Конечно, в предположениях Боровицкого не было ничего фантастического. Но и твердого, проверенного тоже ничего не было.
...В магазине около рынка Каиров купил большой чемодан, а в скобяной лавке — тяжелый лом. Положил лом в чемодан. И принес в гостиницу. Невдалеке от гостиницы повстречал Сменина и Кузнецова. Сказал им:
— Здравствуйте.
Они ответили. С удивлением посмотрели на огромный некрасивый чемодан.
3
Салтыков был обескуражен. Смотрел на Андрея Зотиковича Попова немигающими глазами без обычной цепкости, растерянно, облизывая пересохшие губы. Перед ним на столе лежали бронзовый кастет и листок из школьной тетрадки в косую линейку, исписанный крупно, торопливо.
Андрей Зотикович Попов сидел красный, вспотевший. Дышал часто. Наверное, от быстрой ходьбы. Взгляд его был помечен испугом и даже мольбой о защите и помощи.
— Вы-то чего так боитесь? — спросил наконец Салтыков.
— Я — нет... — неуверенно запротестовал Андрей Зотикович. — Лично я не боюсь. Но все это неприятно. И, я бы даже сказал, жутко.
— Жутко, — согласился Салтыков. Попросил: — Повторите, пожалуйста, где вы все это нашли. Где и когда?
— Я же говорил... Полчаса назад, — он вынул из нагрудного кармана золотые часы, — на крыльце перед собственной дверью. Открываю дверь. Смотрю: лежит газета, а в нее что-то завернуто. Мне газету «Северокавказская правда» всегда в почтовый ящик кладут. А тут она на полу, под ногами. Я взял. Чувствую — тяжесть. Развернул, А там, как сами видите, кастет и письмо.
— Вы кому-нибудь показывали свою находку?
— Что вы?! Я прямо бегом к вам. Даже извозчика искать не стал. Сразу к вам...
— Правильно поступили, — сказал Салтыков. — Я вас попрошу об этом случае пока никому ничего не рассказывать.
— Я понимаю. — Андрей Зотикович вытер платком вспотевший лоб: — Вы его поймаете?
— Не сомневайтесь.
После ухода Попова Салтыков позвонил в Компом и попросил к телефону Глотова Федора Максимовича. Ответили, что его нет на работе. На вопрос: «И давно?», поколебавшись, объяснили: «Второй день». Тогда Салтыков выяснил номер телефона начальника отдела кадров и договорился о встрече. Через двадцать минут он был в Компоме. Смотрел личное дело Глотова.
В час дня встретился с Каировым в шашлычной Лаидзе.
Каиров подбросил на ладони кастет, потом внимательно прочитал письмо.
«Андрей Зотикович!
Я знаю, что вы не очень любили своего брата Вадима. Тем не менее родная кровь — всегда родная кровь. Поэтому, прежде чем исчезнуть, я хочу признаться вам, что убил вашего брата Вадима по причине ревности, из-за любви к Татьяне Шелепневой, с которой ваш брат имел связь долгое время. Убил вот этим самым кастетом, что будет приложен к письму. Меня уже вызывали в уголовный розыск. Второго вызова я ждать не намерен. Поэтому покидаю Северокавказск и края эти навсегда. Россия, она большая.
Ф е д о р Г л о т о в».
— Почерк его? — спросил Каиров.
— Похож, — сказал Салтыков, протягивая Каирову лист бумаги. — Я изъял из личного дела Глотова автобиографию.
Каиров присвистнул, прочитав документ:
— На экспертизу! У Глотова начальное образование. В автобиографии семь ошибок. В письме — ни одной.
— Здесь слова простые, — заметил Салтыков.
— А слог? Тем не менее... Я хочу признаться... Имел связь. После начальной школы так не пишут.
— Идентификацию почерка можно сделать только в Ростове. На это уйдет не меньше недели.
— Я позвоню Боровицкому. Попрошу ускорить... Вызовите Шелепневу. Поговорите с ней тщательно. Если Глотов убил из-за нее человека, он не мог бы расстаться с ней просто так. Исчезнуть... Это надо сделать сегодня. По крайней мере завтра... Там, в протоколе, фигурирует старушка, которая убирала в доме братьев.
— Такмазян?
— Да, Такмазян. Побеседуйте с ней. Старые люди, они наблюдательные.
4
Старушка двигалась и говорила с бойкостью подростка. Махала руками, вскакивала со стула. Салтыкову уже несколько раз приходилось просить ее сесть и говорить тише.
Это была та самая Такмазян, о которой напомнил Салтыкову Каиров. Она жила рядом с домом убитого завхоза. Имела ключи от дома, потому что по понедельникам и четвергам производила в комнатах уборку, за что получала десять рублей в месяц.
— Зотикович называл меня тетя Айша. Тетя Айша, на тебе конфет! На тебе ключи!.. Тетя Айша, вот билет в кино. А зачем мне кино, я его боюсь... Хороший был человек Вадим Зотикович... А вот брат его Андрей — свинья. Грязный, все тряпки в проявителе... Доброго слова не скажет. Нос кверху... Плохой человек!
— Айша Давыдовна! — Старушка обтирала губы платком, и Салтыкову наконец удалось задать вопрос: — Какие отношения были между братьями?
— Отношения? Были отношения. Один брат, второй брат...
— Я спрашиваю, какие были отношения? Хорошие, плохие?
— Плохие, плохие! — зачастила старушка. — Совсем плохие. Ругались братья. Убить грозили.
— Кто грозил? — насторожился Салтыков.
— Вадим Зотикович грозил. И Андрей грозил. Убью, зарежу. Голову оторву.
— Часто такое случалось?
— Вечером случалось. Вечером...
— Каждый вечер?
— Каждый вечер, каждый вечер, — убежденно говорила старушка. — И утром тоже случалось, и днем случалось... Всегда случалось. Со стол ростом были, уже дрались.
— Понятно. Спасибо.
— Что «спасибо»? У меня три внука. Только ходить научились, уже дерутся.
— Да-да! — улыбнулся Салтыков. — Айша Давыдовна, еще один вопрос.
— Спрашивай сколько хочешь. На все отвечу, — заверила старушка, моргая черными мохнатыми ресницами.
— Последнее время перед убийством не встречались вам в доме Попова какие-нибудь незнакомые люди?
— Был, был, был... Зотиковича, значит, в субботу убили... А перед этим, в четверг, пришла я убираться и слышала из комнаты Андрея, как Зотикович у себя с мужчиной разговаривает. А потом они вышли. Я на террасе была. Оба вышли. Мужчина нестарый. Может, черкес, может, осетин. Худой. С золотым зубом.
— Где зуб? — поспешно спросил Салтыков.
— Во рту. Во рту...
Салтыков поморщился:
— Я не об этом. Вверху, внизу... Справа, слева.
Старушка задумалась:
— Не помню.
— О чем разговор был?
— Я не прислушивалась... Подметала я. Кажется, мужчина о чем-то просил. А Зотикович громко ответил, что это дорого будет стоить. Большие деньги потребуются...
— На террасе они ничего не говорили?
— Нет. Худой сказал мне: «Здравствуйте». А Зотикович: «Тетя Айша, я пошел».
5
Салтыков заболел. Его скрутило в рабочем кабинете. Врач со «скорой помощи», хорошо знавшая начальника уголовного розыска, определила диагноз — обострение язвенной болезни — и сказала, что непременно нужна госпитализация. Салтыков, конечно, отказался ложиться в больницу. Смотрел мутно, упрямо повторял:
— Все пройдет... Я знаю лучше.
Врач была седая. С сухими длинными пальцами. Говорила старательно, щелкая вставными зубами, как ножницами:
— Так нельзя, товарищ Сал-тыков. Вы человек госу-дар-ственный.
— Сам знаю, какой я! — не очень вежливо отвечал Салтыков. — Мне полежать надо часок... Часок, и все!
— Беречь здоровье на-до. Вы не мальчик.
— Знаю, знаю, — морщился Салтыков.
Недовольно повертев головой и пожав плечами, врач уступила.
...Салтыкова привезли домой на служебной машине. В тот же день его навестил Каиров.
Начальник угро сидел на кровати, в черных сатиновых трусах и морской тельняшке, прикрыв ноги ватным лоскутным одеялом. Со спинки стула свешивались пиджак и брюки. Солнце, попадавшее в окно, блестело на маленькой бляхе ремня, сделанной в форме сердца.
— Я утром буду как штык, Мирзо Иванович. Слово твердое. Я эту Шелепневу к девяти пятнадцати вызвал... Я к ней подход найду. Она от меня ничего не скроет.
