Компания «Посейдон» разом раздулась, как насосавшийся крови клоп, а акционеры ее, включая аспиранта Мостового — к тому времени уже бывшего аспиранта, получили тысячекратную прибыль.
Ну а дальше — пошло-поехало.
Надо было всего лишь заняться биржевыми операциями и ежедневно манипулировать своим безналичным богатством, то продавая, то покупая акции разных субъектов рынка ценных бумаг.
Через год Феклист купил себе особнячок в центре столицы, множество костюмов от Версаче и машину «БМВ», а родителям — трехкомнатную квартиру.
Вскоре он открыл в России свое собственное дело, а за бугром — валютный счет в надежном банке.
Когда ему стукнуло тридцать, он входил в десятку самых богатых людей страны, на него работали тысячи людей, и он мог бы себе позволить «шутку миллиардера»: это когда прикуривают сигару стоимостью сто долларов от тысячедолларовой банкноты.
В конечном счете он перебрался за границу и стал гражданином мира Артуром Дюпоном.
Видимо, сказалось профессиональное влияние отца, потому что в конце концов Артур Дюпон сосредоточил свои предпринимательские усилия на разработке принципиально новых систем вооружения. Мультинациональная корпорация, которой он единолично владел, выпускала любое оружие, начиная от пистолета-«нагана» и кончая атомной подводной лодкой.
Поэтому можно представить себе, что испытал Артур, когда человечество принялось лихорадочно разоружаться. Его дело было ликвидировано, а сам он лег на дно и затаился. Чтобы через полтора десятка лет вновь всплыть на поверхность в виде демонического и безжалостного убийцы…
Между тем Дюпон-Мостовой что-то с увлечением вещает, и я усиленно притворяюсь, что слежу за нитью его рассуждений.
— …Во Вселенной действуют две основные противоборствующие силы: энтропия и борьба против нее. Назовем ее антиэнтропией. Энтропия стремится привести мир к состоянию хаоса, нарушению связей и взаимодействий всех видов и уровней.. Антиэнтропия препятствует этому, с одной стороны, а с другой — стремится сделать универсум более совершенным, упорядоченным, закономерным. Заметим в скобках, что конечный результат в данном процессе никогда не может быть достигнут, ибо это означало бы конец существования самой Вселенной, которая держится в относительном равновесии именно за счет противоборства энтропии и антиэнтропии. А если одна из противодействующих в некоей системе сил исчезнет, то это приведет к крушению этой системы. Пример: полый шар, на который действуют одновременно две мощные силы, одна из них давит на стенки шара извне, а другая — изнутри. При ликвидации одного из этих давлений шар либо расплющится, либо лопнет… Если перенести на энтропию и антиэнтропию такие человеческие понятия, как добро и зло, то напрашивается вывод о необходимости того и другого для поддержания динамического равновесия общей системы.
— Послушайте, Артур, — прерываю я лектора (с самого начала я стал называть его по имени, хотя, по-моему, ему такое панибратство не по душе). — Из вас вышел бы неплохой ученый, а вы почему-то зарыли свой талант в землю и занялись самообогащением. А теперь вот и до массовых убийств докатились… Как это прикажете понимать?
Он осекается на полуслове и некоторое время внимательно разглядывает меня, словно пытаясь припомнить, кто же этот невежа, посмевший прервать его монолог. Рука его вновь опускается на пистолет.
— Вы не дослушали меня, сударь. А жаль… Неумение выслушать собеседника означает, что вы намного глупее, чем я предполагал. А я как раз собирался поведать вам, зачем вы мне понадобились.
— Ну, это не такая уж большая загадка. Зачем богатому пожилому человеку мог бы понадобиться Воскреситель? Наверняка для того, чтобы иметь его под рукой как гарантию своего бессмертия. Жизнь-то у вас, с учетом того пути, который вы избрали, ежедневно, ежесекундно висит на волоске. Либо вас в один прекрасный день отловит Общественная Безопасность — и тогда, смею вас заверить, для вас сделают исключение из правила не приговаривать преступников к смертной казни. Либо, в не менее прекрасный день, вас прикончат свои же верные соратники и подручные… И вот на этот случай вы будете держать меня, как попугая в клетке. Чтобы я вернул вас к вашей дерьмовой жизни… Он хмыкает:
— А знаете, ваш «ай кью» поднимается в моих глазах. Но вы опять допускаете ошибку… В том, что касается ОБЕЗа и смертной казни, вы вряд ли мне окажетесь полезны. Вас просто-напросто не подпустят к моим бренным останкам. А соратникам и подручным нет смысла, как вы выразились, приканчивать меня. Это же все равно что собственноручно зарезать пресловутого золотого тельца. Если хотите знать, вся наша организация держится исключительно за счет моей спонсорской поддержки. Не будет ее — и все рухнет в одночасье. Например, финансирование организовано так, что только я знаю номера счетов, коды доступа и пароли в многочисленных банках. Это не считая тех защитных мер, которые предпринимают сами банки, чтобы исключить возможность для посторонних манипулировать моими капиталами… Но в одном вы правы: я действительно охотился не на вас лично, а на тот Дар, носителем которого вы, к вашему несчастью, стали… Но не для того, чтобы вы воскрешали меня после смерти, Хотя кому-нибудь другому на моем месте хотелось бы на это надеяться. Все мы, знаете ли, люди, а не каменные идолы с острова Пасхи, и никому не хочется умирать… Однако в моем случае речь идет совсем о другом. Он внезапно умолкает и тянется за сигаретой, которая лежит в специальной шкатулочке из сверкающего металла — по-моему, из чистого золота.
— Дело в том, милейший, — продолжает Дюпон, выпуская изо рта колечки ароматного дыма, — что по сравнению с вами — я невинный младенец. Это вы — самый страшный преступник, и это вас надо бы казнить, а не меня…
— Вот как? — решаю подбодрить его я. — И какие же преступления вы мне приписываете?
— Разумеется, убийства, — хладнокровно ответствует он, разглядывая свои холеные ногти. — На одной только Старой площади вы совершили не меньше сотни убийств… Нет-нет, вы убили не тех, кого вы возвращали к жизни. Вы убивали новорожденных, сударь, а что может быть гнуснее этого преступления?
Признаться, такой наглости я не ожидал.
Да он же псих, вдруг с отчетливой ясностью осознаю я. Было бы нелепо ожидать здравомыслия от человека, на чьей совести — тысячи жертв террора.
— Новорожденных? — переспрашиваю я. — Что вы имеете в виду?
— Собственно, я неточно выразился. — хмурится Дюпон. — Надо было сказать — душ, новорожденных душ, хотя это, в общем-то, одно и то же… Понимаете, вся прелесть конструкции мироздания заключается в том, что оно не имеет ни конца, ни начала. Вселенная бесконечна, помните? Причем как в пространственном, так и во временном измерении…
— Да-да, что-то я на эту тему уже читал, — не удерживаюсь от ехидства я, но Дюпон и ухом не ведет.
— А раз так, — продолжает он, покачиваясь в такт своим словам, как китайский болванчик, — то логично предположить, что каждый из составляющих ее элементов тоже бесконечен во времени. Звезды, планеты, атомы, человек — каждый из этих видов материи не исчезает бесследно. Он лишь преобразуется в другой элемент мироздания, и число этих преобразований тоже бесконечно. Если мы возьмем элемент, интересующий нас больше других, — я имею в виду человека, — то оказывается, что он не перестает существовать в момент смерти. Он тоже преобразуется, переходя на другой уровень существования. И там, на этом уровне, который находится за пределами нашей четырехмерной Вселенной, индивид начинает качественно новый этап своего бытия…
— И об этом мы тоже читали. Жизнь после смерти. Загробный мир. Переселение душ…
— А вы зря ерничаете, почтеннейший. Знаете, кто на меня работает не ради денег, а ради великих идеалов? Да те самые, кого вы, Воскресители, насильственно возвращали в этот мир!.. Кажется, вы их называете с подачи журналистов Слепыми Снайперами, не так ли? И знаете, почему они считают своими заклятыми врагами тех, кто их воскрешал? Потому что они успели познать иной, гораздо лучший мир, чем этот. А вы безжалостно выдернули их оттуда, не дав реализовать свои возможности. Это то же самое, что убить ребенка, сударь. Кстати говоря, каждое рождение ребенка здесь — это смерть личности там. Оба мира связаны между собой наподобие сообщающихся сосудов. Когда кто-то умирает здесь, то там появляется на свет — хотя этот оборот не подходит к тому миру — новая личность. И наоборот… К сожалению, так получилось, что этот мир, — он сделал широкий жест, обводя вокруг себя незримый круг, — является все-таки ведущим в тандеме миров. Именно он определяет общий баланс. Баланс перекошенный, потому что смертность в нем все еще уступает рождаемости. Несмотря на все наши усилия… Такое положение дел мешает постоянному приросту… скажем, населения, хотя этот термин применительно к тому миру тоже не годится… Тем более что человечество в последнее время вознамерилось всерьез победить смерть: успехи медицины, поточное воспроизводство людей с помощью искусственного зачатия и клонирования, нейтрализация различных смертоносных факторов способствовали тому, что темпы роста населения стали возрастать чуть ли не в геометрической прогрессии. Плюс ко всему это решение о всеобщем запрете оружия!.. Вот уже десять лет, как на планете больше нет войн — ни малых, ни великих, — и смертность населения сразу же значительно снизилась. В итоге, если в ближайшей перспективе науке удастся добиться если не практического бессмертия, то, по крайней мере, увеличения продолжительности жизни людей в несколько раз, это будет катастрофой для Иного Мира…
