Лео говорил со мной как с Флорой, и я послушалась его как Флора. Много позже его голос разбудил меня:

– Мы дома, Эми.

Я протерла глаза, а Лео подошел к дверце машины, чтобы помочь мне выйти. Когда я медленно поднималась по ступеням, наружная дверь открылась.

– Добрый день, моя леди, – улыбнулся мистер Уоллис.

Затем я услышала восторженный визг: «Мама! Мама! Мама!» Дети бежали ко мне вниз по лестнице, за ними шла Дора, с Джеки на руках. Я обняла и расцеловала их, словно мы не виделись две недели. Затем настала очередь Лео приветствовать их. Когда восторги улеглись, он объявил мне:

– А теперь в постель, Эми. Ты поужинаешь в своей комнате.

Я не возражала, потому что все еще чувствовала слабость и озноб. Когда он предложил мне руку, я с благодарностью оперлась на нее. У меня в спальне он сказал:

– Приношу извинения, что причинил тебе боль, заставив сделать это признание.

– Ты был прав, Лео. Мне было пора взглянуть в лицо правде.

– Да, – тихо сказал он. – В конечном счете, все мы сталкиваемся лицом к лицу с прошлым. Доброй ночи, Эми.

Лео резко повернулся и ушел, и мое сердце упало. Было только шесть вечера, а он уже пожелал мне доброй ночи – значит, Лео, не собирается зайти ко мне позже. Сегодня я снова начала надеяться, потому что он был добр со мной, заботился обо мне. Однако последние четыре года он все время заботился о людях, и это вошло у него в привычку. Там, в туалете, я ошиблась – я просто приняла желаемое за действительность.

Я спала половину суток, а может, и больше, и проснулась только, когда мне принесли утренний чай. Его принесла Клара.

– Его светлость спрашивал, как вы себя чувствуете, поэтому я сказала, что сама отнесу вам поднос, – улыбнулась она. – Цвет лица у вас стал лучше, моя леди.

– Я выспалась и чувствую себя лучше.

– Да, – кивнула она. – Его светлость сказал, что вы метались во сне, когда он заглянул к вам вчера вечером, – я сразу же повеселела, а Клара сочувственно улыбнулась. – Все имеет начало и конец.

Однако, когда я пришла в детскую, Лео уже ушел оттуда. За завтраком он мало разговаривал со мной, хотя и сказал, что рад видеть, что я чувствую себя гораздо лучше. Его собственное лицо было изможденным – он выглядел так, будто совсем не спал в эту ночь.

Только после того, как Лео осушил последнюю чашку кофе, я узнала, что у него на уме.

– Эми, у тебя еще сохранился дневник Жанетты? – внезапно спросил он. – Мне хотелось бы перечитать его, – видя, что я медлю с ответом, он продолжил. – Я знаю, что ты хочешь сказать, но, как я говорил тебе вчера, в конечном счете, все мы сталкиваемся лицом к лицу с прошлым. Мне тоже пора это сделать. В моем прошлом то, о чем я старался не вспоминать, началось с Жанетты.

– Но ты уже читал его, – попыталась я отговорить Лео.

– Значит, он, действительно, так плох, как мне это помнится, – сказал он, изучая мое лицо. – Не беспокойся, Эми, хуже не будет. Итак, ты можешь одолжить мне его?

– Ты, наверное, забыл французский, – предприняла я еще попытку. – Ведь когда ты возил меня во Францию, то ошибся с поездом...

Лео прервал мои отговорки:

– У меня никогда не было проблем с чтением по-французски, – он улыбнулся уголком рта. – Мой разговорный язык тоже улучшился за последний год, с тех пор, как я принял на себя командование подразделением, – его улыбка исчезла. – Эми, тебе бесполезно пытаться отговорить меня – у меня есть призраки похуже, чем дневник моей первой жены, но дай мне сначала разобраться с ним.

И я пошла за дневником.

Я не видела Лео целый день. Когда он наконец, пришел после вечернего чая ко мне в гостиную, его лицо было серым и осунувшимся. Он отдал мне дневник.

– Спасибо, – глядя, как я достаю из-за ворота блузки ключ и запираю тетрадку, он спросил: – Не прогуляешься ли ты со мной перед ужином?

– Да, конечно. Я только предупрежу детей.

Я думала, что Лео хочет погулять в розовом парке, но вместо этого он пересек парк и направился в лес. Я догадалась, куда он идет. Вечернее солнце золотом просвечивало сквозь изгородь шиповника и освещало прогалину. В укромном углу южной стены несколько роз «Блэйри» уже раскрыли розовые бутоны, но Лео прошел мимо них, по неровному полу разрушенного холла, во внутренний дворик, где стояла она.

Я не смела заговорить. Я смотрела, как глаза Лео изучали ее прекрасное лицо, и, увидев в них боль, отвернулась. Выражение лица Жанетты было таким спокойным, таким умиротворенным, словно даже сейчас она скрывала перед ним свой страх и отвращение. Несмотря на то, что испытывала их всегда.

– Это было безнадежно, правда? – тихо сказал он.

– Да, – я подошла к нему. – Ты правильно сделал, что отослал ее.

– Мне больше ничего не оставалось после того, как я совершил ужасное преступление, женившись на ней, – теперь голос Лео был полон печали.

– Это тетушки заставили ее выйти за тебя замуж. Ты не был виноват в этом.

– Нет, Эми, я был виноват, – покачал головой Лео. – Я понял это, перечитав сегодня ее дневник.

– Но...

Он прервал меня:

– Жанетта была слабой, беззащитной, у нее было только одно оружие – ее религия. Когда я прочитал ее дневник впервые, то увидел только дурные последствия ее верований – но религия давала ей и силу. Она должна была дать Жанетте силу отказать мне.

– Жанетта так и сделала, пока не узнала о ребенке... – я запнулась, но было уже поздно, и я была вынуждена договорить правду. – Тетушки уступили ей, но она упала в обморок, и тогда они выяснили, что она в тягости.

Мой голос затих при виде боли на лице Лео, но тот только сказал:

– Я догадывался, что так могло случиться.

– Но это они заставили ее, значит, ты был не виноват.

– Нет, был, Эми. Видишь ли, у католиков в случае смешанного брака есть жесткое условие, – чтобы дети смешанного союза были приведены в католическую веру, и католический священник выставляет его протестантскому партнеру еще до брака. С меня такого обещания не потребовали. Позже я понял, почему – здесь вмешались тетушки. Но в то время я почувствовал только облегчение, потому что не имел ни малейшего намерения позволять своим детям стать католиками – мне всегда казалось, что в этой вере слишком много суеверий. Но Жанетта не знала моего отношения к этому. Она считала, что такое обещание было дано, а я оставил ее в этом заблуждении, потому что боялся, что она откажется выйти за меня замуж, если узнает мои подлинные намерения. Значит, я тоже обманул ее, Эми, даже если она обманула меня. А поступив так, я отнял у нее единственное оружие, которое давало ей силу защищаться, – в голосе Лео звучала мука. – Я любил ее, женился на ней – и погубил ее.

– Нет, это без разницы, – поспешно замотала я головой. – Ей был нужен муж, как и мне... – я запнулась.

– Нет, не как тебе, Эми. Фрэнсис уже был женат к тому времени, когда ты узнала, что тебе нужен муж. Кроме того...

– Я была всего лишь служанкой, – тихо закончила я.

– Да – для него. Но отец ребенка Жанетты был свободен, и мог жениться на ней, они были ровней в социальном смысле. Его мать постепенно уступила бы, если бы Жанетта отказалась выйти за меня замуж. Тогда она могла бы выйти замуж за любимого мужчину.

Я все-таки попыталась утешить Лео:

– Но ее кузен не хотел жениться на ней – даже когда узнал, что у нее будет ребенок. Тереза написала ему, но он остался в стороне, как его просила мать.

– Боже мой! Как мужчина, может вести себя так гнусно? – покачал головой Лео. – Нет, Эми, он был бы вынужден жениться на Жанетте, чтобы избежать скандала. Не забудь, он ведь был ее кузеном.

– Но ей было бы очень неприятно выйти замуж подобным образом. Кроме того, он был неверующим. Она была бы с ним несчастной.

– Ты думаешь, она была счастлива со мной? – взглянул на меня Лео. Мне было нечего на это ответить. Глаза Лео вернулись к статуе, к Жанетте. – А позже я усилил ее страдания тем, что отказался воспитывать Фрэнсиса в ее вере.