Вначале ты просто в восторге от своего имиджа и сопутствующей ему зависти подруг, но со временем это превращается в тяжкое бремя. Завоевание новых мужских сердец перестает радовать, потому что чем больше ты меняешь временных поклонников, тем меньше веришь в существование своей второй половинки.

Дорогие мои женщины, не завидуйте сердцеедкам! Они в сто раз несчастнее одиноких женщин, потому что, как правило, их все равно не устраивает то, что у них есть разнообразие, — царящие вокруг них персоны — есть не что иное, как декорации, на которых написано: Я НЕ ОДИНОКА! К тому же у них есть еще одна проблема — прогрессирующий с годами цинизм, от которого они мучаются каждый день, как от изжоги, понимая, что «поздно пить „Боржоми“…».

Будьте наивными в душе! Пусть это грозит вам ошибками в жизни, а как же без них? Совершая ошибки, мы чувствуем, что живем и учимся у жизни. Помните, что мы очень любим рассказывать про свои ошибки другим людям, про них всегда интереснее слушать, чем про победы.

Будьте наивными, это не страшно!

Несмотря на то что я в своей жизни видела много (без преувеличения) мужиков и видела много (от них же) гадостей, все-таки обожаю всякие розовые сопли по поводу принцев на белом коне. Я всегда верила, что он появится в моей жизни…

Фу-х, вот видите, я призналась. И стало легче, знаете ли.

— Что с тобой? — Энрике дотронулся до моего плеча.

— Обними меня… — Я прижалась к нему так, будто хотела срастись с ним. — Мне грустно, Рике. Я уезжаю послезавтра, и мне кажется, что мы больше не увидимся.

— Какие глупости ты говоришь!

Он засмеялся и чмокнул меня в затылок. Тепло. На месте его поцелуя я почувствовала мурашки.

— Не смейся, у меня и правда какое-то плохое предчувствие… Ты разве не слышал о женской интуиции, она никогда не врет, — всхлипнула я.

— О нет, нет, нет, только не плакать! И с какой стати ты расстраиваешься? Мы же вместе теперь. Навсегда.

Какое глупое слово «НАВСЕГДА». Как будто скажешь его — и твоя жизнь автоматически продолжится в связи с намеченным планом. Когда я слышу это слово, мне хочется сложить пальцы крестиками на обоих руках и ногах — так, на всякий случай, чтобы не сглазить.

— Нет, ты не понимаешь, Рике, мы из разных миров. Я не могу жить в твоем мире, а ты не можешь в моем…

— Ну-ну, какие ты говоришь громкие и совершенно ненужные слова… — Энрике поднял мой подбородок. — Что еще за миры ты придумала, фантазерка? У нас один мир, и мы в нем встретились.

— Но так не бывает! — Слезы хлынули из моих глаз. Я уткнулась в грудь Энрике.

— Ну вот, развела сырость… Пожалуйста, не плачь, мы что-нибудь придумаем… — Он гладил меня по спине.

Слова Энрике внушали надежду, но мне понравилось плакать у него на груди, и я продолжала тихонько скулить, пока не начала икать. Это было жутко смешно, и мы оба захохотали.

Вечер тянулся медленно, как варенье, стекающее с ложки в вазочку. Здорово! Люблю, когда время становится твоим союзником и позволяет смаковать моменты счастья.

Мы гуляли по берегу моря, купались, целовались, лежа на песке.

Потом был потрясающий ужин в таверне, где работает поваром дядя Энрике. Туда же пришел его двоюродный брат, парнишка лет девятнадцати. С виду вылитый хиппи с африканскими косичками и пирсингом в брови, а внутри настоящий интеллектуал, свободно говорящий на английском и французском.

Вообще, у меня сложилось впечатление, что половина жителей острова так или иначе имеют отношение к семье Энрике. К нашему столику периодически подходили люди по одному и целыми компания ми, — здоровались, целовали Энрике и меня, присаживались, говорили, смеялись и уходили прочь.

Я сидела с бешеными от счастья глазами, чувствуя, что стала частичкой этой огромной семьи, и мне было очень тепло от этой мысли.

Вспоминаю свои предыдущие дни рождения — просто кошмар! В этот день все спешили меня поздравить. Коллеги — девицы с неподъемными задами, с коробками конфет и пожеланиями поправиться, а то я, мол, стала слишком худой, болезненной и старше своих лет… Упс! Они извинялись, что не так выразились, и удалялись довольные собой.

Звонили бывшие и вместо поздравлений почему-то рассказывали о своих успехах на работе, словно намекали: смотри от чего ты отказалась. Да на здоровье!

Потом, дома на званом ужине в мою честь, подружки притаскивали сто раз передаренные ароматы. Те из них, кто не замужем, интересовались, кого из перспективных женихов мне удалось заарканить, а те, кто замужем, да еще и с детьми, намекали на то, что время бежит и надо поскорее обзавестись чадом, потому что яйцеклетка так стремительно стареет и чем дальше, тем сложнее забеременеть. Как мило! Обычно я уходила с кухни, которая служила курилкой, чтобы дать возможность тем и другим обсудить меня.

В комнате меня ждали их мужья или бойфренды, и обязательно хотя бы один из них, с которым у меня раньше случилась интрижка, отпускал фривольную шутку насчет Федора, его лысины и связанной с ней сексуальной активностью. Завистники! Тут Федя даст им сто очков фору!

Надо сказать, что сам Федор всегда избегал компании моих старых друзей. Его мало интересовало общество гламурных зубоскалов с их скабрезными шутками и распусканием перьев друг перед другом. Наверное, потому, что он давно добился того, чего хотел в жизни, и предпочитал более спокойный и престижный отдых в гольф-клубе. Ну вот, я уже им горжусь!

На самом деле мне самой все они до смерти надоели, кроме Люськи, разумеется. Я давно переросла их.

Федор мог бы стать идеальным мужем и отцом, он хотел этого, но никогда мне этого не навязывал. Я не знаю, что бы я ответила, если бы он завел об этом разговор. Понимаю теперь почему — он не мой принц.

На улице уже стемнело, в таверне стало еще уютней. Я рассказывала Энрике и его кузену Мигелю о России и Москве. Они слушали, затаив дыхание, как рождественскую сказку. Я говорила обо всем: о суровом российском климате, допуская для остроты некоторые преувеличения, о борще, в котором ложка должна стоять, о Путине, о русской бане, о маме и нашей даче в Подмосковье.

Дядя Энрике, полный мужчина с длинными бакенбардами и небольшой бородкой клинышком, снял фартук и присел к нам за стол. Мне понравилось, что он сделал это медленно, тихонько придвинув тяжелый стул, как ребенок, который хочет подслушать взрослый разговор. Только сейчас, когда он уперся плечом в плечо Энрике, я заметила, насколько они с дядей похожи. Забавно было увидеть Энрике таким, каким он будет через двадцать лет. И мне это нравилось, я поняла, что могла бы любить Энрике таким с не меньшим жаром, чем сейчас.

Как мне нравится быть сентиментальной и глупой! Нравится, что люди слушают меня открыв рот, а я верю, что им интересно. Не хочу домой. Не хочу в Москву. Хочу остаться здесь, нарожать Энрике детей, располнеть и готовить ему суп из батата. Хочу носить длинные цветные платья, как местные женщины, и выучить патуа.

— Реклама — это здорово! — одобрил Мигель. — А мне нравится 3-D дизайн, люблю делать прикольные мультяшки, модельки всякие. Ты, кстати, смотрела «Трансформеры»?

Я кивнула.

— Вещь, правда?

— Эх ты, обалдуй! — Дядя Энрике отвесил сыну ласковый подзатыльник. — Мультяшки он любит! С твоими способностями учиться нужно, а у тебя всякой ерундой голова забита. Вот бери пример с Рике, у него серьезная профессия, а ты так и будешь пиццу развозить до конца жизни.

— Ну да, ну да! — Я прыснула и покосилась на Энрике. — Пират — очень серьезная профессия.

— Что вы! — усмехнулся дядя. — Да разве можно в наше время этим заработать на жизнь? Не то что в прежние времена, — мечтательно произнес он.

— Знаешь, папа, не всем же быть юристами да экономистами, — оправдывался Мигель.

Дядя махнул рукой и отправился на кухню.

— Погоди, что ты хочешь сказать? — Во мне заговорило любопытство. — Энрике что…