Нет, все равно чушь! И даже жаль, что чушь. Пусть бы пришли…
Он вдруг почувствовал, что его жизнь наполнилась новым смыслом… И риском! Как прежде…
И ладно, и пусть приходят!.. Пусть только сунутся! Он своих бывших коллег знает лучше других, и их методы тоже. Немцев они, может быть, еще обведут вокруг пальца, но только не его! Он так просто не сдастся!
Ну давайте, ребята, давайте, чего ж вы?.. Сойдемся на кулачках да посмотрим, кто кого…
Давайте!..
Идите!..
Торопитесь!
Ну же!..
Глава 12
А никто никуда не торопился — торопливость нужна известно где. И когда. И для чего…
Посланный в Германию чистильщик бродил себе по улицам немецких городов, заходил в супермаркеты и пивнушки, где просиживал часами, прислушиваясь к звучащей со всех сторон чужой речи, заказывал пиво с традиционными сосисками, пил, ел, болел вместе со всеми за их выступающих в Европейском кубке футболистов, посещал сауны, брал напрокат машины, на которых колесил по автобанам, перенимая незнакомую манеру езды…
Нет, не развлекался — работал, вживаясь в чужое общество, чтобы не бросаться в глаза, потому что то, что бросается в глаза, то запоминается, а что запоминается, то рассказывается…
Чтобы быть невидимкой, надо стать как все. Что непросто, так как каждый народ имеет свои особенные привычки.
Например, не бежать на красный цвет светофора, когда на дороге не видно машин. А стоять и ждать, пусть даже чувствуя себя дураком, потому что машин-то нет!..
И платить за проезд в городском транспорте. Машинально. Хотя контролеров не видно.
И не сорить окурками, не сплевывать на тротуар, не пытаться помогать бабушкам подносить вещи… Потому что не принято. А раз не принято, то и тебе не надо!
Или, к примеру, супермаркет. Которым теперь никого не удивишь, потому что они в России на каждом шагу. И все как в Германии — стеллажи, тележки, кассы.
Все — да не все!
А что не так?
Бутылки пластиковые сдают, хоть им цена копейка. А ты не принес и не сдаешь!
Или тележки… Такие же, как дома, с примерно таким же набором продуктов… Но есть одно «но». На первый взгляд незаметное, но существенное. По которому запросто можно вычислить чужака!
В наших тележках продукты навалены кое-как, вперемешку и друг на дружку, одной большой бесформенной, вываливающейся через бортики кучей. А у них?.. У них — иначе! Немецкие продукты в немецкие тележки в немецких супермаркетах укладываются не абы как, не в навал, а по сортам, и все лежат ровными рядками и стоят по стойке смирно. Как солдаты в строю.
Обалдеть!..
Надо бы так же…
И пакет молока встает к пакету молока, макароны ложатся на макароны, а бутылка пива притискивается к бутылке пива.
Да, вот так!..
И еще немцы много продуктов не набирают. Денег у них, что ли, нет?..
И в очереди стоят спокойно, не пихаясь, не бузя и не пытаясь пролезть вперед.
И так и надо стоять.
А чтобы время не терять — слушать!.. Чужую речь слушать, не ту, что в учебниках, а живую, уличную, потому что без этого — никуда!..
Языков он знал множество, и не потому, что был таким уж полиглотом, а потому, что кто бы его спрашивал о его желаниях? Еще в учебках ему вколотили в голову полтора десятка языков народов СССР. Конечно, не в полном объеме, но на среднем бытовом уровне, достаточном, чтобы он мог понять, что измышляют против него враги. Чтобы уметь перевести фразу, сказанную на казахском:
— Когда я кивну, нападай на него сзади…
Или по-эстонски:
— Надо заманить его в ловушку, а после…
Услышать, понять и тем избежать опасности.
Вот и вколачивали чужие идиомы, причем иной раз в прямом смысле слова. Следуя методе писателя Чехова, который утверждал, что если зайца долго по голове бить, и он спички научится зажигать.
А тут не зайцы какие-нибудь…
Правда, и не спички…
Сперва им крутили сутки или трое бесконечно повторяющиеся фразы на незнакомом языке, которые звучали абракадаброй. Но не просто, а облеченной в некую рифмованную форму, которую запоминать легче.
Фраза — перевод.
Фраза — перевод.
Фраза — перевод…
С рассвета до темна без перерыва. И ночью тоже!
Фраза — перевод.
А утром, только глаза продрал, как положено, «гимнастика».
— Сесть!
И надобно быстро сесть.
— Лечь!
Падай стремглав ниц.
— Руку вверх!
Тяни руку.
— Ногу поднять!
Вскидывай ногу.
— Дай нож!
И надо из груды сваленных на полу предметов вытянуть именно нож, а не, к примеру, молоток. Да резво так, в хорошем спортивном темпе, чтобы, коли не доходит через голову, дошло через конечности!
А уж после их одевали в национальные одежды и помещали в соответствующие интерьеры, среди «земляков», которые иначе как на родном языке не говорили, и надо было с ними как-то объясняться.
Хочешь есть — скажи.
Пить — обратись.
Приспичило в сортир — попросись.
А нет — хоть штаны пачкай!
И когда ешь — не молчи, а объясняй, что делаешь. Говори вслух:
— Беру вилку… Даю хлеб… Кусаю хлеб… Беру соль… Сыплю соль…
Пока ешь, десять раз повторишь одно и то же слово, которое, хочешь не хочешь, запомнишь.
То есть учишься, как эмигранты, которые не язык учат, а выживают, вынужденно осваивая незнакомые им ранее слова.
Но хуже всего, когда, бывало, сойдутся инструкторы в спортзале и начнут тебя, бедного, мутузить, честно предупреждая об очередном выпаде. Естественно, не по-русски:
— Сейчас ударю справа в ухо.
И ведь точно — бьют справа в ухо, да пребольно. А другой говорит:
— А я, пожалуй, пну сзади под коленку.
И пинает!
Один раз. Потому как в другой раз та же произнесенная вслух фраза отзывается смутной болью в ноге и в памяти курсанта. И переводится, отчего он вовремя отскакивает в сторону.
Как отскочит потом, в реальных боевых…
Или учинят допрос с использованием физических методов воздействия.
— Куда ты шел?
— Где взял пистолет?
— Где был вчера в восемь часов вечера?..
И попробуй не пойми. Или не ответь. Или чего-нибудь перепутай…
Грамматику так, конечно, вряд ли освоишь, но понимать наиболее ходовые слова, а через них общий смысл фразы научишься. Да пребыстро!.. Глядишь, через недельку-другую курсант начинал худо-бедно болтать, используя заученные слова…
Вот и теперь новоиспеченный «немец» старался не молчать, а разговаривать, объясняя, что ему нужно:
— Два пива, одну сосиску, при этом пиво пусть будет светлое, а сосиска горячая, и порезать ее на кусочки и полить сверху кетчупом.
Ферштейн?
Найн?..
Ну я же говорю… Пиво — светлое! Сосиска — горячая! И мелко ее резать ножом! На такие кусочки…
— О… Я-я!
Ну, значит, гут. Точнее — зер гут!
А если не гут, если не объяснишься, то будешь пить темное пиво и есть ледяные сосиски…
Так в день тыщу слов услышишь, да не просто, а от носителей языка. Чтобы после, в метро, в автобусе, в автомобиле на ходу, в номере отеля, прокрутить их снова на диктофоне да попробовать воспроизвести с теми же самыми интонациями и обязательно с жестами и мимикой!
Да как выдастся свободная не минута даже — секунда, поставить кассетку с наиболее ходовыми словами:
— Дай, возьми, скажи, покажи, положи…
И повторить их стократно.
И уже понятно, пусть через слово, о чем речь идет.
И сам, пусть с запинками, можешь объясниться. Хоть всего-то неделя прошла!
И вот уже ходишь, и садишься, и одежду поправляешь, и улицу переходишь, и билет в трамвае компостируешь, и продукты в корзинку складываешь, как они!
И все-таки чего-то еще не хватает.
Того, что имеет всякий настоящий немец и не имеешь ты.
И что надо обязательно заиметь!..
Глава 13
…Это ж надо, как они с этим делом намудрили!
А рост-то им зачем?
И цвет глаз?
