— Во-первых, я ваших знаний раньше не проверяла. А во-вторых, согласно уставу, военнослужащие обращаются друг к другу на «вы». Последнее выполнялось и тогда, когда я еще под столом ходила…

— Ближе к делу, нам некогда. Чего еще тебе, то есть… — Рахманов сплюнул, — вам от меня надо?

— Не превышайте установленной для города скорости движения. Кроме того, не плохо будет, если погасите фары. Днем, насколько известно, они не помогают даже тем, кто плохо видит. Ну и машину следует содержать в порядке, по крайней мере протрите смотровое стекло и заодно номер машины. — Затем снова повернулась ко мне: — Разрешите, товарищ генерал, быть свободной.

В дороге Рахманов долго молчал. Видно, был сильно обескуражен. Еще бы: автомеханик, инструктор автодела в осоавиахиме, ас-водитель — и такая нотация от девчонки!

В следующий раз, когда случилось быть в городе, Рахманов повез меня не главной, а боковой улицей. Спрашиваю:

— Почему петляешь?

— Так хоть и дальше, но быстрее приедем. А то опять чего доброго, эта формалистка остановит!..

А однажды в пути у нас кончился бензин. Было это рано утром. В дорожном батальоне, куда мы заехали, в штабе дежурила девушка-старшина. Выслушав мою просьбу, пригласила:

— Присядьте, товарищ генерал. — Поставила стул, подала старый потрепанный журнал «Огонек», прибавила: — Прикажете разбудить комбата? Не надо? Слушаюсь. Тогда я сама распоряжусь.

Ушла и, явившись через четверть часа, доложила:

— Товарищ генерал, ваша машина заправлена.

— Не поссорились с шофером?

— Что вы, товарищ генерал! Он у вас очень дисциплинированный, вежливый.

Дорогой спрашиваю:

— Ну как, Рахманов, с этой девушкой недоразумений не было?

— Душой кривить не люблю. Эта службу несет не хуже нашего брата. Пожалуй, даже лучше.

* * *

Вечером того же дня подошли к Ромодану. Разведка боем и сообщения местных жителей позволили определить, что станцию обороняет сильный противник. Чтобы избежать больших потерь, мы направили 206-ю дивизию в обход Ромодана с юго-востока.

С рассветом 17 сентября началась атака. Противник оказывал упорное сопротивление, но потом стал поспешно отходить.

К 10 часам утра Ромодан был освобожден, и части, не задерживаясь, начали преследование. Шли буквально по пятам врага и поэтому он не успел уничтожить переправ на реке Сула. Через нее мы перескочили с боем в полосе Шершневка — Березняки.

За левой разграничительной линией корпуса оставался город Хорол. 27-я армия — наш левый сосед — повернула на Полтаву, и генерал Жмаченко приказал мне выделить из 218-й дивизии 272-й полк для освобождения города.

Основные же силы корпуса продолжали двигаться к Днепру. Путь нам преградила река Оржица. Стрелковые подразделения проскочили ее прямо вброд, а для техники потребовалось строить переправу.

— Товарищ Тимохин, — спрашиваю инженера, — сколько времени потребуется на возведение моста?

— Сейчас скажу. — Тимохин вынул записную книжку и стал подсчитывать. Через несколько минут доложил: — За 24 часа построим.

— Как за 24 часа? А сутки дивизиям прикажете загорать? Без артиллерии они наступать не смогут. Пока мы с вами будем заниматься зодчеством, немцы опомнятся, вернутся к реке и разметут в щепки всю нашу работу, возможно, вместе с нами.

— Товарищ генерал! Я старый сапер и много строил. Возьмите справочник инженера и проверьте. Уверяю вас — ошибки в моих расчетах не найдете. Здесь нельзя использовать много людей, фронт работ слишком узок.

— Поймите, майор, война ломает выводы теоретиков. Постройку моста надо ускорить!

— Постараюсь сделать за 18 часов.

— Этот срок тоже не годится. Сейчас семнадцать часов, надо, чтобы с наступлением темноты пушки начали переправу. Понятно?

— Понятно, товарищ генерал, но таких чудес не бывает.

Майор в корпусе недавно. Он проявил себя грамотным, культурным инженером, хорошо знал фортификационное дело. Раньше находился на преподавательской работе. В классе или аудитории, как и полагается, был, видимо, пунктуален, хорошо знал нормативы, а в полевых условиях, в боевой обстановке пока сильно спотыкался. Ему явно не хватало практики. Говорю Козлову:

— Павел Иванович, поезжайте в деревню. Объявите колхозникам, что мы просим помощи.

Первыми, как и положено, прибежали ребятишки, несмело остановились в стороне. Потом подошли взрослые, человек около тридцати. Снимали шапки, кланялись:

— Здоровеньки булы!

Я подошел к ним, снял фуражку и тоже поклонился:

— Сердечно приветствую вас и поздравляю с освобождением от фашистского ига!.. Не согласитесь ли вы, товарищи, помочь нам построить мост, но так, чтобы ночью мы уже переправились?

Ответил за всех степенный старик:

— Своей Червоной Армии завсегда и всем готовы помочь. Только дай нам трошки посоветоваться!

Я отошел в сторону, а крестьяне оживленно заговорили. Кто-то что-то доказывал, кто-то возражал. Продолжалось это «вече» минут десять, затем тот же старик, я уже знал, что его зовут Мефодием Кирилловичем Супруненко, заявил:

— Построим. Ночью проведешь свои войска.

Крестьяне поспешили в деревню. Скоро оттуда показались подводы. Начали возить бревна. Несколько человек, раздевшись, полезли с веревкой и шестом в воду. Работа закипела.

— Сколько солдат на помощь надо? — спрашиваю старика.

— Сами управимся. Да ты не бойся, не подведем. Я послал в лес, к партизанам. Там много наших парубков.

Через час подошло еще человек тридцать. Майор Тимохин смотрел на них, качал головой и в который раз твердил:

— Подведут! Ей-богу, подведут!

— Народ, Тимохин, никогда не подводит! — заметил ему Козлов.

Обозначились контуры будущего моста: из воды торчат вбитые сваи, на них легли поперечные балки, и вот уже положена первая доска настила. Едва село солнце, Мефодий Кириллович позвал меня:

— Ходь сюды, товарищ генерал, принимай работу. Топни ногой, проверь, крепко ли зроблено.

Я вызвал Тимохина:

— Проверяйте прочность, это ваша специальность. Пройдут орудия и танки?

— Должны пройти. Сделано добротно.

— И все за пять часов! А вы — восемнадцать! — Потом повернулся к колхозникам: — От имени Красной Армии большое и сердечное вам всем спасибо. А тебе, Мефодий Кириллович, как главному распорядителю и инженеру, двойная благодарность.

Ночью мы переправились…

Наступление развивалось стремительно. И это вызвало дополнительные трудности — не успевали подвозить горючее. Танки и артиллерия часто вынуждены были простаивать. А так нужно ускорить вывод к Днепру! Законы войны требуют прямо на плечах неприятеля вырваться к реке, чтобы помешать его переправе и захватить мосты, плавучие средства.

* * *

Шел тридцать первый день непрерывных наступательных боев после прорыва обороны противника под Боромлей. К нам приехал генерал-майор Жмаченко. Он недавно присутствовал на совещании, где выступал член Военного совета Воронежского фронта Н. С. Хрущев. Никита Сергеевич требовал усилить наступательный порыв войск, а для этого улучшить работу с бойцами, добиться, чтобы каждый понял значение битвы за Днепр. Сумеем сразу форсировать реку — быстрее освободим и Правобережье, а если позволим врагу закрепиться, сбить его будет трудно, и жертв потребуется во много раз больше.

— Думаю, вы понимаете, что от нас требуется, — сказал Жмаченко, заканчивая свой рассказ о совещании. — Темпы и еще раз темпы. Понимаю, трудно вам. Не хватает горючего. Тылы отстают. Но наступление замедлять нельзя. А выйдя к Днепру, сразу же надо форсировать его…

Днепр — не Сула или Оржица. Здесь за несколько часов мост не построишь. Проходя мимо деревень, мы собирали лодки и всякие другие плавучие средства, которые могли пригодиться.

Я с Дзевульским, Борисенко и Краснокутским на остатке бензина выехали в части. Надеялись заправиться в пути, но встретить машины с горючим не удалось и мы были вынуждены остановиться в деревне Бубновская слобода, не доехав до КП 206-й дивизии.