Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Но когда я просыпаюсь утром, разве Ирвинг прыгает на кровать и покрывает мое лицо поцелуями, дрожа от счастья и восхищения? Считает восьмым чудом света тот факт, что судьба расщедрилась и подарила нам еще один день вдвоем? Нет, он этого не делает. А Жозефина – делает. Постоянно.

По утрам Ирвинг ведет себя по-разному: это зависит от того, хорошо ли он спал, и от многого другого. Если он семь часов подряд наслаждался полноценным отдыхом, а на горизонте нет никаких особенных катастроф, он приветствует меня приблизительно так:

– Ты уже поставила воду для кофе или мне сделать это самому?

Если же он провел беспокойную ночь, а новый день готовит какие-либо потрясения, он цедит сквозь зубы:

– Сколько раз ты вставала ночью? Не давала мне глаз сомкнуть. – После того, как я заботливой рукой поставлю перед ним чашку растворимого кофе, он продолжает брюзжать: – Это что, другой сорт или ты разучилась его варить?

Душ возвращает ему хорошее расположение духа, а к тому времени, когда Ирвинг закончит переодеваться, он полностью становится самим собой – бодрым и даже склонным к романтике. Выходя из квартиры, он роняет через плечо:

– Не принимай близко к сердцу. Погуляй с Жози. Я могу задержаться. Пока! Я люблю тебя.

Кажется, я достаточно четко изложила свою точку зрения на собак. Они как люди, только лучше. И вот я снова спрашиваю вас: почему им дан такой короткий век? Другим животным повезло гораздо больше. Слон, например, живет сто лет, а какой от него прок, кроме безделушек из слоновой кости? Или взять черепаху. Она живет несколько столетий. Конечно, черепаховый суп очень вкусен, но попробуйте припомнить: был вам в последнее время еще какой-нибудь толк от черепахи?

Ирвинг тоже принял близко к сердцу отношение «семь к одному». Он отчитал меня за то, что я просрочила профилактический осмотр, и потребовал, чтобы впредь я делала это каждые полгода.

Я отказалась. Зачем подвергать Жози этой пытке, если она хорошо себя чувствует? Может быть, нам и не придется жить без Жози, пусть даже через четыре года ей станет семьдесят. В любое время может упасть атомная бомба. Мы просто раскисли. Нужно выбросить из головы все расчеты и жить сегодняшним днем, наслаждаясь общением с Жози. Ирвинг согласился со мной. Но подсознательно его отношение к Жозефине стало другим. На грани истерики.

К примеру, он читает «Таймс». И вдруг, отложив газету, вперяет в Жозефину тревожный взгляд.

– Почему она тяжело дышит?

– Потому что битый час играла в мяч.

– А почему свесила язык?

– Она всю жизнь так делает. Как и все собаки.

В другой раз он начинает вопить, что у нее какая-то опухоль на груди. Я щупаю ей грудь. Некоторая припухлость действительно имеет место. Но это не что иное, как солидная складка жира.

Однако настоящий кризис случился несколькими неделями позже, когда мы лежали в постели и занимались тем, чем обычно занимается в этот ночной час любая счастливая супружеская пара: смотрели телевизор. Жози энергично лизала Ирвингу лицо. И вдруг он ахнул.

– Джеки, я должен сделать важное заявление.

Я вся напряглась: ведь он выступил с этой инициативой прямо в разгар одной из увлекательнейших историй Алекса Кинга.

– Мне не хочется тебя огорчать, – начал он. – Это не имеет отношения к тебе лично. Чисто медицинское наблюдение.

У меня бешено заколотилось сердце.

– Ты знаешь, как я отношусь к Жози, – продолжал мучить меня Ирвинг, а Жози тем временем пристроилась так, чтобы лизать ему лицо с другой стороны.

Я хриплым голосом произнесла:

– Так что ты хотел сказать?

– Ну… Мне тяжело обрушивать на тебя эту новость, но у нашей девочки действительно пахнет изо рта. Теперь я понимаю, что Последняя имела в виду.

Я подставила Жози щеку. Должна признать, Ирвинг имел основания так говорить. Конечно, мне все равно были приятны ее поцелуи, но человек с развитым обонянием явно имел причины жаловаться.

После тщательного осмотра рта Жози Ирвинг решил, что окончательную ясность должна внести консультация у дантиста. Кажется, у нее образовался зубной камень. Мне-то ее зубы продолжали казаться чистым жемчугом, но этот новоявленный член общества защиты зубных врачей продолжал гнуть свое.

– Завтра же своди ее к дантисту, и пусть ей хорошенько почистят зубы.

Я объяснила, что собачьих дантистов не бывает, придется вести ее в клинику доктора Уайта.

– Значит, ты поведешь ее туда.

– Мы поведем, – огрызнулась я.

Ирвинг сказал, что ему предстоит ужасно загруженная неделя. Ни одного свободного часа. Я согласилась подождать до следующей недели, когда у него будет более гибкое расписание и он сможет сопровождать меня на эту пытку.

Ирвинг ответил, что, возможно, будет дико занят в течение нескольких недель, но если я из-за своего малодушия буду сидеть и ждать, пока у ребенка не сгниют все зубы, значит, так тому и быть. А в чем, собственно, дело? В нее же не будут вгонять шприцы и тому подобное. Просто соскребут нарост с зубов. Закончил он следующей фразой:

– Даже я, наихудший в мире трус, когда речь идет о посещении зубного врача, не боюсь, когда мне удаляют зубной камень.

Этой репликой он меня «достал». Я тоже трясусь в кабинете дантиста, но чистку переношу без маски и новокаина. Наверное, Ирвинг прав. Небольшая чистка не помешает.

Так что на следующее утро мы с Жози отправились к врачу. Был погожий весенний день, но едва мы свернули на знакомую улицу, ее начало трясти. Бедняжка целых два года не была в клинике, но узнала улицу! Этот уникальный маленький пуделек наделен чревом и памятью слона!

Мы вошли в клинику доктора Уайта. Нас приветствовал незнакомый врач.

– Я не была здесь два года, – объяснила я. – Вы, наверное, новенький?

– Позвольте представиться, – сказал он. – Я доктор Уайт.

Я чуть не хлопнулась в обморок.

Доктор Уайт принялся изучать ее досье, время от времени издавая странные звуки, похожие на кудахтанье.

– Я вижу, это наш старый кадр – с раннего детства. К сожалению, я ни разу не имел с нею дела, но у нас превосходные врачи.

Я подтвердила, что так оно и есть, и выразила удовлетворение тем обстоятельством, что наконец-то мы попали к нему лично.

Потом я рассказала, что Жозефина прекрасно себя чувствует, но мы хотели бы, чтобы ей удалили зубной камень. Доктор Уайт взял стетоскоп и послушал ее сердце.

– Тут полный порядок, – жизнерадостно заверила я. – Меня беспокоят ее зубы.

Доктор Уайт проигнорировал мое заявление: он в это время проверял суставы. Потом начал выстукивать кости. Пробежался пальцами по позвоночнику. Спустя десять минут я легонько коснулась его руки и сказала, что не хотела бы его учить, но он не оттуда начал. Нас беспокоят зубы.

Он проворчал:

– В свое время мы до них доберемся. А пока я хочу произвести полный осмотр. Судя по истории болезни, вы два года не проходили обследование. – И добродушно добавил:– У нее засорены протоки анальных желез.

Но по-настоящему он оживился тогда, когда добрался до ее живота. Он просто не верил своим глазам и решил положить Жозефину на весы. Она весила двадцать фунтов.

Врач сказал:

– Собака слишком толста. Я молча кивнула.

– Ей необходимо похудеть. Я еще не видел пуделя, у которого весь жир сосредоточился бы в одном месте. Ей нужно срочно сбросить шесть фунтов.

Я пообещала избавиться от этих чертовых шести фунтов. Но не будет ли он так добр наконец заняться ее зубами? Да-да, конечно, согласился мистер Уайт. Но не раньше, чем прочистит анальные протоки.

Во мне начал подниматься гнев. Он столько возится – и до сих пор не добрался до ее зубов! В следующее мгновение этот сатрап вонзил в Жози шприц. Она взвыла, и я чуть не потеряла сознание. Доктор Уайт попросил ассистента помочь ему, так как от меня в этих владениях Флоренс Найтингейл не было никакого проку.

Потом он полез ей в уши. Ну, это уже кое-что – шаг в правильном направлении.

Доктор Уайт прорычал:

32
{"b":"126","o":1}