Я уже перехаживала – шла вторая неделя мая. Миссис Чандлер поселилась поблизости, в доме Клары и Джима, доктор Маттеус заглядывал ежедневно.

– Как ваши дела, леди Ворминстер? – спрашивал он. – Лодыжки не опухают? Хорошо, хорошо. Я сообщу лорду Ворминстеру, чтобы не волновался. Мужчине трудно быть вдали от дома в такой период.

– Зачем он ушел? – заплакала я. – Ведь он не должен был идти туда.

– Он ушел исполнять свой долг, леди Ворминстер, – вежливо ответил доктор Маттеус. – Никто из нас не мог сделать большего.

Как и Фрэнк, который тоже исполнял свой долг и поплатился за это. Прошло больше трех недель с тех пор, как пришла телеграмма, но горе и боль все еще туманили мой мозг и железными цепями сковывали мои ноги. Из-за этого я по утрам с трудом поднимала свое грузное тело с постели.

В четверг пришла еще одна почтовая карточка от Лео. Уже не с напечатанным текстом, а с несколькими словами, написанными его рукой – он благодарил меня за новости. Я снова и снова перечитывала ее, а затем положила в карман к остальным – слава Богу, она была написана-чернилами. Но вечером, сидя за ужином и ерзая с бока на бок, чтобы облегчить тянущую боль в спине, я подумала – а вдруг Лео догадался, что я смотрю на то, чем написаны его письма? В прошлом году, когда Лео был здесь в отпуске по ранению, он поговаривал о том, чтобы взять с собой авторучку, но я не согласилась. Возможно, он одолжил ее, чтобы облегчить мои страхи теперь, когда приближался мой срок, и тогда мои приметы были бесполезны. Слезы покатились по моим щекам, а я не стала вытирать их. Я была такой усталой и испуганной.

Я больше не могла выносить одиночества. Я взяла шитье и пошла в детскую, чтобы посидеть с Элен и Дорой. Там были и миссис Чандлер с Кларой. Они с нежностью говорили о Джордже, о временах, когда он был маленьким, говорили о своем прошлом, в котором меня не было. Я сидела среди них, но была одинока.

Боли в моей спине усилились, обручами сжимая мое бесформенное тело, и я с трудом дошла до туалета. Когда я села там, пошли воды – и я поняла, что началось. Натянув трусы, я беспомощно заплакала, потому что мне было страшно встретиться с этим, я боялась – ведь я была трусихой.

Когда я вернулась в детскую, боли обострились, и я в панике закричала. Мой крик разбудил Флору, которая прибежала из детской спальни с расширенными от страха глазами.

– Мама! – она вцепилась в мою юбку, за ней пришла Роза, с таким же испуганным лицом. Оглядевшись, я увидела отражение своего страха на остальных лицах – Клары, Доры, Элен. Даже миссис Чандлер растеряла обычное спокойствие.

– Мама! – Флора закричала еще громче. Это был панический вопль, и я услышала голос Фрэнка, говорящий: «Иногда мне хочется сорваться и закричать, подобно испуганному ребенку, но вокруг другие парни, и я не могу подвести их». Я тоже не могла подвести других. Хоть я и была трусихой, мне было нельзя показывать это.

Я нагнулась и обняла дочку.

– Все хорошо, моя маленькая, это всего лишь приступ ревматизма, как у мистера Тимса.

Ее лицо успокоилось, пальчики ослабили хватку.

– Махизма? – повторила вслед за мной Роза.

– Все хорошо, моя Роза. Доченьки, вы ведь знаете Джима? – Обе головки закивали – и светлая, и темная. Конечно, они знали Джима. – И коттедж, где он живет с Кларой? – Я взглянула на Клару, зная, что она согласится. – Вы хотите сегодня пойти и переночевать у Джима? Конечно, с вами пойдут Элен и Дора. Их глазенки распахнулись от восторга.

– Я, буду рада вам, – вмешалась Клара. – Но мне нужно остаться здесь и закончить кое-какую работу, а бедному Джиму будет там одиноко, если вы не придете и не погостите у него.

– Почему бы вам не пойти и не помочь мне собраться? – раздался уговаривающий голос Элен. Дочки побежали за ней в детскую спальню.

– Я не хочу, чтобы они слышали мои крики, – прошептала я Кларе.

– Да, так будет лучше всего. Мы не подумали об этом. Джим позаботится о них, угостит жареными каштанами – у нас они еще есть. Я сейчас сбегаю и постелю на постели чистые простыни.

Я проводила детей и поцеловала их на прощание у дверей коттеджа – они были слишком рады, чтобы обратить внимание на мои подавляемые стоны. По мостовой к нам спешил мистер Селби – сегодня он задержался на работе допоздна.

– Как вы себя чувствуете, леди Ворминстер? – озабоченно наморщился он. – Тимс только что сказал мне...

– Не беспокойтесь, мистер Селби, – спокойно сказала я. – У меня это не в первый раз.

Он крепко пожал мою руку.

– Всего хорошего вам, леди Ворминстер. Я сообщу дома, что буду здесь, а затем вернусь сюда. Мы с Тим-сом посидим вместе, пока вы благополучно не разрешитесь.

– Спасибо, мистер Селби, – мои глаза защипало. Наверху миссис Чандлер занималась моей спальней – закрывала ковры газетами и подстилала на кровать плащевую ткань. Одеяло, специально просушенное над кухонной плитой, было наготове. Я отвернулась, глядя вместо него на детские пеленки, прогревающиеся у камина. Огонь ярко горел – для этого случая Клара припасла уголь. Миссис Чандлер поставила ширму.

– Вам нужно помыться, моя леди, а затем надеть ночную рубашку и теплый халат.

Я сделала все, что она сказала, но не легла в постель.

– Я похожу немного, миссис Чандлер.

– Да, походите, это облегчает боли.

Я боялась, очень боялась, но знала, что не должна показывать этого. Я начала ходить по комнате туда и обратно, считая шаги. Я ходила медленно, меня отягощал ребенок, и думала, что Лео в этот момент, может быть, сгибается под тяжестью носилок – Лео, который исполнял свой долг, а я должна была исполнить свой.

Доктор Маттеус, прибывший вскоре после того, как у меня отошли воды, сказал, что роды начнутся позже, но не ушел.

– Я сообщил, где меня найти, – пояснил он. – Если понадоблюсь, за мной пришлют.

Он выглядел усталым, ведь был уже пожилым человеком, а прошлую ночь тоже не спал.

– Вам лучше прилечь в соседней комнате, на кровати Лео, – сказала я. – Впереди еще длинная ночь.

Это была, очень длинная ночь – длинная и трудная. К часу ночи я устала ходить и залезла в постель. Я встала на колени там, где Лео прежде поддерживал меня на руках. Когда наступали схватки, я вспоминала его сильные руки и утешение, которое он давал мне, когда я производила на свет Розу, но теперь я должна была рожать одна. Я одернула себя – я же была не одна, со мной были миссис Чандлер и Клара, а в соседней комнате был доктор Маттеус. И мне было легче, чем Лео, ведь рождение не смерть – бедный мой Лео, но он был сильным, очень сильным. Следующая схватка пронзила меня удвоенной болью. Когда она прошла, я жалобно забормотала молитву – Боже, сохрани Лео.

На заре я почувствовала потребность кричать и бессвязно попыталась объяснить это.

– Кричите, леди Ворминстер, – успокаивающе сказал доктор Маттеус. – Дети далеко, они не услышат.

И я открыла рот и завопила, позволяя боли раствориться в бледном предрассветном освещении.

– Уже недолго, – тужьтесь, тужьтесь!

Одышка, стоны, потуги, сильные непроизвольные потуги, затем я почувствовала, что ребенок пошел наружу.

– А теперь, не тужьтесь – дышите чаще, как можно чаще – как собака.

Я дышала как Нелла, чувствуя, как ребенок продвигается наружу, пока наконец, он не выскользнул из меня.

– Мальчик, – объявил доктор Маттеус. – У вас сын, леди Ворминстер, прекрасный сын.

Я услышала его первый громкий крик, и силы прихлынули ко мне. Я села и потянулась вперед, чтобы взять сына у доктора и заключить в объятия его голое тельце. Я прижала его к себе, укрывая в объятиях. Сын, мой сын – наш сын. Глядя в его красное морщинистое личико, я искала сходства с отцом, но младенец был совершенно лысым, и я засмеялась. Его ручонка потянулась ко мне, рот открылся, поворачиваясь к моей груди. Отогнув ночную рубашку, я прошептала:

– Иди сюда, к своей маме, – когда он взял грудь, я переполнилась любовью и радостью. – Славный крепенький мальчик.