Девушка пришла в себя первой, все-таки ее организм последние дни существовал в нормальном ритме, в отличие от моего.

– Ты кто? – спросила она и зашлась раздирающим легкие кашлем. Все-таки говорить после столь интенсивного бега – это совсем не то же самое, что трепать языком в обычном состоянии.– Ты ведь не из этих?

Она нашла в себе силы, чтобы мотнуть головой в ту сторону, откуда мы только что бежали.

– Нет,– честно признался я.

Хочется сказать еще многое, расспросить ее. Однако лучше этого не делать. Пусть она задает вопросы и тем самым откроется. А я буду слушать, пытаться разобраться в ситуации.

И восстанавливаться. Когда придет мой черед говорить, я уже не буду сипеть и хрипеть, как она. И это даст мне психологическое преимущество, будет легче ее расколоть.

– Почему ты погнался за мной?

– А почему ты их пугала?

– Какое тебе дело до них? Ты же не из их племени.

– Они мои торговые партнеры.– Пока я слишком слаб, чтобы врать, но немного исказить истину вполне могу. Я ведь действительно торговал с ними.– То, что касается их, касается меня.

Не получилось выдерживать молчание. Пришлось тратить столь драгоценные сейчас силы. Но все равно я ее расколю. Не знаю, правда, какое мне до этого дело. В самом деле, девушка права – я же не из их племени. Наверное, вынужденное полудикое существование вырвало из меня первую заповедь цивилизованного человека – никогда и ни во что не вмешиваться.

Как только мне пришлось бороться, проснулись древние инстинкты. Проснулась заложенная в детстве жажда познания, стремление понять ситуацию – то умение, которое у большинства взрослых людей исчезает совсем, а у многих приобретает узкую специализацию. Именно осколки этих детских стремлений заставляют людей искать тайны в Сети, вникать в придуманные истории книг. Но никогда не фокусируются на реальности, которая нас окружает,– взросление начисто отбивает подобные алгоритмы поведения.

Однако в экстремальных ситуациях налет цивилизации спадает. А последние дни были одной сплошной экстремальной ситуацией. Я понял, что просто не могу пройти мимо,– пусть я не знаю этих людей, пусть я не знаю этой девушки. Пусть мне нет дела до их потребностей и мотивов.

Ноэти люди вошли в мою жизнь, и теперь я не могу поступить так, как поступил бы любой цивилизованный человек,– не могу пройти мимо. Не потому, что подземному племени надо помочь, не потому, что нужно совершить доброе дело. Просто это в человеческой природе – вникать во все, что попадает в сферу его внимания. И цивилизация может усыпить это, может задавить, но не убить.

– Так чего тебе надо от меня?

Девушка осмелела, поняла, что убивать ее я не буду, надругаться над ее честью тоже не собираюсь. Похоже, последнее обстоятельство несколько задело ее самомнение, однако в целом она осталась рада отсутствию подобных попыток с моей стороны.

– Нет, вопрос надо поставить по-другому: что тебе нужно от этого племени?

– Я просто хочу, чтобы они ушли отсюда.

– Это я уже понял. Но чем тебя не устраивает их присутствие?

– Чем? А ты сам не понимаешь, что такое подземные племена? Они же дикари! Никакого понятия о частной собственности! Выходят по ночам на поверхность и берут то, что им нужно. Они думают, что если рядом с вещью никого нет, то ее можно брать. Они сюда пришли неделю назад и первым же делом сперли элективный фильтр!

Ага, понятно, значит, девушка – жительница поверхности. Судя по всему, она член какого-то клана, которому доставляют неприятности подземные аборигены. И тот самый фильтр, который сегодня позволил мне пополнить запасы воды, краденый.

Между тем девушка продолжила свою речь. Дыхание, едва начавшее восстанавливаться после бега, снова сбилось, но она не обратила на это внимания.

– Они вырубают деревья для своих костров, овощи с огородов воруют. Приходится на ночь патрули выставлять. Это помогает: если подземные видят, что территория занята, то они туда не суются. Но, чтобы они видели, нужно постоянное присутствие людей. Думаешь, членам рода приятно не спать по ночам из-за каких-то земляных червей?

– А почему бы просто не заделать те входы в канализацию, через которые «земляные черви» выбираются наверх? – резонно заметил я.

– Отец так и хочет сделать. Мой отец – глава рода,– с вызовом и гордостью посмотрела она на меня.

– А мой отец – веб-дизайнер,– признался я.– Так почему же тебе не понравилось решение отца, да еще вождя клана?

– Я не обязана отвечать!

– Конечно, не обязана. А если я тебя пытать начну?

– Не начнешь,– с некоторой неуверенностью заявила она.– У тебя лицо доброе.

И почему мне так с внешностью не повезло?

– Тогда сейчас мы пойдем к твоему отцу. Уж он-то сумеет добиться от тебя ответа! – По лицу девушки я понял, что попал в точку.– Так что если не хочешь говорить ему, то придется сказать мне. И учти, если обманешь, то я сразу пойму.

Ну я несколько преувеличил – в данном вопросе я не намного превосхожу обычного человека. Последний пси-тест, который я проходил еще в университете, оценил мой индекс эмпатии в сто сорок два пункта. Обмануть меня чуть труднее, чем среднестатистического человека, но все равно не слишком сложно.

Однако девушка-то этого не знает. И поэтому, слегка поколебавшись, призналась:

– Здесь, в туннелях, грибы растут. Особые.

– Галлюциногенные,– подсказал я. Девушка кивнула.

– А отец не одобрил бы твое увлечение этими грибами, если бы узнал,– скорее сказал, чем спросил я.

Еще один кивок был мне ответом.

– И ты решила сама прогнать подземных жителей, чтобы твой отец не приказал заделать входы в подземелья и тем самым не лишил тебя доступа к грибам.

– Да.– Девушка оживилась.

Похоже, придуманный план ей самой казался гениальным, однако никому другому она о нем рассказать не могла. В молодости так хочется поделиться своими «гениальными» мыслями! И теперь она с радостью принялась выплескивать на меня потоки подробностей:

– Я узнала, что они верят в Белого Спелеолога и Двуликую – они ведь дикари! Погрязли в глупых суевериях! А про Перуна и остальных богов даже и не слышали! Вот какие дикие! Так вот, я взяла у отца голографический проектор, а ему сказала, что он нужен мне для...

– Избавь меня от подробностей,– попросил я. Девушка сникла – рассказать очень хотелось, но ослушаться меня боится, чтобы я в отместку не рассказал все се отцу.

– Значит так,– начал я,– отцу я твоему ничего не расскажу, но при одном условии.

В начале моей фразы она облегченно улыбнулась, однако, дослушав до конца, нахмурила свой лобик, задумавшись, что же я могу от нее потребовать. Наконец ей показалось, что она поняла. Призывно заулыбавшись, девица принялась нарочито медленно расстегивать комбинезон.

– Да погоди ты! – испугался я.– Я совсем другое имел в виду!

Она послушно вернула застежку комбинезона на место и уставилась на меня уже испуганно – наверняка решила, что я потребую от нее что-то страшное и ужасное. Впрочем, ее догадки подтвердились.

– С грибами ты завязываешь! – После этих моих слов испуг на лице девушки сменился гримасой неподдельного страдания. Я продолжил: – Я сейчас должен далеко уйти, но когда-нибудь вернусь и спрошу у этого племени: не видели ли они тебя больше? Если узнаю, что ты тут бродила, то мигом доложу твоему отцу, что ты жрешь всякую дрянь. А теперь иди.

Я развернулся и поплелся назад к костру.

Аборигены встретили меня восторженными криками – они-то думали, что я мертв.

И уже успели поделить между собой вещи из моего рюкзака.

С большим трудом мне пришлось втолковать им, что вещи придется вернуть – у этих дикарей действительно начисто отсутствует понятие частной собственности. Раз я так далеко и надолго ушел от рюкзака, значит, он мне не нужен, решили аборигены.

Туземцы взяли лишь то, что сочли ничейным. А теперь считают вещи своими и упорно не хотят отдавать обратно. После долгих препирательств мне удалось вернуть имущество, хотя я и недосчитался нескольких банок консервов, брикетиков концентрата и симпатичного брелка от ключей. Но сами ключи вернуть удалось, чему я сильно обрадовался – я еще собираюсь когда-нибудь вернуться в свою квартиру. А поскольку домашний компьютер я изъял, то без ключей мне не войти.