказал старик, выходя из машины. — Водишь внимательно, уверенно. Повтори, как ты прозываешься?

— Хальваи.

— Хальваи… — Он повернулся к смуглому: — Эта каста, она высшая или низшая?

Вот он, решающий момент, понял я. Все висит на волоске.

*

Должен кое-что растолковать насчет каст. В этом вопросе даже сами индусы часто путаются, особенно городские, образованные. Спроси их — ничего толком объяснить не смогут. На самом же деле все довольно просто.

Взять хотя бы меня.

«Хальваи» значит «кондитер»[15].

Это моя каста, мой удел. Услышит человек из Мрака мою фамилию, и ему уже все ясно. Вот почему мы с Кишаном так легко находили работу в чайных. У Хальваи в крови подавать чай со сластями — первое, что приходило в голову хозяину.

Почему же тогда отец был рикшей, а не сласти делал? Почему я в молодые годы крошил уголь и вытирал со столов, а не объедался гулаб джамунами[16] и сладкими булочками? Почему я тощий и смуглый, а не толстый и светлокожий, каким полагается быть сыну кондитера?

Понимаете, в дни своего величия эта страна, тогда самая богатая в мире, была вроде зоопарка. Ухоженного, чистого, прекрасно организованного. Каждый знал свое место. Вот ювелиры. Вот кондитеры. Вот пастухи. Вот хозяева. Прозываешься Хальваи — делай сласти. Прозываешься «пастух» — паси коров. Неприкасаемый — вывози нечистоты. Хозяева были добры к слугам. Женщины носили накидки на головах и с посторонними мужчинами разговаривали, потупив взор.

А потом настало пятнадцатое августа 1947 года, день, когда британцы ушли. И политики из Дели устроили так, что двери всех клеток распахнулись, звери выбрались на волю и набросились друг на друга. Восторжествовал закон джунглей. Преуспели злые и алчные. В расчет принимался только размер брюха. Неважно, кто ты — женщина, мусульманин, неприкасаемый, — главное, поплотнее набить утробу. Отец моего отца был, наверное, настоящим Хальваи, кондитером, но пришла пора вступить в права наследства, и его заведением (не без помощи полиции) завладел представитель другой касты. А моего отца утроба подвела — алчности не хватило воевать за бывшую свою собственность. И он скатился на дно, пошел в рикши. Потому-то я, вопреки своему предназначению, не чистенький, не толстенький и не беленький.

Короче, в старые времена в Индии была тысяча каст и тысяча уделов. А сегодня остались две касты: толстобрюхие и тощие.

И два удела: сожрешь ты — либо сожрут тебя.

*

Смуглый — Мукеш-сэр, брат мистера Ашока, — ответа не знал. Говорю же — городским насчет системы каст известно немного. И Аист прямо спросил у меня:

— Так ты из высшей касты или из низшей, мальчик?

Какого ответа он от меня ждет? Поди угадай. А, была не была.

— Из низшей, сэр.

Старик повернулся к Мукеш-сэру:

— Все, кто у нас работает, из высшей. Если один-другой будут из низшей, никто не обидится.

Мукеш-сэр, сощурившись, смотрел на меня. Хитрый, как все хозяева, хоть и несилен в деревенских подходах.

— Пьешь?

— Нет, сэр. В моей касте не пьют.

— Хальваи… — ухмыльнулся мистер Ашок. — Ты правда кондитер? Сможешь для нас готовить, когда не за рулем?

— Конечно, сэр. Я хороший кондитер. Замечательный. Гулаб джамуны, ладду[17], все что пожелаете. Я много лет проработал в чайной.

Мои слова позабавили мистера Ашока. — Только в Индии шофер может приготовить тебе сласти, — сказал он. — Только в Индии. С завтрашнего дня приступаешь к работе.

— Зачем так торопиться? — возразил Мукеш-сэр. — Сперва надо расспросить насчет его семьи. Сколько у него родственников, где живут и так далее. И вот еще что… Сколько ты хочешь за свою работу?

Опять проверочка.

— Нисколько, сэр. Вы же для меня вроде отца с матерью, разве можно требовать деньги с родителей?

— Восемьсот рупий в месяц.

— Ах, нет, сэр, это слишком много. Мне достаточно и половины. Более чем достаточно.

— Если удержишься дольше двух месяцев, будешь получать полторы тысячи.

Сделав вид, что потрясен его щедростью, я согласился.

Мукеш-сэр ел меня глазами. У него оставались сомнения.

— Молодой уж очень. Может, кого постарше возьмем?

Аист покачал головой:

10
{"b":"128116","o":1}