А что же анархисты? Весной 1936 года в НКТ было 550 тысяч членов. 1 мая эта организация проводила в столице Арагона Сарагосе свой очередной съезд. Была подтверждена невозможность союза с любой политической партией (более щедрый подарок для реакции трудно себе представить), хотя под давлением первичных организаций все же не отрицались тактические соглашения с ВСТ по организации совместных забастовок. В качестве первоначальных требований анархисты выдвинули 36-часовую рабочую неделю (!), безвозмездную экспроприацию всех земель свыше 50 га и, естественно, последующее установление «либертарного коммунизма» на уровне муниципалитетов. Много дебатировали о кинематографе и сексуальном раскрепощении. Да, казалось, что анархисты никогда ничему не научатся. Но пьянящий воздух победы 1936 года толкал в лоно НКТ многих рабочих, для которых коммунизм, казалось, уже наступил. Ряды анархистов стали расти даже в цитадели ВСТ — Мадриде. И уже скоро НКТ показала в столице, на что она способна. Совместно с ВСТ была организована забастовка строителей, длившаяся для Испании непривычно долго — 45 суток. Хотя правительство удовлетворило почти все требования бастующих, НКТ не прекращала стачку, обогащая ее проведение новыми методами. Рабочим предлагалось брать в магазинах продукты и обедать в ресторанах, а денег за это не платить. Вот таким простым в представлении анархистов был «либертарный коммунизм». А когда члены ВСТ стали все же возвращаться на работу, боевики НКТ дошли до того, что начали стрелять по своим коллегам. Между тем, на дворе был уже июнь 1936 года.
В целом надо сказать, что с февраля по июль 1936 года Испанию просто захлестнула волна стачек (95 % которых было выиграно рабочими). Большинство требований носило экономический характер, но зачастую было просто нереальными. Боевики НКТ и представители левого крыла ИСРП по-своему воспользовались декретом правительства о восстановлении на работе уволенных за политические убеждения рабочих. Предпринимателей под угрозой расправы заставляли брать на работу функционеров профсоюзов или боевых групп, никогда раньше не работавших на данном предприятии. Кроме того, «предлагали» выплатить зарплату за период не существовавшего увольнения.
Справедливости ради надо сказать, что испанский бизнес, особенно крупный, и так встретил победу Народного фронта в штыки. Из страны началось бегство капиталов (гораздо более масштабное, чем в 1931 году), многие предприятия сокращали производство без всяких причин и выбрасывали рабочих на улицу. Крупные землевладельцы были готовы загубить зерновые на корню, но не дать арендаторам убрать урожай. Не будет преувеличением сказать, что против левого правительства была развязана самая настоящая экономическая война.
Но вернемся к кабинету Кироги, который 19 мая 1936 года представил кортесам свою программу. Да, премьер признал опасность фашистского переворота и заявил, что «правительство будет воевать с фашизмом». К сожалению, как показало дальнейшее развитие событий, дальше слов дело не пошло. А вот реакция уже чувствовала, что грядет час реванша и старалась его всячески приблизить. Так, страна была потрясена событиями в Йесте (провинция Альбасете). Крестьяне проникли там на территорию одного из поместий и стали спиливать деревья. Подоспевшая гражданская гвардия арестовала несколько человек, но безоружные крестьяне атаковали гвардейцев и убили одного из них. После этого на крестьян началась настоящая охота: было убито 17 человек и еще большее количество получили ранения.
А заговор военных тем временем приобретал уже законченные формы. Душой переворота был переведенный правительством Народного фронта в Памплону генерал Эмилио Мола. Трудно сказать, почему его направили именно в цитадель карлизма — Наварру — единственное место в Испании, где у реакции была массовая поддержка населения. Мола был последним директором Службы безопасности при монархии и одним из тех генералов, кто советовал королю отречься от престола. С тех пор монархисты относились к нему, как и к Санхурхо, весьма настороженно. В начале 1932 года Молу хотели отправить в отставку, но перевесили несомненная военная компетенция генерала и его былые заслуги в марокканской войне.
Прибыв в Памплону, Мола быстро наладил связи с другими генералами-заговорщиками, карлистами, фалангистами и монархистами. С последними (как и с Санхурхо) контакт поддерживался через Валентина Галарсу. Полковник Ягуэ (палач Астурии) отвечал за связь с фалангистами и генералом Франко, которого Ягуэ считал своим кумиром. Издатель газеты «Эль Диарио де Наварра» Раймундо Гарсия был связником между Молой и традиционалистами (карлистами). Шеф полиции Мадрида Сантьяго Мартин Багенас информировал Молу об обстановке внутри правительства и в «республиканском» генеральном штабе. После отставки Алкала Саморы к заговору присоединился личный друг бывшего президента генерал Кейпо де Льяно. Вообще-то он считался республиканцем, хотя на деле оказался болтуном: рассказывал о заговоре всем, кто хотел его слушать. Как ни странно, именно этот человек обеспечил успех мятежа на юге Испании.
Члены Испанского военного союза настаивали, чтобы армия осуществила переворот самостоятельно, без поддержки каких бы то ни было партий или гражданских лиц. Члены ИВС были еще в плену старых представлений о пронунсиаменто XIX века: надо лишь поднять пару гарнизонов, и правительство в Мадриде падет само. Но Мола и Франко, будучи, бесспорно, умными людьми, понимали, что в Испании 1936 года переворот должен быть всеохватывающим, стремительным и жестоким. К тому же военным нужны были деньги. Если часть армии пойдет за Народным фронтом, то понадобится оружие, чтобы снабдить им вновь мобилизованных и добровольцев правых организаций. Одним из спонсоров мятежа стал известный в Испании олигарх Хуан Марч, предоставивший в распоряжение заговорщиков 15 млн фунтов стерлингов (или 545 млн песет). В своем роде Марч был талантливым самородком, хотя вряд ли была в Испании и личность более одиозная, чем он. Сын крестьянина с Балеарских островов, он с детства промышлял контрабандой табака и создал впоследствии целый флот контрабандных судов. Марч неплохо нажился на поставках для испанской армии, воюющей в Марокко, но особенно он озолотился в годы Первой мировой войны, когда снабжал топливом немецкие подлодки. Для этого человека деньги действительно не пахли. Например, он направлял предварительно застрахованное судно с товарами во Францию и доводил эту информацию до немцев, которые топили корабль. Таким образом Марч получал и деньги за товар, и страховку за кровь несчастных моряков. К концу войны бывший контрабандист стал миллионером и занялся политикой. Здесь его тоже отличала «принципиальность»: он издавал и монархические, и республиканские газеты. Какая разница, на каких убеждениях зарабатывать! После установления диктатуры Примо де Риверы Марч на всякий случай бежал во Францию, но потом «дружески» помог средствами личной газете диктатора — и не только вернулся в Испанию, но и получил в 1927 году монополию на ввоз табака. Республика отобрала эту монополию и посадила Марча в тюрьму, откуда он сбежал с помощью подкупленной охраны. Теперь его политическая линия наконец-то обрела принципиальность: за упущенные доходы он готов был мстить левым всеми средствами.
Теперь деньги у путчистов были (естественно, помимо Марча у них нашлись и другие спонсоры из числа крупных землевладельцев и олигархов). Не было другого: уверенности в успехе. Отвечавшие за Мадрид генералы Вильегас и Фанхуль прямо сомневались в успехе захвата столицы. Брат Молы слал пессимистические письма из Каталонии. До середины июня колебался и сам Мола, так как понял, что если переворот не победит сразу, то страну ждет кровопролитная гражданская война. К тому же никак не клеились переговоры с карлистами. Последние требовали, чтобы их милиция сохраняла отдельное командование и действовала самостоятельно. К тому же они настаивали на сугубо монархических лозунгах восстания.
Не просто шли и переговоры с фалангой. К моменту запрета в ней насчитывалось около 25 тыс. членов, многие из которых прошли военную подготовку. Весной 1936 года, несмотря на аресты лидеров и многих функционеров среднего звена, фалангисты вдруг стали необычайно популярны среди высших слоев общества. Все те, кто хотел показать свою враждебность Народному фронту, с гордостью и вызовом называли себя фалангистами. Светские дамы щеголяли в вечерних платьях с эмблемой фаланги. Хосе Антонио Примо де Ривера сидел в тюрьме, но режим его содержания был настолько либеральным, что он через посещавших его сторонников без всякого труда руководил своей партией. Примо де Риверу раздирали сомнения относительно дальнейшего курса. Он никак не мог простить правым, что те не поддержали его кандидатуру на выборах в феврале 1936 года (Хосе Антонио набрал в Кадисе лишь 6965 голосов, а все кандидаты фаланги вместе взятые — 40 тысяч). Вождь фашизма решил сделать ход конем. Через сторонника центристской группы ИСРП Хуана Негрина (будущий премьер республики) он сделал предложение слить фалангу с социалистами в единую партию, лидером которой мог бы стать Прието. Но последний даже не стал вступать в какие-либо переговоры. Проект «национальной левой партии» с треском провалился.
