Он делает паузу, чтобы вновь дотронуться до блестящей рукоятки, которая явно действует на него подобно магниту, а сам следит за мной из-под белесых ресниц.

Я напускаю на себя непроницаемо тупой вид, типа: «Валяйте, профессор, порите и дальше свою чушь, а я вам все равно ни хрена не верю!»

— Надеюсь, теперь вы понимаете, что заставило меня перейти к более активным действиям, — продолжает Дюпон. — Этот мир тянет другую, более совершенную Вселенную на дно, как связка кирпичей, привязанная к ногам утопающего. Человечеству пора переместиться на другой уровень бытия, так сказать, «ан масс». А поскольку естественным путем это вряд ли произойдет, то кому-то надо было взять на себя эту горькую, страшную, но, увы, необходимую миссию…

— Разрешите один вопрос, Артур? — невинным тоном интересуюсь я. — На чем основаны ваши измышления?

— Напрасно иронизируете, милейший, — качает головой он. — Это не измышления, а информация об истинном положении дел…

— Ну, допустим… А доказательства?

— А какие доказательства тут могут быть? — пожимает плечами мой собеседник. — Тем более если вы придерживаетесь точки зрения материалистов о том, что критерием истинности является практика. Хотя в мире многое существует без практических доказательств, однако почему-то никто не сомневается в истинности этих вещей. Например, чем можно доказать, что внутри Земли содержится раскаленное до состояния плазмы ядро? Его кто-нибудь видел? Трогал своими руками? Брал образцы?.. Или вот, например, чем можно доказать, что отдельные люди способны воскрешать мертвецов?

— Ну, насчет ядра Земли я не знаю, это не мой профиль работы. А что касается воскрешений — то в этом легко убедиться опытным путем…

— Да? — удивляется Дюпон. — Что ж, вы мне напомнили об этом очень кстати. А то. может, вы и никакой не Воскреситель и вообще — не Сабуров, а его двойник, специально для меня изготовленный вашим дружком Слегиным?..

Он достает из кармана крошечный коммуникатор и что-то быстро говорит в него. Потом бросает взгляд на голографические часы, парящие в воздухе под потолком каюты, и вновь поворачивается ко мне:

— Лично мне никаких доказательств существования Иного Мира не требуется. И знаете, почему?..

— Наверное, вы уже там побывали, — предполагаю я. Дюпон вяло хлопает в ладоши:

— Браво, браво, господин экс-инвестигатор. Вы прогрессируете семимильными шагами, как научно-техническая революция на рубеже веков… Правильно, я сам побывал там. И не раз… Поэтому у меня была возможность убедиться в том, что речь не идет об остаточной активности отключившегося мозга или о галлюцинациях, сопутствующих клинической смерти, как это преподносят некоторые скептики. Правда, Воскреситель не всегда был у меня под рукой. Точнее, не у меня, а у моих помощников… Однажды моему телу пришлось чуть ли не неделю проваляться в холодильнике, как мороженой треске… Эй-эй, что это с вами, сударь?

Наверное, со стороны я выгляжу не ахти как. Выпученные глаза, обильно струящийся по лбу пот. Побелевшее лицо. В общем, налицо все симптомы человека, которого крепко прихватила большая или малая физиологическая потребность.

Однако в моем случае это совсем иное.

Кто-то поблизости только что переместился в тот самый «лучший мир», роль рекламного агента которого играл передо мной Дюпон.

Теперь ясно, какое распоряжение он отдал с помощью коммуникатора. Сейчас начнется та самая «проверка на вшивость», о которой я ему сам же и напомнил.

Интересно, кого он распорядился убить, если на корабле только он сам, охрана и экипаж? Хотя, если он не врал и все они — «возвращенцы», то любой из них должен с трепетом стремиться к возвращению на «более высокий уровень». В родные пенаты, так сказать…

Видимо, Дюпон действительно имел кое-какой опыт общения с Воскресителями, потому что до него быстро доходит, чем вызвано внезапное ухудшение моего самочувствия.

— Ну что ж, — с удовлетворением произносит он — Отрадно видеть, что вы правильно реагируете на свеженькие трупы… Остается лишь небольшая формальность.

Он снова подносит к губам коммуникатор и, судя по движениям губ, выговаривает всего одно или два слова.

— Н-не вяж-жется, — с трудом (зубы лязгают от дрожи, которая охватывает меня все больше и больше) произношу я.

— Что? — не понимает он. — Что вы сказали?

— Я бы п-поверил в-вам, — бормочу я, тщетно стараясь восстановить контроль над своей дикцией, — но есть… одна… нес-суразность…

— Ну-ну, я вас внимательно слушаю.

— 3-зачем пона…добилось в-везти меня с-сюда?.. Вы же… могли… уб-бить меня… прямо т-там… в с-столице…

Дюпон встает наконец из своего кресла-качалки и потягивается до отчетливого хруста в суставах.

— Проклятая бренная плоть, — сетует он. — Как же она мне осточертела со всеми ее недугами!.. Дело в том, мой друг, что, кроме вас, в мире еще существуют десятки суперреаниматоров! И из-за них я не могу выполнить свою миссию. Этот мир благодаря им — как гидра. На месте одной отрубленной головы тут же вырастает новая. Вот почему моя задача номер один заключается в том, чтобы сначала уничтожить таких, как вы. А уж потом настанет черед и всего остального человечества… Кстати говоря, этого осталось недолго ждать. Но на всякий случай нужно подстраховаться. Например, если когда-нибудь я попаду в лапы вашему дружку Слегину, то придется покончить с собой. Кроме того, мой возраст предполагает и непредвиденные случайности. Типа инфаркта или чего-нибудь в этом роде. Достаточно какому-нибудь тончайшему сосуду в моем мозге не выдержать — и выполнение великой задачи сорвется… Вы нужны мне для подстраховки, сударь. На самый крайний случай.

— А если… все-т-таки… я в-вас не ож-живлю? — интересуюсь я.

Наручники больно врезаются в запястья, реагируя на мою дрожь, но я почти не чувствую этой боли.

— Нет, вы уж лучше постарайтесь, — насмешливо советует мне Дюпон. — Ведь иначе человечество погибнет… Да-да, вы не ослышались. Я подстраховался вдвойне, господин Сабуров. Не буду посвящать вас в технические подробности, но поверьте: ваши современники не проживут и пяти лет, если я по каким-то причинам безвозвратно уйду в Иной Мир… И, кстати, гибель их будет долгой и мучительной.

Дверь каюты внезапно распахивается, и на пороге возникают двое громил. Они тащат на носилках нечто бесформенное, накрытое плотным черным пластиком.

Нутро мое словно переворачивается, и зуд в теле становится невыносимым.

— Спасибо, мальчики, — небрежно говорит громилам Дюпон. — Положите труп так, чтобы наш гость мог до него дотянуться. И приготовьтесь нейтрализовать этого субчика, когда он очухается…

Одного взгляда на тело мне достаточно, чтобы догадаться, кто это.

У мертвеца не хватает одной кисти руки, и окровавленный обрубок небрежно замотан какой-то грязной тряпкой.

Труп Чеклистова выглядит, прямо скажем, неважно — и не потому, что мертвец в принципе не может быть красавцем. Последние дни его жизни явно не были курортом. На всем теле — многочисленные следы пыток. Испещренные точками инъекций вены на руках. Впалые щеки и заросшее жесткой щетиной лицо. Такие трупы я видел, помнится, в старых кинохрониках о концлагерях времен Второй мировой войны.

Значит, эти сволочи устроили Сергею в трюме миниатюрный персональный концлагерь.

Что ж, вот тебе и дилемма, чудотворец. Сейчас ты его воскресишь и тем самым обречешь еще на одну смерть — на этот раз окончательную. Второго шанса вернуть его к жизни тебе наверняка не дадут.

А самое страшное — если окажется, что после воскрешения он станет совсем другим. Таким же, как его палачи. Хотя в свое время Слегин не стал Снайпером, даже дважды побывав на том свете. Может быть, из общего правила все-таки бывают исключения?

— Ну? — нетерпеливо говорит Дюпон. — Не стоит полагать, что у вас впереди вечность, сударь… Вам же не терпится прикоснуться к нему, верно?

Да пошел ты в задницу, прозорливец!

— Понятно, — констатирует он. — Вздумали затеять свою игру?