Маленькая девочка?!

Усталые мышцы недовольно заныли, но подчинились. Тело метнулось через борт грузовика, сгруппировалось. Ноги мягко спружинили, погашая удар.

В руке я обнаружил рюкзак – не помню, что бы я хватал его, когда выпрыгивал. Но, видимо, все-таки схватил. А вот маска так и осталась в кузове. Похоже, у меня талант терять маски. Впрочем, это сейчас волнует меня меньше всего. Самое главное – откуда взялась здесь девочка, которая, судя по лицу, сейчас разревется.

– Привет, ты что делаешь в лесу одна ночью? – спросил я как можно более ласково.

– Я заблудилась,– ответила девочка.

Кажется, она не может понять – доверять мне или нет. Поэтому до сих пор и не расплакалась. Если бедняжка решит, что я плохой человек, то убежит. А вот если догадается, что я заслуживаю доверия, то разревется, предоставив мне возможность решать все ее проблемы.

И это вовсе не искусная игра, не попытка манипулировать и давить на жалость. Обычно дети действительно испытывают те чувства, которые они показывают окружающим. Маленькие дети быстро подмечают, что, когда они плачут, взрослые приходят на помощь. И они этим пользуются, но им тогда действительно плохо, слезы льются настоящие. Лишь с возрастом дети понимают, что вовсе не обязательно на самом деле страдать, достаточно только сделать вид.

– Как тебя зовут? – спросил я.

Девочка промолчала, с подозрением глядя на меня.

– Меня зовут Саша,– сказал я.– А тебя?

– Ира,– наконец ответила девочка. Подозрительность в ее глазках начала таять.– А у дяди Матвея козла Сашкой кличут.

Она посмотрела на меня с некоторой опаской – не рассержусь ли я за то, что она сравнила меня с козлом. Я не рассердился, и девочка немного расслабилась. Но ее маленькое тельце все равно бьет крупная дрожь. «А ведь она уже не боится – понял я,– она просто замерзла».

Я достал из рюкзака свитер, протянул Ире.

– Надень, а то простынешь.

Пришлось подвернуть рукава – все-таки свитер я покупал для себя, а не для семилетней девочки. Правда, с тем, что свитер болтается, я сделать ничего не мог. А вот его длина оказалась кстати – на девочке было только платьице из тонкой ткани, и то, что свитер достал ей до колен, даже к лучшему.

– А теперь рассказывай, где ты живешь, чтобы я мог отвести тебя домой.

Девочка сморщила личико, глазки наполнились слезами. Мой вопрос напомнил ей о том, что она заблудилась. Давясь плачем, Ира поведала мне, что живет в деревне, а где деревня находится, она не знает.

– Дядя Саша, ты тоже не знаешь, где мой дом? Ты не сможешь привести меня к маме?

Я стал успокаивать ее, достал из кармана носовой платок и принялся вытирать Ире слезы. Правда, как выяснилось, вытирать слезы ребенку – очень непростое занятие. Вроде бы Ира и не вертелась, стояла спокойно, а все равно как-то ускользала от носового платка.

Раньше мои приятели, успевшие обзавестись семьями, рассказывали о подобном. Я втихомолку посмеивался, мол, руки не из того места растут, вот и выдумываете глупости, чтобы не выглядеть придурками. Но теперь я начинаю думать, что дети все-таки обладают таким таинственным свойством.

В результате моих попыток слезы только размазались по личику Иринки. Маленькая мордочка и до этого выглядела не слишком чистой, а уж теперь и вовсе похожа на боевую раскраску дикарей.

– Ты не плачь, а лучше расскажи, что рядом с твоей деревней находится? Речка, или озеро, или еще что-нибудь.

Достав фляжку с питьевой водой, я смочил носовой платок и принялся умывать девочку. Ей это не понравилось, но сопротивляться она не стала.

– Есть речка,– заявила Ира.– Она сначала просто течет, а потом впадает в другую речку, в большую. А еще рядом горка есть, там баба Дуся коз пасет. Потому что там трава высокая и вкусная. Баба Дуся говорит, что на горке к солнцу ближе, поэтому и трава лучше.

Судя по карте, поблизости только одна деревня подходит под описание.

– Хватит нюни разводить,– велел я.– Знаю я, где твоя деревня. Пойдем быстрее, а то мамка-с папкой волнуются.

– У меня только мамка есть. А папа давно умер.

Чтобы девочка снова не заплакала, я принялся рассказывать ей сказки. Иринка слушала их с интересом – похоже, этих сказок она никогда не слышала.

Через некоторое время я заметил, что девочка боязливо оглядывается по сторонам. Страх перед темнотой вполне естественен в ее возрасте. Вспомнив, что в рюкзаке есть фонарик, я вручил его Иринке.

Девочка обрадовалась. Похоже, что она никогда раньше не держала в руках фонарика, хотя хорошо знает, для чего он нужен и как работает. Нащупав кнопку, она принялась с радостным визгом направлять луч света на деревья.

Потом она споткнулась о корень, упала, фонарик откатился в сторону. Иринка поднялась, потирая ушибленную коленку, подобрала фонарик. Немного подумала и заявила, что теперь будет светить на земле перед нами, чтобы больше ни она, ни я не спотыкались.

После этого она действительно принялась сосредоточенно водить лучом света по ковру прошлогодних листьев.

– Ой! – вдруг пискнула она через некоторое время и задрала фонарик кверху.

– Что такое?

– Я это дерево знаю! – завопила Ира, ткнув пальчиком в сосну, освещенную фонариком.

Дерево действительно оказалось приметное – на высоте человеческого роста ствол раздваивается, образуя нечто наподобие параболы.

– Дальше я и сама дойду. Спасибо тебе, что ты меня из лесу вывел! – завизжала Ира и понеслась вперед.

– Погоди ты! – Я двумя прыжками догнал ее и мягко схватил за плечо.– Еще не вывел. Ты от меня не убегай, я пока тебя не передам мамке, не отпущу.

Девочка насупилась, но все-таки пошла рядом, хотя и гораздо резвее, чем раньше. И куда только девалась ее усталость? Когда я встретил ее у дороги, Ира почти валилась с ног.

Лес вскоре кончился, мы пошли через поле. Уже невооруженным глазом можно различить огоньки в окнах домов, а через несколько минут показались и сами дома.

Войдя в деревню, мы сразу наткнулись на толпу хмурых мужиков, которые заметно повеселели, когда Ира с радостным визгом бросилась к ним на руки и, сбиваясь, принялась рассказывать, как добрый дядя вывел ее из леса.

Мужики принялись жать мне руку, благодарить за спасение Иринки. Спросили, где я девочку встретил. Я честно ответил, что ехал в Москву, увидел Иру на обочине, понял, что ей нужна помощь.

О том, что я выпрыгнул из кузова на ходу, я рассказывать не стал. Не люблю лишних подробностей. Тем более, что мне совсем ни к чему подробности, которые могут привлечь ко мне внимание.

Впрочем, эта предосторожность оказалась бесполезной – Иринка все равно рассказала, что добрый дядя спрыгнул с большой машины.

– Так ты без транспорта остался? – спросил один из местных.– Ничего, мы тебя до Москвы-то довезем. И не спорь, ты ребятенка спас, свои дела ради этого бросил. Должны мы тебе теперь помочь или не должны?

Сначала я действительно хотел отказаться. Потом вспомнил, что нахожусь не в том положении, когда можно положиться на авось.

Развилка произойдет завтра (а точнее, уже сегодня). И если я не успею попасть в свое время, то все совершится без моего участия. Например, диск перехватят спецслужбы или произойдет еще нечто подобное. А мне совсем не хочется навсегда остаться в этом времени.

– Ладно, только скажите, где мама Иринки? Я обещал, что передам ее матери из рук в руки.

– Так Марфа-то пошла в лес, свою Иринку искать. Значит, придется оставить девочку на попечение односельчан до возвращения ее матери. А самому ехать в Москву.

Решение верное. Только я вдруг понял, что не в состоянии сейчас ехать. Сам не знаю почему. Это не стремление непременно следовать своему слову. Я даже не считаю, что поступлю нечестно, если уеду. Когда я сказал Иринке, что передам ее лично матери, я лишь хотел сказать, что не отпущу ее, пока не буду уверен, что она в безопасности.

Да и Иринка сейчас вовсе не волнуется за мать – похоже, в этой деревне прогулка по ночному лесу не вызывает страха.