– А мы знаем?
– Я знаю. Кэт, я была ее личной фрейлиной, у нее не было тайн от меня. Подумай – как могли ДВЕ королевы изменить мужу при дворе, где ничего не остается незамеченным?
– Нет, – вздохнула Кэтрин, – не похоже на это. Не думаю, что это дитя, пусть даже глупое, совершило то, что ей приписывают. Мне кажется, Тайный совет просто вел свою игру, а король убил ее в приступе ревности, как убил бы собственными руками, если бы ему дали тогда меч. – Она печально покачала головой. – Ее приговорили к смерти даже без суда и казнили еще до того, как парламент принял акт о лишении ее прав состояния. Что это за король нами правит, если он способен на такое? И при этом он любил ее, Нанетта, до самозабвения – никогда я не видела, чтобы мужчина был настолько увлечен женщиной. А в это Рождество все было так печально – никакого смеха, никаких шуток. Король сидел, погруженный в свои мысли, как большой седой орел. Он постарел и болен – особенно сильно его беспокоит нога, и от этого у него бывают вспышки ярости.
– Ты говоришь о нем так, словно он старик. – Он действительно старик.
Нанетта отрицательно покачала головой:
– Короли не бывают стариками. Я знавала его в молодости, он и тогда не был юношей. Король – это король.
Кэтрин кисло улыбнулась:
– Он прекрасно знает об этом, как и ты. При дворе его называют на французский манер – ваше величество.
– Ваше величество?! Неужели теперь королям недостаточно вашей светлости? Кэт, мне кажется, что я не хотела бы появляться при этом вашем дворе.
– Это вовсе не мой двор. Я посещаю его ради детей, и я знаю, что ты их полюбишь. Всего-то надо выказывать почтение к королю. И Джон хочет, чтобы я уехала на юг, когда Норфолк вторгнется в Шотландию. Мы слишком близко к Карлайлю. Ты поедешь с нами, Нан?
– Поеду ли я? Разумеется, глупышка! – рассмеялась Нанетта. – Хотя не могу сказать, чтобы это радовало меня – слишком много будет, я уверена, печальных воспоминаний.
– Ну, в жизни их и так много, невозможно убежать от них, куда бы ты ни ехала. Что такое? – спросила она, услышав приближающиеся к двери шаги.
В комнату вошла ее служанка Анни.
– Торговец, мадам, из города, – объявила Анни, делая книксен. – Он говорит, что у него есть кое-что для вас.
– Только не сейчас, Анни, – сказала Кэтрин. – Скоро месса, а потом обед, а ты знаешь, что его светлость не любит, когда обед задерживается.
Женщина кивнула и повернулась, чтобы выйти, но потом добавила, лукаво улыбаясь:
– Мне показалось мадам, что он привез вам пару туфель.
Кэтрин, немного поколебавшись, сдалась: – Ладно, пришли его наверх, но поторопи. Только до звона колоколов!
Анни снова присела в книксене и вышла, а Кэтрин повернулась к Нанетте.
– Еще одна пара туфель, Кэт? Сколько же их теперь будет?
– Ну, Нан, не ограничивай меня, – оправдывалась Кэтрин, – у всех есть свои слабости. А я люблю красивую обувь.
– Я знаю. У тебя прелестные ножки и много денег. Почему бы и не соединить это?
– Еще слово, и я отошлю торговца.
– Ну нет, я не стану огорчать тебя, моя дорогая, – рассмеялась Нанетта, откладывая работу. – Я знаю, что потом ты будешь раскаиваться в своем тщеславии. Так что наслаждайся своими туфлями, пока можешь. Если бы у меня были такие же ножки, я тоже, наверно, накупила бы туфель и чулок не меньше, чем ты.
В Хэмптон-корте ее ожидали и радости, и печали. Здесь бродили все тени прошлого: здесь Нанетта провела юность, здесь переживала свой триумф Анна Болейн, здесь с ней гуляла, пела и играла Нанетта и ее блестящие спутники – Джордж Болейн, Хэл Норис, маленький Франк Уэстон и любимый Том Уайат! Теперь все они мертвы – в это лето умер последний из них, Том, умер одинокий и разочарованный в своем доме в Кенте. Человек, который всю свою жизнь любил, а получил в ответ только боль и разочарование.
Нанетта понимала, что ей предстоит встреча с леди Марией, которая вряд ли испытывала к ней симпатию. Нанетта и Кэтрин встретили ее в гостиной и как можно ниже присели в книксене – пока не появилось новой королевы, Мария была второй леди страны, сразу за принцессой Анной. Они услышали ее низкий, с хрипотцой голос, разрешающий им встать:
– Как поживаете, дорогая леди Лэтимер? – Мария тепло обняла Кэтрин.
Стоявшая поодаль Нанетта с грустью отметила перемены во внешности дочери короля, вызванные годами пренебрежения и горечи. Она была такой прелестной когда-то, а теперь, в двадцать шесть, казалась гораздо старше своих лет. Ее темно-рыжие волосы приобрели какой-то песочный оттенок, кожа выглядела воспаленной, на лице залегли морщины, и у нее выработалась привычка щурить глаза, частично из-за близорукости, а частично из-за боли – она ужасно страдала зубами, а еще ее беспокоили боли в ушах и ужасная мигрень.
Однако, несмотря на это, она выглядела в целом довольно привлекательно. Униженная и оскорбленная, она сохранила любовь к забавам, танцам, музыке, цветам и нарядным платьям, невинным шуткам. Всем было известно, что ее самый высокооплачиваемый придворный – это ее шут. Вот и теперь, когда она улыбалась своей подруге – узко растягивая губы, чтобы скрыть черные и гниющие зубы – ее лицо зажглось неподдельной радостью, и к ней вернулась ее прежняя прелесть.
– Ваша светлость, позвольте представить вам мою подругу и спутницу, Анну Морлэнд.
Мария перевела взгляд на Нанетту, и улыбка исчезла с ее лица. Обеспокоенная Нанетта сделала еще один книксен.
– Встаньте, миссис Морлэнд, пожалуйста. Разумеется, я припоминаю вас, я видела вас несколько лет назад. Вы почти не изменились. Кажется, вы были замужем?
– Да, ваша светлость. Сейчас я вдовствую.
– Очень сожалею. И все же вам повезло, вы хотя бы были замужем. Меня же предлагали стольким женихам, которых я никогда не видела, что мне кажется, я самая расхожая невеста в христианском мире.
– Ваша светлость... – с неловкостью начала Нанетта, не зная, что сказать.
Мария внезапно улыбнулась:
– Я просто шучу, успокойтесь, миссис Морлэнд. Если у меня нет других достоинств, то я, по крайней мере, справедлива – никто не может отвечать за ошибки своего господина – и тем более госпожи. Я буду рада видеть вас при дворе.
– Благодарю вас, ваша светлость, – ответила Нанетта, Мария же снова повернулась к подруге:
– Ну что же, пойдем в детскую? У меня есть кое-какие подарки для детей...
– И у меня, – сказала Кэтрин. – Мы с Нанеттой связали чулки для леди Елизаветы и леди Джейн и привезли игрушечных солдатиков для принца.
– Я рада. Он должен не только учиться, но и развлекаться. Он очень много занимается, как и положено, но иногда, мне кажется, его учителя несколько строги с ним. Если бы не Елизавета, то в детской вообще не звучал бы смех – Джейн слишком стеснительна, она никогда не улыбнется, если принц не улыбнется первым.
Королевская детская хорошо охранялась, как от людей, так и от болезней, однако с такими провожатыми, как леди Лэтимер и леди Мария, проникнуть в нее не составляло труда. Хотя мальчику было всего пять лет, но этикет должен был соблюдаться в полной мере, и трем женщинам пришлось склониться в книксене, как перед королем, уже у дверей комнаты и ждать, пока он не разрешит им подняться. Мальчик важно посмотрел на них – ведь он был самым благородным человеком в королевстве, принцем Эдуардом, герцогом Уэльским и Корнуоллским, наследником престола Англии и Ирландии, – но когда формальности были соблюдены и он разрешил им выпрямиться, лицо принца осветила широкая улыбка, и он закричал:
– Тетя Мария, тетя Кэт, как я рад вас видеть! Что вы принесли мне в этот раз?
– Все в свое время, – ответила Мария, обнимая его, – сначала позволь представить тебе нового друга – миссис Анну Морлэнд.
Тут же на лице Эдуарда снова появилось официальное выражение. Нанетту почему-то тронула эта способность мальчика быстро напускать на себя официальный вид. Он был высок для своего возраста, хорошо развит и похож на свою мать – то же бледное лицо с тяжелыми чертами и светлые тонкие волосы. Когда он не следил за собой, его лицо принимало угрюмое выражение, и Нанетта подумала, что у него не такой уж легкий характер – если он станет королем, то правление его будет не легче и к тому же без отцовского обаяния. Нанетта сделала книксен, и была принята без особого восторга, но ей хотелось поприсутствовать и понаблюдать, так как ее сильно встревожил вид наследника.
