Молли вскочила. Королева бриттов из школьного буфета так легко не сдастся. Она вспомнила про паб. Он уже должен быть открыт, а бармены обычно в курсе всего, даже того, что касается тех, кто ни разу не переступал порог заведения. Впрочем, Молли почему-то была уверена, что антиквар к таким не относится.

Бар под названием «Солнце в зените» всего несколько минут как открылся, и посетителей было мало. Попав с яркого солнечного света в пыльный полумрак зала, Молли споткнулась.

При ее появлении рядом со стойкой бара попугай в клетке неприятно проскрипел:

– А кто эта красотка?

– Не я, – угрюмо бросила Молли, потирая подвернувшуюся лодыжку. – Тебе, случаем, не известно выражение «сексуальные домогательства»?

– Конечно, нет! – всплеснул руками хозяин, выходя из-за пивной бочки с таким видом, будто готов был зажать попугаю уши, чтобы не портить птицу. – Да лучше бы и не знать. Это только у вас в Лондоне мода на такие вещи.

Он поправил развешанные позади стойки фривольные картинки, так что почти оголенные фотомодели стали видны еще лучше.

– Могу я вам что-нибудь предложить? Может быть, рюмочку шерри? Или стаканчик белого вина? – У него был какой-то развязный выговор.

– Спасибо, рановато еще. Вообще-то я ищу одного человека. Владельца антикварного магазина.

– Энтони? Он в сортире. У него в лавке своего нет, если не считать белого с синим викторианского горшка, да в нем у него герань растет. Ей, конечно, немного удобрения не повредит, я ему это все время твержу. – Молли постаралась не вникать в смысл его слов. – Вон там его выпивка стоит, если надумаете дождаться.

Молли оглянулась. На небольшом круглом столе из дерева на тяжелых кованых ножках стояла недопитая пинта биттера, а рядом – непочатая вторая кружка. Этот человек явно жил под девизом: «Ни часа без выпивки!»

Молли уже почти набралась смелости, чтобы задать свой вопрос бармену, но тут вернулся Энтони Льюис.

Он вопросительно оглядел девушку:

– Привет, красавица. Ко мне или за моим комодом?

– Похоже, это вы учили попугая говорить? Я на вас пожалуюсь в полицию нравов за совращение птичек.

Энтони оценил шутку:

– Неплохо. Совсем неплохо для лишенной юмора жительницы Лондона.

– Вообще-то, – продолжала Молли, – мне ваш комод ужасно нравится, но я вряд ли могу его себе позволить.

– И даже по цене для собратьев по профессии?

– Видите ли, если честно, я не совсем вашей профессии.

– Если вы не за комодом, то чем могу быть полезен?

– Вы мне сказали, что не знакомы с Амандой Льюис, но мне почему-то кажется, раз вы носите ту же фамилию, то должны ее знать, только говорить не хотите.

– Разве все Смиты между собой знакомы?

– В такой маленькой деревушке? Да.

– Чушь. Здесь одни Смиты другим Смитам даже времени не подскажут. А зачем вам сдалась эта Аманда Льюис?

– У меня есть все основания полагать, – начала Молли, не вполне уверенная, что стоит разглашать эту тайну в пабе, который, в конечном итоге, всего лишь современный аналог приходских посиделок, ну, да шут с ним, – что Аманда Льюис приходится бабушкой моему сыну Эдди.

Энтони Льюис так резко отхлебнул из своей кружки, что подавился и закашлялся, обдав биттером попугая с головы до лап.

– Вы сказали – бабушкой? – Он зашелся смехом, раскачиваясь на табурете. Смех у него был резкий, неприятный. Молли не могла отделаться от ассоциации с большущим вороном. Такая потрепанная птица в сумерках одиноко торчит на шесте, зловеще каркая.

– Стало быть, вы с ней все-таки знакомы. – Молли решила извлечь максимум из создавшегося положения.

– Возможно. Когда-то был знаком. Очень давно.

Внезапно реальность существования Аманды стала такой явной, что у Молли перехватило дыхание. Она собиралась спросить, как ей связаться с Амандой, но теперь ей захотелось побольше узнать об этой девушке, а ныне женщине средних лет, в чьей власти сейчас было изменить всю их жизнь. В голове вертелись тысяча вопросов.

– Какая она была?

– Аманда? – Энтони Льюис пожал плечами. Это был выразительный жест, означавший, что описать ее словами невозможно. – Она была единственная в своем роде.

– В смысле – замечательная? – подсказала Молли.

Он кивнул:

– И ужасная.

– Это как понимать? – Она заметила, что хозяин уже в третий раз трет один и тот же стакан.

– А это зависело от того, получала ли она, что хотела. И как относилась именно к вам. Иметь отношения с Амандой было все равно как у Энди Уорхолла: имеешь свои пятнадцать минут славы, а в ее случае – любви, и тебе на всю жизнь хватит.

Удивительное дело, но Молли догадывалась, что в случае с Энтони Льюисом это так и было. Ему пятнадцати минут любви с Амандой действительно хватило на всю жизнь. Увы, это, кажется, была жизнь, исполненная горечи. Господи, мелькнуло у нее, так, может быть, он и есть отец Джо? Но спросить впрямую она не решилась.

– Что, если мы пойдем к вам в лавку и поговорим там, чтобы никто не мешал?

– Ну, покупатели нам точно не помешают. – Опять эта горькая улыбка. Он прихватил свою газету. – Пока, Трев.

Хозяин паба был явно разочарован.

– Эн-эс-вэ, – проскрипел попугай.

– Это еще что значит? – удивилась Молли.

– На сегодня все, – пояснил хозяин извиняющимся тоном. – Боюсь, шутки у этого тупицы несколько устарели.

– Как и у его хозяина, – осклабился Энтони.

Преодолевая те несколько десятков метров, что отделяли их от лавки, Молли ощущала кожей, как колышутся им вслед занавески на окнах, хотя обернись она – ничего бы не увидела. Как с тенью отца Гамлета.

– Пожалуйста, – попросила она, проходя в придерживаемую для нее дверь, – расскажите мне о ней. Все, что сможете вспомнить. Я хочу ее понять.

– А мы будто нет! Но это не так-то просто.

– Когда вы с ней познакомились? Вы вместе росли?

Энтони засмеялся:

– Нет, я городской парень. Аманда выросла здесь. Но она сюда не вписывалась, она не из этих деревенских клуш. Она везде не от мира сего. И в этом часть ее шарма.

Молли подумала про Джо, который тоже всюду чувствует себя чужаком. Может, это заложено у него в генах?

– Чем же она выделялась?

– Родители у нее были с заскоками. Воображали себя благородными, мол, мы не чета этим местным занудам. Люди это быстро почувствовали и перестали с ними общаться. Аманде это нравилось. Она всегда была фантазерка. Или, как она говорила, у нее был богатый внутренний мир. Коллекционировала кукольные домики. Их у нее было штук двадцать, и в каждом – свой маленький и причудливый мир. Аманда командовала всеми, причем без малейших эмоций, так что все было в полном порядке. – В нем проснулась профессиональная жилка. – Они, должно быть, стоили целое состояние, эти кукольные дома. Интересно, неужели она их до сих пор хранит?

– А ее родители так и живут здесь?

Энтони Льюис смерил ее долгим тяжелым взглядом.

– Так вы в самом деле ничего не знаете?

– Не понимаю, о чем вы говорите?

– Вы же встречались с ее матерью. Вы мне сами рассказывали.

– Должно быть, вы меня неверно поняли, – недоуменно произнесла Молли.

Но Энтони Льюис улыбался с видом сводника, знакомящего удава с молодой хорошенькой козочкой.

– Неужели Беатрис Мэннерз? – еще не успев произнести свой вопрос, Молли уже знала, что попала в точку. В поведении этой дамы было что-то действительно необычное. Молли она ужасно понравилась, но встреча их была такой странной и оставляла ощущение недосказанности.

– А Аманда была очень красива?

– Думаю, что есть женщины намного красивее ее. – Он снял с полки изящную статуэтку, которую Молли раньше не заметила. Молли сразу поняла: это самая дорогая вещица во всем магазине. – Вот, привязался к этой штучке. Чем-то она мне ее напоминает. – Статуэтка изображала высокую девушку со светящейся белой кожей и блестящими черными волосами под шляпкой. – Хотя надо признать, что Аманда отнюдь не походила на пастушку мейсенского фарфора. Вы, поди, читали эти бесконечные статьи в наших газетах, пытающиеся объяснить, что такое сексапильность и чем она отличается от красоты? Так вот, это все – про Аманду.