18 марта 1919 г. Еще безмолвствую Еще безмолвствую и крепну я в тиши. Созданий будущих заоблачные грани еще скрываются во мгле моей души, как выси горные в предутреннем тумане. Приветствую тебя, мой неизбежный день. Все шире, шире даль, светлей, разнообразней, и на звенящую, на первую ступень всхожу, исполненный блаженства и боязни. Крым 1919 г. Номер в гостинице Не то кровать, не то скамья. Угрюмо-желтые обои. Два стула. Зеркало кривое. Мы входим – я и тень моя. Окно со звоном открываем: спадает отблеск до земли. Ночь бездыханна. Псы вдали тишь рассекают пестрым лаем. Я замираю у окна, и в черной чаше небосвода, как золотая капля меда, сверкает сладостно луна. Севастополь 1919 г. Акрополь Чей шаг за мной? Чей шелестит виссон? Кто там поет пред мрамором богини? Ты, мысль моя. В резной тени колонн как бы звенят порывы дивных линий. Я рад всему. Струясь в Эрехтейон, мне льстит лазурь и моря блеск павлиний; спускаюсь вниз, и вот запечатлен в пыли веков мой след, от солнца синий. Во мглу, во глубь хочу на миг сойти: там, чудится, по млечному пути былых времен, сквозь сумрак молчаливый в певучем сне таинственно летишь… О, как свежа, благоговейна тишь в святилище, где дышит тень оливы! Англия 1919 г. Football Я видел, за тобой шел юноша, похожий на многих; знал я все: походку, трубку, смех. Да и таких, как ты, немало ведь, – и что же, люблю по-разному их всех. Вы проходили там, где дружественно-рьяно играли мы, кружась под зимней синевой. Отрадная игра! Широкая поляна; пестрят рубашки; мяч живой то мечется в ногах, как молния кривая, то – выстрела звучней – взвивается, и вот подпрыгиваю я, с размаху прерывая его стремительный полет. Увидя мой удар, уверенно-умелый, спросила ты, следя вращающийся мяч: знаком ли он тебе – вон тот, в фуфайке белой, худой, лохматый, как скрипач. Твой спутник отвечал, что, кажется, я родом из дикой той страны, где каплет кровь на снег, и, трубку пососав, заметил мимоходом, что я – приятный человек. И дальше вы пошли. Туманясь, удалился твой голос солнечный. Я видел, как твой друг последовал, дымя, потом остановился и трубкой стукнул о каблук. А там все прыгал мяч, и ведать не могли вы, что вот один из тех беспечных игроков в молчанье, по ночам, творит, неторопливый, созвучья для иных веков. Кембридж 1919 г. La Morte d’Arthur Все, что я видел, но забыл, ты, сказка гулкая, напомни; да: робким рыцарем я был, и пряжка резала плечо мне. Да. Злая встреча у ручья в тот вечер шелково-зеленый, кольчуги вражьей чешуя и конь под траурной попоной. 16 декабря 1919 г. «Будь со мной прозрачнее и проще…» Будь со мной прозрачнее и проще: у меня осталась ты одна. Дом сожжен и вырублены рощи, Где моя туманилась весна, где березы грезили и дятел по стволу постукивал… В бою безысходном друга я утратил, а потом и родину мою. И во сне я с призраками реял, наяву с блудницами блуждал; и в горах я вымыслы развеял, и в морях я песни растерял. А теперь о прошлом суждено мне тосковать у твоего огня. Будь нежней, будь искреннее. Помни, Ты одна осталась у меня. 12 ноября 1919 г. У камина Ночь. И с тонким чешуйчатым шумом зацветающие угольки расправляют в камине угрюмом огневые свои лепестки. И гляжу я, виски зажимая, в золотые глаза угольков, я гляжу, изумленно внимая голосам моих первых стихов. Серафимом незримым согреты, оживают слова, как цветы: узнаю понемногу приметы вдохновившей меня красоты; воскрешаю я все, что, бывало, хоть на миг умилило меня: ствол сосны пламенеющий, алый на закате июльского дня… 13 марта 1920 г. «Людям ты скажешь: настало…» Людям ты скажешь: настало. Завтра я в путь соберусь. (Голуби. Двор постоялый. Ржавая вывеска: Русь.) Скажешь ты Богу: я дома. (Кладбище. Мост. Поворот.) Будет старик незнакомый Вместо дубка у ворот. |
