— Ладно, мальчики, мне нужны тишина и покой, так что, попрошу всех на выход, — объявила Ронна, милостиво выделяя меня: — Можешь остаться, если хочешь.

И всё же, каким бы заманчивым ни казалось предложение воочию увидеть работу дознавателя, качаю головой:

— Простите великодушно, hevary, но я бы предпочёл крепкий сон после, если позволите, крепкого напитка.

Нет ничего лучше подогретой медовухи и лавки рядом с не успевшей остыть печью: прихлёбывать горчащий напиток и нежиться в тепле так приятно... Если, конечно, с противоположной стороны стола на тебя не смотрит похожий на галку молодой маг с круглыми глазами, полными немого укора.

Поймав мой недоумённый взгляд, целитель (носящий имя Таббер, как явствовало из недавнего доклада вышестоящему чиновнику) угрюмо опустил подбородок ещё ниже и процедил сквозь зубы:

— Смейся, смейся... Спелись с ищейкой, вывозили в грязи... Смейся!

«Смейся»? Что он имеет в виду? Посчитал гримасу, кривящую мои губы, похожей на улыбку? Какая глупость! Мне сейчас по положению дел больше плач подходит, а не смех. Хотя... Улыбнуться тоже можно. Необыкновенной везучести, благодаря которой убийца бежал, даже не приступив к исполнению заказа. Но прежде, чем веселиться или скорбеть, надо узнать главное. Причину. Иначе умру от любопытства.

— Извини.

Он фыркнул, опуская нос в свою кружку медовухи, нелюбезно, но почти безропотно приготовленной сонным поваром, подобно Ронне не изъявившим радости от несвоевременного пробуждения.

— Над тобой никто и не пытался смеяться.

— Правильно, не пытались. Обсмеяли, и всё.

Сомнение — вещь полезная, но нельзя позволить ей превратиться в заблуждение, верно?

— Ну, если быть совсем уж честным, ты сам нарвался. Нечего было спорить с hevary дознавателем.

— Я не спорил! — Вздрогнули от движения головы чёрные вихры. — Я хотел... Нет, предлагал...

— Так хотел или предлагал? Во второе не поверю: предлагают иным тоном и в иных выражениях. Значит, хотел. Выслужиться?

Галчонок посмотрел на меня исподлобья.

— Это что, грех?

— Ни в коем разе. Просто путь, как мне кажется, выбран не совсем удачный. Может быть, тебе стоит совершенствоваться в целительстве, а не мешаться под ногами у Плеча дознания?

— Не тебе решать!

Соглашаюсь:

— Конечно, не мне. Только ты-то сам знаешь, к какому делу имеешь склонность?

— А зачем это знать?

Хороший вопрос. Действительно, зачем? Много мне помогло моё детское знание предначертанного пути Заклинателя Хаоса? Ни капельки. Хотя именно «капли» урвали ощутимую часть уже прожитой жизни и собираются примерно так же поступить с будущей. Если она будет. Но вряд ли с парнем случится беда, похожая на мою, следовательно, его судьба пока обладает гибкостью, необходимой для совершения поворота. В лучшую сторону.

— Затем. Чтобы зазря не трепыхаться.

— Можно подумать, всё так просто!

— Не всё. И не просто. Но для потомственного мага последнее дело — поступать на службу в городскую управу.

И тут он не выдержал, выпустив всю боль, накопленную, похоже, не за один день, глухим и надрывным:

— Да ты-то что можешь об ЭТОМ знать?!

Вообще-то, знаю и довольно многое. Почти всё. Знаю, что даже среди «своих» на одарённых, не сумевших обзавестись свободным доступом к источникам Силы, смотрят, как на людей ничтожных, беспомощных и бесполезных. О, разумеется, в глаза никто не посмеет высказать упрёк магу, вынужденному довольствоваться местом служки в управе! Его будут жалеть, всячески подбадривать, одновременно беззвучно вознося хвалу богам за собственный достаток. Сэйдисс любила приводить в качестве примера неуёмной жадности именно таких, «продавшихся» магов. Правда, теперь понимаю: не только и не столько жадность заставляет одарённых, по их мнению, унижаться. Без Потока они попросту не смогут жить, значит, во главе всего находится страх смерти, и это поистине печально. А кроме того, не заслуживает укора.

— Извини ещё раз. Я... плохо подумал и сказал не то, что хотел.

— Нет, именно то! Ну давай, продолжай! Назови меня неудачником, неумёхой, бесталанным голодранцем! Раз уж начал, не останавливайся, добивай!

Ой-ой-ой. Сам того не желая, сорвал корку с едва запёкшейся раны, а в отличие от целителя, приводить всё в порядок быстро и безболезненно не умею. Но попробую:

— Ты предложил сразу столько всего... И не выбрать. Придётся рассматривать варианты по очереди. На голодранца ты не тянешь: даже тэру платят жалованье, вполне достаточное для сытой жизни. Бесталанный? Неумёха? Опять мимо: дырку в моей груди ты заштопал очень даже умело, не вмешивая в дело лишние ткани. Остаётся последнее. Неудачник. Прости, но о твоей жизни я не осведомлён, поэтому не вправе делать выводы. Ещё предложения поступят?

Галчонок отвернулся и буркнул в сторону:

— Именно, что не осведомлён.

— Так исправь положение! Расскажи. А я послушаю. И если всё действительно плохо...

— То что? — Посмотрели на меня со странным смешением надежды и отчаяния круглые глаза.

— Вынесу вердикт и отправлюсь в постель с чувством исполненного долга.

Самым трудным было не улыбаться и не делать слишком напряжённое и серьёзное лицо, а оставаться доброжелательным и в меру настойчивым, чтобы расположить парня к разговору. К тому же, если честно, мне было немного страшно закрывать глаза сегодняшней ночью. Вдруг убийца вернётся? Тогда хотя бы увижу, в каком наряде пожалует смерть.

— Я пошёл в управу, потому что у меня не было выбора.

— Это как раз понятно: от хорошей жизни плохую не ищут.

Он помолчал, тяжело вздохнул и признался:

— У меня была лавка в городе.

Ничего себе новость! Владел личным выходом к Потоку и оказался в управе? Вот где настоящие чудеса! А вы говорите «магия»...

— Что значит «была»?

— То и значит, — нахохлился Галчонок. — Отобрали.

— Разве такое возможно? Ведь лавки передаются наследникам только одного рода.

— Если наследники признаются достойными.

Вот как? Интересное известие. Значит, помимо правил жизни ортисов, установленных властью императора, имеется ещё и свод законов, действующий среди магов?

— Чушь.

— Если бы... Когда принимаешь наследство, должен доказать свои права. Отец умер почти два года назад, ещё до моего совершеннолетия, и лавкой управлял мой двоюродный дядя. Заодно и меня учил... А месяц назад, когда мне исполнился двадцать один год, устроили экзамен. Который я не выдержал.

— Что-то сложное надо было сделать?

— Провести показательное извлечение. И ещё мелочи всякие, до кучи.

Чтобы маг да не совладал с Потоком? Не поверю.

— У тебя не получилось извлечение?

— Получилось, — признал Галчонок. — Но втрое хуже, чем полагалось для новичка.

Вообще, занятно: маги не просто дерутся за места, пригодные для создания ортисов, но ещё и постоянно наблюдают за уже освоенными с целью... Захвата у противников послабее. А я-то думал, магические лавки неприкосновенны и переходят от отца к сыну.

— И?

— И меня признали недостойным.

— А что сказал дядя?

— Дядя? — Он на мгновение задумался. — Пожалел, конечно. Предлагал остаться.

— Постой! «Предлагал»? Значит, лавка перешла к нему?

— Ну да. Как к ближайшему родственнику, подтвердившему притязания.

— А ты? Ушёл?

Галчонок брезгливо сморщился:

— Прислуживать деревенскому знахарю в доме, построенном родным дедом? Лучше управа!

— Но ведь и здесь предстоят экзамены. Рассчитываешь справиться?

Взгляд, тоскливо перескочивший со стола на желтовато-белые костяшки стиснутых кулаков:

— Справлюсь. И потом... Ты же сам сказал: у меня получается!

Позволяю себе улыбнуться:

— И верно. Получается. Очень даже недурно.

— Вот! — Он примерился и одним глотком осушил остатки медовухи. — А раз получается, то меня надо слушаться и отправляться спать!

— Уже иду. Кстати... Ты потому и ночевал в лазарете?