Севернее на двух высотках перед перевалом в боевом охранении стоит рота. Подразделения полка расположились за камнями. Камни — хорошее укрытие от пуль, но ночью они остывают и лежать на них неприятно.

На площадке — сложенная из камней избушка.

— Здесь мой штаб, — доложил Телия.

Избушка без дверей и крыши. В стенах зияет множество больших и малых дыр. Столом, сиденьями и местом для сна служат обтесанные камни.

С северной стороны площадки перед нами открылась величественная картина. Здесь и там, по всем направлениям, протянулись высокие отроги гор. Многие покрыты голубыми языками ледников. Вершины разделяют глубокие ущелья-теснины. Все это с высоты перевала выглядит гигантским лабиринтом.

Горы покрыты несколькими поясами растительности. Ближе к вершинам располагаются «разведчики хвойных» — низкорослые сосны, несколько ниже — ковры альпийских лугов, зелень пихт, сосен, елей. Еще ниже — серебристые буки, белые березы. Среди них рябины, увешанные красными гроздьями.

С севера, откуда рвутся фашистские полчища, подходы к перевалам главного хребта гораздо более легкие, чем с запада и юга. И это не в нашу пользу.

Клухорский перевал, куда должен отправиться 810-й полк, восточнее. Сверяя карту с местностью, легко было убедиться в трудности пути к нему. Вряд ли удастся пройти туда скрытно от немцев. Но раз получен приказ, его нужно выполнять.

Сообщили, что из нашего «горного штаба» через полк Смирнова установлена связь с 808-м полком. Я зашел в избушку, взял трубку и вызвал майора Заступу. Он доложил, что радисты с Сухуми так и не связались.

Пока мы с майором Телия уточняли систему огня, побывали в каждом батальоне, Буинцев успел проинструктировать политработников.

* * *

В «горном штабе» нас ждали две новости. Во-первых, из Сухуми прибыл вьючный транспорт и доставил полтонны сухарей. Кроме того, звонили с перевала. После нас туда явились партизаны Кабардино-Балкарской республики во главе с секретарем обкома партии Лейпановым. Лейпанов хочет поговорить со мной по ряду вопросов. Позвонил на перевал, сказал, что завтра опять буду там, тогда познакомимся и поговорим.

Но как связаться с Сухуми? Я пошел к радистам. Они заверили, что рация исправна, а связи мешают горы, через них волны не проходят.

— Тогда вынесите свое хозяйство выше! — предложил я им.

Действительно, радисты поднялись метров на четыреста и сразу услышали Сухуми. Доложил штабу армии о прибытии на перевал. Попросил прислать фортификационный инструмент, продовольствие, сообщил о появлении партизан.

Ночью получили ответ. Нас поздравили с успешным выходом на перевал, обещали наладить снабжение, установить телефонную связь. Семьи партизан предлагалось отправить с проводником в Сухуми, а партизанам дать отдохнуть два дня и помочь развернуть боевые действия в горах.

Утром по дороге на перевал мы с Буинцевым остановились у костров, где грелись партизанские семьи. Здесь были пожилые и молодые женщины, девушки, дети. Они отдыхали после пережитых волнений и трудного пути. Я сообщил, что, по распоряжению штаба армии, они отправятся в Сухуми. Там их разместят, устроят на работу.

Семьи партизан сопровождал военный комиссар республики. Он был болен, хромал, и его мы тоже отправили в Сухуми. В разговоре с ним узнали, что недалеко от перевала работает сыроваренный завод и там скопилось много сыра.

Майор Телия сразу снарядил на завод группу бойцов. Через несколько часов они вернулись ни с чем. Оказалось, ночью там побывали немцы и весь сыр вывезли.

Буинцев правильно заметил, что штаб армии и местные власти недооценили возможности довольствования отряда за счет таких заводов. Ведь пути на север были отрезаны, а эвакуировать продукты на юг практически невозможно.

Партизан, ночевавших на перевале, мы нашли возле штаба полка. В их отряде, кроме секретаря обкома, были заместитель председателя Совнаркома республики, директор рудника по добыче редких металлов Панаев, главный инженер рудника Дроздов.

Я расспросил партизан о пути в сторону Клухора, поинтересовался, нет ли вблизи продовольствия. Лейпанов и Панаев подвели меня к северному спуску.

— Дорога трудная. Придется пересечь несколько подъемов. А немцы уже на подходе. По-моему, незаметно в Клухор смогут просочиться только одиночки. А вот там, — Панаев показал рукой направление, — километрах в двенадцати отсюда наш рудник. На складах много муки и других продуктов. Пошлите туда людей, я напишу записку кладовщику.

И снова я с горечью подумал о допущенных нами ошибках. Заняли перевал, а разведать окрестности в радиусе, скажем, 15–20 километров не додумались. Только когда уже из боевого охранения прибежал посыльный и сообщил о приближении двух колонн противника, мы совершенно случайно обнаружили вблизи перевала большое стадо овец.

Овцы могут попасть в руки врага. Хорошо бы успеть пригнать их. Лейпанов того же мнения.

Майор Телия снарядил команду, и через два часа у нас было триста овец. Сто семьдесят пять из них мы передали 810-му полку. Телия оставил для своей части сто, двадцать выделили минометному дивизиону, а остальные пять достались штабу.

810-й полк начал готовить на дорогу жареную баранину, а штаб занялся разработкой плана обхода Клухорского перевала.

Решили создать два отряда. Первый — под командованием майора Смирнова, а второй — во главе с заместителем командира полка майором Кириленко.

Отряду Смирнова предстояло двигаться по северным скатам Главного хребта, охватить Клухор с севера и во взаимодействии с 394-й дивизией уничтожить противника на перевале. Отряду Кириленко ставилась задача прикрывать Смирнова от атак немцев слева и затем совместно с ним ударить на Клухор. Одна рота — резерв полка — должна была следовать сзади, чтобы не дать противнику атаковать отряды с тыла.

Проводниками пошли Лейпанов и Панаев.

Когда выступали в путь, Лейпанов подвел своего коня.

— Дарю тебе, товарищ Абрамов. Настоящий кабардинец. Кончится война, приезжай в Теберду. Дашь телеграмму, встречу на границе.

Отряды вытянулись длинными лентами и ушли вправо по хребту, чтобы спуститься подальше от немцев. Хвост их скрылся за возвышенностью, а мы с комиссаром все стояли, смотрели в ту сторону и прислушивались…

* * *

На следующий день снова поднялись к Телия. Заметно похолодало. Люди прижимались к холодным камням, тщетно пытаясь укрыться от ветра и дождя.

— Как сделать, чтобы защитить людей от холода? — спросил комиссар.

— Разжечь костер и кипятить воду для чая, — ответил я. — Так поступали русские солдаты испокон веков.

— Поблизости дров нет, — сообщил Телия.

— Назначьте специальную команду для заготовки и доставки дров.

Казалось бы, простое дело — доставка дров, а каким сложным оно оказалось! Чтобы спуститься с перевала, пройти через морену, собрать в лесу вязанку дров или хвороста и принести на себе, бойцам выделенной команды требовалось 8–10 часов…

Под вечер из боевого охранения прибежал посыльный. Командир роты лейтенант Тарасов сообщал, что немцы начинают окружать высоты, и спрашивал, как ему поступить.

— Стоять до последней возможности, — подтвердил Телия прежний приказ.

Через полчаса со стороны высот донеслись грохот рвущихся мин, треск пулеметных и автоматных очередей. В бинокль было видно, как горные егеря залегли и начали стрелять. Цель их ясна: ошеломить обороняющихся и «под шумок» обойти высоту с флангов, зайти в тыл.

Рота могла бы задержать врага, пока хватит боеприпасов. А потом, пользуясь темнотой ночи, прорваться на перевал. Но в ней, как и во всем полку, много молодых солдат, еще не нюхавших пороха. Не пришлось после училища воевать и лейтенанту Тарасову. Не сумев организовать упорного сопротивления, Тарасов отошел еще до вечера.

А ночью поступило неприятное донесение от майора Смирнова. Оказывается, выступление отрядов к Клухору было замечено противником: они подверглись обстрелу. Смирнов потерял наиболее важного союзника — внезапность.