Он ухватился за карниз, повис на вытянутых руках, раскачавшись маятником, прыгнул вперед. Приземлился практически бесшумно на лоджию верхнего этажа.

Слава богу, что в Германии не принято их стеклить!

Присел, прислушался.

Вроде тихо.

Перекинул ногу через перила, глянул вниз, вновь повис на руках, дотянувшись ногами и встав на перила нижнего этажа.

С четвертого — на третий.

С третьего — на второй.

Со второго — на первый.

Спрыгнул на газон, побежал по нему к ближайшим кустам живой изгороди, нырнул в них с ходу, пролез через какие-то колючки, обдирая одежду.

Все… Вырвался!.. Ушел!..

И верно — ушел.

Хоть сам не ведал чему благодаря. Вернее, кому!

Фрау Шульц благодаря, что спугнула его с насиженного места, выгнав на крышу. Очень вовремя.

А задержись он чуток да пойди через подъезд — пропал бы!.. В общем, как говорится, — не было бы счастья, да несчастье в лице зловредной фрау Шульц помогло!..

А теперь — ищи ветра в поле. Теперь-то уж он не вернется!..

— А я говорю — он вернется! — убеждал своих немецких покровителей полковник Городец. — Как пить дать — вернется!

— Кому дать? Ему?.. И из-за этого вернется? Чтобы выпить?!

— Да не из-за этого, а из-за меня! Это выражение такое русское про пить… Поговорка. Фольклор по-вашему. Из-за меня он вернется — чтобы меня прикончить!

— Но, найн, это невозможно! — дружно закачали головами немцы. — Он уже был и не придет в цвай раз. Он — найн кретин!

— Это вам так кажется, что найн, — проворчал полковник Городец. — А я наших лучше знаю! Если он меня теперь не ухлопает — с него начальство семь шкур спустит! Коли послали — придет! Обязательно придет!

Как миленький!

— Если он придет снова, мы схватим его и посадим в тюрьму! — заверили изменника Родины немцы.

— Вы?!. Вы уже пытались! Уже хватали… Ну и где он?

— Мы не знаем. Пока — не знаем.

— То-то и оно!

Он же сделал вас как… как последних лохов!

— Как это понять? Что есть такое «лох»? — вновь не поняли полковника его покровители.

— Лох — это синоним немца, — мстительно сказал Городец. — Это типа — безмозглый фраер! Вроде… Вроде вас!

Ферштейн?

Нет, похоже — найн… Что русскому очевидно, того немцу не понять! Ну как им, дуракам набитым, объяснить, что нашему диверсанту «стружка» на ковре у вышестоящего командования будет пострашнее немецкой со всеми удобствами тюрьмы? Ну схватят его здесь, ну посадят в камеру с телевизором, Интернетом, кондиционером и четырехразовым диетическим питанием. Ах как страшно-то!..

Вот кабы его не сажать, а ставить… к стенке… тогда.

Может быть, он и не решился на вторую попытку.

Атак…

— Вы хотя бы людей сюда побольше нагоните, — посоветовал полковник Городец.

— Я-я… Мы обязательно выделим новых охранников, — пообещали ему. — Вы можете быть совершенно спокойны — мы будем продолжать охранять вашу жизнь!

Хотя вряд ли бы выполнили свое обещание, если бы не одно странное происшествие. С ботинком. Который фрау Шульц притащила в полицию, утверждая, что сняла его с ноги привидения, которое после растворилось в воздухе.

— И что вы от нас хотите? — спросили полицейские.

— Чтобы вы оградили меня от потусторонних сил! — торжественно заявила фрау Шульц. — Во времена моей молодости никаких привидений в домах не водилось!

Это в те времена, когда за порядок отвечало гестапо? Ну еще бы, какому привидению охота с уютного чердака переселяться в концентрационный лагерь?

Беспокойную фрау заверили, что привлекут привидение к ответственности, зафиксировав ее заявление в журнале учета. Так, благодаря бдительности рядовых граждан и немецкой бюрократии случай с привидением стал известен контрразведчикам, отслеживавшим все имевшие место в районе происшествия.

— Какой-какой ботинок?..

— Правый, мужской, сорок третьего размера.

Потерпевшая утверждает, что сняла его с ноги.

— Хм… Вот что — допросите ее и осмотрите место.

Фрау Шульц допросили и поднялись с ней на чердак в ее клетушку.

— Где он был?

— Вот здесь.

Криминалисты стали разгребать гору вещей, раскладывая весь встретившийся мелкий сор по специальным пластиковым пакетикам и колбам. Нашли волосы куски грязи, крошки шоколада. И еще нашли разобранную и наспех поставленную на место черепицу.

— Вот отсюда он и вел наблюдение. К сожалению — не за объектом, а за домами, что стояли против его дома. И так смог выявить слежку.

Диверсант оказался умнее ловцов!

И Herr Baumgartman поверили. Поверили, что такой хитрый и настырный диверсант может вернуться. И, выделив дополнительные силы, обложили объект со всех сторон так, чтобы муха незамеченной пролететь не могла!

И стали ждать!..

Расклад был ясен и был безнадежен. Если, конечно, не иметь в прикупе пары десантных дивизий, усиленных танковым батальоном. Если бы их иметь — тогда, конечно, тогда можно было бы смять передовые немецкие порядки лобовой атакой и на плечах отступающего противника прорваться к объекту…

Но дивизий полного состава не было.

И неполного тоже.

Был единственный на все случаи жизни боец, которому предстояло заменить собой десантные полки и танковый батальон. И самому, в гордом одиночестве, атаковать, прорываться, сеять среди противника панику, отбивать контратаки и организованно отступать.

Не понятно только, как?

При такой плотности обороны прорвать ее мудрено. Помимо тех, прежних, немцы сюда еще полтора десятка телохранителей нагнали — пару наверняка поселяли вместе с объектом, может быть, даже в одну постельку положили, дабы они всегда рядом были, еще нескольких по соседям растолкали, на чердаке кого-нибудь с пулеметом посадили… Да вон еще микроавтобус с затемненными стеклами, что с недавних пор во дворе стоять стал. С виду — пустой, но только отчего-то порой кренится на рессорах, как корабль на океанской волне. Выходит — не пустой, выходит, сидят там бойцы, что должны, зайдя с тыла, ворога в подъезде зажать. А сверху другие подоспеют, взяв его в клещи, и тогда уж никуда не денешься!

Конечно, если не бояться шума, то можно забросать микроавтобус противотанковыми гранатами или пальнуть в него из гранатомета, а после, поливая дорогу впереди себя из ручного пулемета, прорываться к объекту с боем. Может быть, даже и прорваться. Ну или хотя бы героически погибнуть.

Впрочем, могут быть и другие варианты. Еще более шумные — загнать во двор грузовик с пятью тоннами динамита и рвануть его, и дом, и квартал, и с ними половину этого немецкого городка к чертовой матери! Если повезет, то среди тех трех или пяти тысяч разорванных в клочки немцев окажется нужный ему предатель! Лес рубят — щепки летят.

Впрочем, если развивать эту мысль дальше, то можно никакой грузовик динамитом не набивать, рискуя взлететь на воздух самому, а угнать тяжелый бомбардировщик, подлететь, спикировать и отбомбиться над этим треклятым городком, сровняв его с землей. Ничем не рискуя…

А?

Очень соблазнительно!

Правда, потом тебя всем честным миром ловить будут, в том числе свои. И обязательно поймают. И, несмотря на их хваленый европейский гуманизм, — повесят!

Нет, бомбардировщик отпадает. И грузовик тоже. И атака в лоб с применением гранатометов и прочего тяжелого стрелкового вооружения. Потому что Женевская конвенция призывает войска, ведущие боевые действия, по возможности избегать многочисленных жертв среди мирного населения.

Но бог бы с ними, с конвенциями, — главное не они, главное, что свои лишнего шума не простят и накажут раньше, чем до виновника доберется международный трибунал!

Но что же тогда делать? Как быть?..

Как прорваться сквозь кордоны оцепления незамеченным?

И как, прорвавшись, уйти?

Загримироваться под кого-нибудь из жильцов?..

А что — мысль!

Правда, там, как назло, проживают либо совсем мелкие, либо чересчур высокие немцы. Ну хорошо, допустим, роста можно прибавить, надев обувь с высокими каблуками и подложив в них толстые стельки. Или даже встав на небольшие ходули. И так пройти мимо филеров.