Обмакнув перо в чернильницу, Адди стала писать, но в словах что-то не прослеживалось связи и смысла. Да и какое это имело значение! Она просто ждала, когда успокоится ее сердце, когда перестанут трястись руки, когда, наконец, она перестанет слышать свой собственный, безмолвный крик души.

Через пятнадцать минут, как ни в чем не бывало, Адди встала из-за стола и повернулась к доске. Взяв кусочек мела, она написала большими буквами слово «МУЖЕСТВО». Подтянутая, с высоко поднятой головой, она повернулась к классу.

– Ну что ж, дети! Время для чтения истекло. – Она подождала, пока все закроют учебники и посмотрят на нее, после чего продолжила: – Кто сможет мне дать определение написанного на доске слова?

Она ожидала, что кто-нибудь поднимет руку, однако этого не произошло. Окинув взглядом класс, Адди сразу же догадалась, кто из учеников знал об этой жестокой проделке. Это мальчишки, что постарше. Слава Богу, у некоторых из них хватило совести покраснеть. Но только не у Марка. Он тупо и самодовольно улыбался, развалив шись на стуле и скрестив на груди руки. В конце концов, руку подняла Имоджен Поттер.

– Отвечай, Имоджен! – сказала Адди.

– Это значит, мэм, всего не бояться, – дала свое определение девочка.

– Ничего не бояться, – поправила ее Адди. – Но, увы, это не совсем верно. Может, еще кто-нибудь попытается ответить на мой вопрос?

Она опять выждала паузу. Но так ни одной руки и не поднялось. Адди опять обвела глазами весь класс, останавливая свой взгляд на каждом из учеников.

– Многие думают, что мужество есть отсутствие страха, – продолжила учительница. – Но это не верно. Мужество означает совершение необходимого поступка, правильного и справедливого, несмотря на собственный страх и возникающую из-за этого поступка непосредственную опасность для совершившего его.

Повернувшись к доске, она написала там слово «ТРУСОСТЬ».

– А как насчет определения этого слова? – спросила она, поворачиваясь к своим ученикам. На этот раз Адди никому не дала возможности ответить.

– Оно означает действие, лишенное какого бы то ни было мужества. Например, не нужно храбрости, чтобы убить или покалечить того, кто тебя меньше и слабее.

Она посмотрела прямо в глаза Марку.

– Не нужно мужества для того, чтобы мутить воду и действовать скрытно. Храбрец совершает то, во что верит, то, что он считает правильным, то, чем потом он будет гордиться… и делает это открыто, чтобы все видели… Мужественный человек не станет запугивать и унижать других. Те, кто пытаются действовать обманным путем или подавляют окружающих своей жестокостью… просто трусы и неумные люди. И скорее всего и то, и другое…

Марк густо покраснел. Теперь он смотрел на учительницу с неподдельным призрением. Адди в последний раз окинула взглядом класс. Напряженность ощущалась прямо в воздухе. Большинство детей выглядело обескураженными и скорее всего от ее сурового тона, а не от урока. Те, кто знал о проделке Марка, хорошо поняли, в чем смысл урока. Через некоторое время Адди положила мел, сказав:

– Думаю, что вам уже пора на перемену… Через пятнадцать минут, когда она вновь вернулась в класс, в ящике стола уже никаких мышей не было. Адди не знала, кто именно их убрал, но была абсолютно уверена в том, что это сделал не Марк. Ей оставалось лишь надеяться, что этот случай хоть чему-то его научит.

Дорис Мак Леод повесила на дверях Хоумстэдского почтового отделения табличку «ЗАКРЫТО» и, свернув за угол, пошла к дому. Сентябрьское солнце было по-ласковому теплым, и она глубоко вздохнула, наслаждаясь последними деньками бабьего лета.

Чем старше она становилась, тем больше страшилась прихода зимы. Холод, казалось, пронизывал ее до костей и ей мнилось, что она уже никогда не согреется.

Вместо тишины, которая обычно приветствовала ее, когда она входила в дом, она услышала с кухни знакомый лепет. Широкая улыбка появилась на ее лице.

– Где там моя маленькая Сара? – позвала Дорис. В гостиную вбежала, смеясь колокольчиком и растопырив свои пухленькие ручонки, ее двухлетняя внучка. Дорис подхватила девочку на руки и прижала к груди.

– Ну, как поживаешь бабушкин ангелочек? – спросила она.

– Я маме… помогаю…

– Неужели? – Дорис поцеловала внучку в розовую щечку.

– И что ж ты такое помогаешь ей делать?

– Бутаброды!

Дорис понесла малышку на кухню. ЕЕ невестка уже была там. Она нарезала мясо и укладывала его между толстых кусков свежеиспеченного хлеба. Увидев вошедших, Мария рассмеялась почти так же, как Сара.

– Здрасьте, мать Мак Леод! Думала удивить вас и приготовила к вашему приходу ужин. А вы сегодня пришли раньше.

– Знаю. – Дорис села за стол и посадила Сару себе на колени.

– В понедельник всегда мало работы. А с прошлой недели уже почти всю почту разобрали, и все знают, что до среды новой не подвезут, вот и не несут писем…

Она откинула чепец на затылок, и он повис на завязках на ее спине.

– А как же папа. Мак Леод, домой к ужину придет?

Дорис удивленно подняла брови. Марии так же хорошо, как и ей, было известно, что Хэнк всегда ужинает дома, конечно, если у него не было в этот день заключенного, – а такое случалось крайне редко. В этих случаях Дорис собирала еду для мужа и того, кто угодил за решетку, и относила в тюрьму.

– Он сейчас подойдет, – ответила она. Когда Мария вновь занялась бутербродами, Дорис заметила, что ее обычно бледная невестка, немного порозовела. Голубые глаза Марии выглядели слегка воспаленными, и она постоянно бросала взгляды на дверь, явно нервничая. Дорис знала, что у Марии нет причин волноваться из-за Хэнка. Хэнк любил Марию так же, как родную дочь, да и Дорис любила невестку не меньше. Трудно было найти более подходящую жену для их сына. Но все равно Мария почему-то волновалась. Интересно, из-за чего? Как раз, когда Дорис сбиралась об этом спросить, входная дверь открылась и появился Том, за ним следовал отец. Дорис встревожилась не на шутку. Сын обычно здесь никогда не ужинал. Он либо питался на мельнице, либо шел в свой собственный дом. «Что произошло?» – задалась она вопросом, встретив взгляд Хэнка. Тот вздрогнул, словно услышав вопрос.

– Привет, мама! – Том подошел к ней и поцеловал в щечку, после чего обнял за плечи жену.

Напряжение Дорис только возросло, когда она посмотрела на лицо сына. Он улыбался во весь рот, однако внутри, казалось, был крайне напряжен.

– Садись, отец! – сказал Том, подождав, пока Хэнк удобно устроится.

– У нас с Марией для вас хорошие новости. Мы, конечно, раньше собирались сказать, но у нас не было еще тогда полной уверенности.

Дорис во все глаза смотрела на Марию. Сердце ее замерло. Да конечно же! Как она раньше не догадалась. Все признаки были налицо – и невероятный аппетит Марии, и ее быстрая утомляемость, равно как и то, как расширилась ее талия.

– У вас будет еще один ребенок! Наконец-то! – произнесла радостно Дорис.

Глаза ее забегали с Хэнка на Марию. Мария кивнула, и лицо ее расплылось в улыбке. Дорис поспешила обнять молодую женщину.

– О Мария, Том, я так за вас рада! А что говорит доктор?

– Он говорит, что я в состоянии выносить ребенка полный срок, так же, как я выносила Сару. Он говорит, что ребенок развивается нормально, как и положено, и нет причин бояться очередного выкидыша.

– Так когда, когда ты должна родить?

– Доктор говорит, скорее всего, в середине декабря, – ответил Том. Дорис обняла сына:

– Мы будем молиться о сильном, здоровом мальчике.

Она увидела тень страха в серо-голубых глазах Тома. Дорис все поняла. Она и Хэнк переживали вместе с Томом и Марией, когда умирали все предыдущие младенцы-мальчики. Первые три, родившиеся с интервалом в год, были очень сильно недоношены, и как доктор Варни не старался, они все равно не выжили. Четвертый провел в утробе положенный срок, однако появился на свет мертворожденным. И когда потом родилась живая и здоровая Сара. в семье все посчитали это чудом.