Спустившись во двор, он обнаружил, что готовится еще одна экскурсия – посещение Поселка Женщин. Как он с горькой усмешкой заметил, наибольший энтузиазм проявляли паломники. Пять недель потребовалось судну, чтобы доплыть до Александрии, и еще три дня потребовалось им, чтобы добраться до Каира, – почти шесть недель без женщин. Кроме того, в том, чтобы переспать с мусульманкой, не могло быть никакого греха!

На самом деле Поселок Женщин находился в стенах города, в квартале Эзбекийя, неподалеку от караван-сарая. Квартал, где они поселились, был также кварталом лицедеев и преступников. И на сей раз руководство группой при осмотре района публичных домов взял на себя венецианец. При свете факела они медленно пробирались по узким тропинкам, которые тянулись через весь квартал.

Это была безрадостная экспедиция, которая, как показалось Бэльяну, могла скорее обратить душу к умерщвлению плоти, нежели удовлетворить чувства. Дома были не такие высокие, как в торговых кварталах, в основном одно– и двухэтажные. Стены были расписаны чересчур яркими синими и оранжевыми красками. Фрески с изображением обнаженных танцующих пар, кобр, виноградных листьев, джиннов, гербов. Как ни странно, но на стенах был представлен и пантеон христианских и восточных святых: святой Иозафат, выбрасывающий деньги, святая Катарина, казненная колесованием, святые Таис и Пелагея, покровительницы египетских проституток.

Если в торговых кварталах на нижних этажах можно было увидеть в продаже пеньку, верблюжью упряжь, корицу или хлопок, то здесь демонстрировались совсем другие товары: плоть – плоть с отвратительными татуировками апотропаических эмблем, плоть, изборожденная морщинами и провисшая мягкими складками, плоть, усеянная следами бубонной чумы. Она выставлялась на всеобщее обозрение в факельном свете интерьеров. Женщины сидели там, равнодушные, даже не пытаясь соблазнить клиентов. Вновь Бэльяну вспомнились утренние рассуждения Джанкристофоро. И все же, как ни странно, группа европейцев делалась все малочисленнее: они незаметно ускользали поодиночке, дабы отыскать усладу в объятиях дряхлости, уродства и болезни.

Вскоре Бэльян обнаружил, что идет совершенно один, испытывая тошноту от отвращения, удрученный грязью и нищетой. Конец его страданиям положила чья-то рука, внезапно оказавшаяся у него между ног. Он увидел, что его прижимает к себе женщина, почти такая же высокая, как он, и одетая в турецком стиле: головная повязка, облегающий бархатный корсаж и юбка в полоску. Выражение ее лица было столь же самоуверенным, как и недвусмысленная манера прельщать клиентов, широким скулам и блестящим глазам придавали выразительность нисходящие линии краски для век. Черкесская турчанка? Для тамошних мест она была удивительно молода, лет тридцати с небольшим, и казалась ничем не обезображенной. Она отпустила Бэльяна и принялась с явным намеком жестикулировать, настойчиво показывая на свой дом. Впрочем, это едва ли походило на дом, ибо каменными были только углы и пол. Скорее это была беседка, ветхое сооружение из резного дерева. Она затащила Бэльяна внутрь и наверх, за одеяло, которое свешивалось с потолка, на каменное возвышение, устланное матами и коврами. Все так же высокомерно глядя на него, она упала спиной на возвышение и, задрав длинную юбку, раздвинула ноги. Возбужденный ее властными манерами и экзотической обстановкой, он легко овладел ею.

Поэтому, когда все закончилось, он был слегка удивлен, услышав, как женщина говорит:

– Да, радоваться тут особенно нечему!

– Ты говоришь по-английски?

– Меня обучил языку твой друг.

– Он отличный учитель. Но что за друг?

Она казалась довольной.

– Вейн, конечно. Вы же вместе приехали в Каир.

– Вейн мне не друг. Мы с ним ни разу не поговорили. Я даже не знаю, что он делает в Каире.

– А я-то думала, он привез тебя из Англии, чтобы ты вместе с ним работал. Прости мне мое заблуждение. Но я надеюсь, что со временем ты с ним познакомишься. Вейна почти все знают, по крайней мере знают его репутацию.

– Но ты ведь ждала меня, ты меня подкарауливала?

Она принялась искать что-то в деревянной коробочке, которую держала подле себя.

– Ах да, за вами, чужестранцами, все время следят.

– Что ты имела в виду, когда сказала, что радоваться тут особенно нечему?

– Просто я ожидала большего, вот и все.

– Во имя всего святого, чего же большего ты еще хотела?

Она извлекла из коробочки нитку и через одну ноздрю продела ее в другую. Бэльян, вконец запуганный, смотрел, как она прочищает ноздри. Прошло какое-то время, прежде чем она ответила.

– Люди вроде тебя впитывают чужую энергию – сидят, слушают, задают вопросы, а сами никогда ничего не говорят. Что же до твоих сексуальных способностей, то я полагала – что, кажется, было глупо с моей стороны, – будто все англичане похожи на Вейна или, если это не так, тогда что ты хотя бы мог у него учиться. Здесь, в Каире, он пользуется славой прекрасного любовника. Думаю, я могу тебя кое-чему научить. Например, имсааку.– Она задумчиво посмотрела на Бэльяна. В глазах у нее появился странный блеск.

– Что это за имсаак?

– Имсаак – это искусство задержки оргазма с помощью максимально возможного количества поворотов, изгибов и искривлений. В этом и состоит подлинное искусство… Ты выглядишь измученным. Бог знает, как тебе удалось добраться до Каира. Интересно, сумеешь ли ты собраться с силами и уйти. Пенис твой стоит прямо, но веки дрожат. Твое тело шевелится, но змей в тебе спит.

Прежде чем продолжить, она театрально прижала руки к груди.

– У основания твоего позвоночного столба свернулся и спит змей. Чтобы поднять его, ему нужно петь, нужно искушать его до тех пор, пока голова его не окажется у тебя между глаз и ты не увидишь мир его глазами, глазами тела, состоящего из чистой сексуальной энергии. В христианском мире совокупление очень похоже на сон, но в Египте и Синде это наука. Я могла бы также обучить тебя карецце и обрядам сексуального истощения, но пока что ты растрачиваешь свое семя так, будто это вода. Сначала мы должны поднять змея.

– Как же ты поднимаешь змея?

Она приложила палец к губам. Взгляд ее забегал из стороны в сторону, как бы отыскивая в комнате шпионов.

– Об этом нельзя говорить. Это можно только продемонстрировать. Акт вытягивания змея вдоль позвоночного столба подобен лазанию по канату. Кто поймет, как это делается, и вскарабкается по канату, тот потянет за собой змея. Я посвящу тебя в эту тайну. Тебе придется заплатить, но это стоит сделать, чтобы пробудиться ото сна, каковой есть наполовину смерть.

Бэльян попытался ответить как можно рассудительнее:

– Как учит наша религия, в тайну посвящают не с помощью того, что находится у женщины между ног, да и не с помощью бисера в грязи. Если обладаешь познаниями, о которых нельзя говорить, тогда не говори о них. Я долго путешествовал. Конечно, я устал, и все же сомневаюсь, сударыня, что мне помогут извращенные половые сношения с вами. У вас что, нет семьи? Как женщина вроде вас могла опуститься до уровня шлюхи?

Размышляя, она медленно облизывала губы своим длинным, тонким языком. Бэльяну стало ясно, что она не в своем уме.

– Опять эти скучные вопросы. Да, есть у меня семья. Если тебе повезет, ты никогда с моими родственниками не познакомишься. Но я не шлюха. Я принцесса. Мало того, скоро придет мой принц, и тебе лучше поскорее удалиться. Уходи. Кыш! Поторапливайся, ибо так поздно опасно ходить по улицам. Запомни дорогу сюда и смотри, не спи в этом городе в одиночестве. А теперь заплати мне. Два динара, пожалуйста.

Бэльян заплатил.

– Меня зовут Зулейка. Мы еще встретимся.

Он повернулся и опрометью выбежал на улицу.

Если уважаемой публике хочется услышать новые истории о чудесах, подобных фокусу с канатом, она их услышит, но сам фокус с канатом объяснить никогда не удастся. Кстати, поскольку данную повесть следует рассказывать ночью, в ней, похоже, был бы вполне уместен сильный чувственный элемент, который стимулировал бы то, что на Западе, как я слышал, зовется «влажными снами», но к этому вопросу мы еще, возможно, вернемся…