Конечно, все это могло быть собранием выдернутых из контекста цитат, но тут в "Санди миррор" появилась статья, которую тут же перепечатала "Нью-Йорк пост". Она принадлежала перу самой Нины и, на мой взгляд, остается одним из самым потрясающих документов во всем этом деле, вровень по значению не только с моим признанием, но и с самой книгой. В частности, Нина писала: "Все это было немного похоже на приключения Джеймса Бонда. События последних четырех дней вообще принадлежат к миру чистой фантастики. У всех на устах было два имени. Одно принадлежало Ховарду Хьюзу, эксцентричному миллиардеру, которого я никогда в жизни не видела, а второе – Клиффорду Ирвингу, человеку, которого я любила, писателю, по моему мнению, выигравшему литературный приз столетия.

Мы познакомились на Ибице, на скромной пляжной вечеринке около семи с половиной лет назад. Клиффорд – я к тому времени прочла несколько его книг и слышала о нем – тоже был там, и мы выяснили, что оба живем на острове. Я тогда жила вместе с мужем Фредериком и нашими детьми. Ибица – остров маленький, но жизнь там кипит, поэтому вскоре Клиффорд выступал на вечеринках как друг нашей семьи. И только в прошлом году наши отношения переросли в нечто большее".

Затем она описывала поездку в Мексику, повторяя, что я никак не мог встретить Ховарда Хьюза, и продолжила: "В прошлом ноябре мы снова встретились в Лос-Анджелесе. Я забрала его из аэропорта и отвезла в дом, которых снимала у наших друзей. Клиффорд думал только о своей рукописи, посвященной Ховарду Хьюзу. По секрету он рассказал о своем проекте мне. Я приготовила несколько бифштексов для Клиффорда и моего менеджера Джона Маршалла, а за обедом Ирвинг поведал нам о своих странных встречах с этим таинственным миллиардером.

Все это выглядело совершенно невероятным, но Клиффорд показал нам настоящие письма, полученные им от Хьюза, подтверждающие передачу прав на биографию.

Они казались подлинными. Очевидно, Ховард знал Клиффорда много лет, доверял ему и уважал..."

Через несколько дней Нина и Маршалл приехали в Нью-Йорк, чтобы дать показания перед двумя судами присяжных. Интервью брались безостановочно, на этот раз в гостинице "Сент-Режис" и на 5-й авеню в лучах февральского солнца. Эн-Би-Си, Си-Би-Эс и Эй-Би-Си – задействованы были все; Нина блистала в шоу Майка Дугласа, Дэвида Фроста, Джонни Карсона и Дика Каветта.

Маршалл подытожил все сказанное словами:

– Больше никаких песен до суда, тебе же известно, это не цирковое представление, мы сюда приехали для серьезного дела – помочь властям докопаться до правды. – Так как ему показалось, что до аудитории не дошел смысл, он добавил: – Слушай, ты же понимаешь, мы здесь не для рекламы.

Я посмотрел несколько выступлений по телевизору. И эту женщину я любил, доверял ей, ничего не требуя взамен. Все ей рассказал. А теперь Эдит грозил многолетний тюремный срок в Швейцарии. Верность моей жены была безграничной. Та беспечность, с которой я ввязался в аферу, поставила в самое худшее положение именно ее. Знай я заранее о том горе, которое причиню жене и детям, я бы никогда не сделал первый шаг год назад, но эта мысль не приносила облегчения. С твердокаменной уверенностью я причинял Эдит боль, обманывал ее, и все ради женщины, которая с легким сердцем и улыбкой меня предала.

Меня тошнило, а душу терзал стыд.

За два дня до появления Нины перед судом присяжных Мори сумел связаться с ее адвокатом Ричардом Расселом. Мы прекрасно понимали, что в конце концов мне придется открыть всю правду под присягой, и я сказал Мори:

– Ты должен ее как-то остановить, чтобы она не начала лжесвидетельствовать против самой себя.

В итоге Мори посоветовал Расселу:

– Ради безопасности вашей клиентки, пусть она расскажет правду, только правду и ничего, кроме правды, – мой клиент сделает то же самое.

Перед федеральным судом присяжных Нина рассказала свою сотни раз повторенную историю. Я не мог встретиться с Ховардом Хьюзом в Мексике, но она ничего не знала о мистификации.

Когда наконец пришло мое время исповедоваться перед федеральным прокурором, Леонард Ньюмен поднял вопрос о баронессе ван Палландт:

– Знала ли она, что вся история была мистификацией?

Я не представлял, что именно сказала Нина перед судом, и потому честно ответил:

– Да.

– Когда вы ей об этом сказали?

– В самом начале, в Мексике, в феврале прошлого года.

– Вы согласитесь пройти тест на детекторе лжи и подтвердить свои слова? – резким тоном спросил Ньюмен.

Тогда я понял, что Нина солгала, и сказал:

– Да, соглашусь.

– А может быть, вы просто хотите отомстить?

– Отомстить? – Я печально улыбнулся. – Нет, Ленни. Я сказал так потому, что обещал говорить только правду.

Через неделю федеральный суд и суд штата вызвали Нину, дав ей возможность отречься от своих показаний. Альтернативой было обвинение в даче ложных показаний, которое мне предъявят в том случае, если я солгал, а Нина говорила правду. Ее заблаговременно обо всем предупредили, поэтому баронесса призналась, что с самого начала знала всю правду о мистификации. Нина не скрывала слез, поднимаясь на лифте в зал суда и стоя перед присяжными. Как сказал один из очевидцев, это было представление, достойное "Оскара".

Но Нине слезы, очевидно, показались лишь краткой интерлюдией, и, хотя она публично призналась в лжесвидетельстве, цирковое представление набирало обороты. Восемнадцатого апреля она появилась в шоу Майка Дугласа. После того как она спела подходящую случаю балладу "Попытайся вспомнить", Дуглас начал беседу. Диалог у них получился следующий:

ДУГЛАС: У вас очень приятный менеджер... хоть и англичанин, не так ли?

НИНА: Да, он из Англии.

ДУГЛАС: Он ведь хороший менеджер?

НИНА: Он просто чудо. Маршалл действительно защищает меня, постоянно оберегает. Джон помог мне разобраться с целой кучей дел, с которой я сама никогда бы не справилась.

ДУГЛАС: Разве вас никогда не посещало чувство, что вся эта история – мошенничество? Вы не ощутили этого с самого начала?

НИНА: Нет. По крайней мере пока мистер Хьюз сам не опроверг подлинность книги в телефонном интервью. Вы ведь помните?

Как-то раз, незадолго до шоу, я разговаривал с Бобом Морвилло в его офисе на площади Фоули.

– Скажи мне, пожалуйста, – внезапно попросил он, – если, конечно, знаешь ответ. Как ты думаешь, почему она процентов на семьдесят пять приблизилась к тому, чтобы окончательно тебя распять, но все же не дошла до конца?

– Думаю, она пыталась меня защитить.

Морвилло коротко взглянул на меня, его замешательство и удивление сменились жалостью.

– Защитить тебя? – произнес он.

После этого он мягко улыбнулся, и мы перешли к другим вопросам.

Дик вместе с Фредом Бойденом, адвокатом, которого мы отправили к нему в Испанию, приземлились в аэропорту Кеннеди вечером 7 февраля. Саскинд до сих пор ничего не знал о фуроре, произведенном делом Хьюза по всей стране. К нему постоянно приставали репортеры с различных радиостанций и журналов и толпы телевизионщиков. Но в сравнении с теми ордами, которые накидывались на нас с Эдит, стоило нам только нос высунуть из гостиницы "Челси", Дик жил в блаженной уединенности затворника.

Все закончилось в тот момент, когда самолет приземлился в аэропорту. С полицейским для прикрытия и Бойденом, стиснувшим его руку и требовавшим отвечать на все вопросы фразой "Без комментариев", Дик вышел из здания аэропорта и окунулся в ад фотовспышек, орущих репортеров и телевизионщиков, спотыкающихся о протянутые во все стороны провода. В последнем выпуске "Нью-Йорк пост" его фотографию поместили на первую полосу. Мой друг выглядел как загнанный кабан: губы изогнулись в оскале, глаза дикие – зная его обычную мягкость, я не смог бы даже вообразить себе его нынешний облик.