— Сумасшедший! — прорычал Кордак, обматывая одеяло вокруг правой руки. — Злой рок уже навис над тобой. — И он в свою очередь сделал выпад.

Дзинь-дзинь! — звенели тяжелые лезвия. Феллон отбил атаку, но и все его приемы и выпады легко отбивались рапирой или рукой, обернутой в одеяло.

— Энтон! — раздался голос Гази.

Феллон и Кордак одновременно посмотрели в глубину квартиры на дверь, в которой стояла Гази, прижав руки к щекам. И они немедленно же обратили все свое внимание друг на друга, чтобы противник не воспользовался моментом.

Дзинь-дзинь-дзинь!

Дуэлянты кружили по комнате. Феллон по первым же секундам боя понял, что силы их примерно равны. Он был тяжелее и, как землянин, сильнее физически, зато Кордак был моложе и чаще фехтовал.

Дзинь-дзинь-дзинь!

Феллон наткнулся на небольшой столик и отбросил его в сторону.

Дзинь-дзинь!

Кордак сделал ложный выпад и попытался ударить Феллона в голову. Феллон увернулся: лезвие Кордака отрубило верхушку бронзовой напольной лампы, которая со звоном покатилась по полу.

Дзинь-дзинь!

Они продолжали кружить. Оказавшись лицом к Гази, все еще стоявшей в дверях, Феллон крикнул:

— Гази, уходи! Ты нас отвлекаешь!

Она не обратила на это внимание, и дуэль продолжалась. Внезапным вихрем приемов и выпадов Кордак прижал Феллона к стене. Последний его удар должен был пригвоздить Феллона к стене, но тот отпрыгнул, и лезвие врезалось в дешевую копию известной картины Машира «Рассвет над Маджбуром». Пока лезвие торчало в стене, Феллон нанес удар, Кордак отразил его одеялом, вытащил рапиру и вновь стоял лицом к лицу со своим противником.

Дзинь-дзинь!

Феллон нанес еще один удар, но Кордак вновь парировал его, и удар пришелся по опрокинутому столику.

Феллон чувствовал, как у него колотится сердце. Он двигался медленно, как будто пробирался сквозь вязкий, густой туман. Но и Кордак выглядел таким же усталым.

Дзинь-дзинь!

Схватка продолжалась, пока оба бойца не были истощены настолько, что могли лишь стоять, не двигаясь, и следить друг за другом. Через каждые полминуты один из них набирался сил, делал выпад, второй отражал его, и они вновь стояли, глядя друг на друга.

Феллон прохрипел:

— Мы слишком… слишком выдохлись.

Послышался голос Гази:

— Вы оба трусы и хвастуны, боитесь приблизиться друг к другу.

Кордак задыхающимся голосом прокричал:

— Мадам, займите мое место и посмотрите, легко ли это.

— Вы оба отвратительны, — заходилась в гневе Гази. — Я думала, что кто-нибудь из вас будет убит, и вопрос решится сам собой: я останусь у победителя. Но если вы будете дурачиться и гримасничать целый день…

Феллон, задыхаясь, проговорил:

— Кордак, я думаю, она нас подстрекает, она хочет видеть кровь… но за наш счет.

— Я согласен… вы правы, мастер Энтон.

Они пыхтели, как два паровоза. Потом Феллон пробормотал:

— Как насчет того, чтобы кончить это? Кажется, мы равны по силе.

— Дуэль начали вы, сэр, но если вы хотите прекратить ее, я, как благоразумный человек, с удовольствием принимаю ваше предложение.

— Тогда кончим.

Феллон отступил и наполовину вложил рапиру в петлю на поясе, все же опасаясь подвоха. Кордак отошел к стене и сунул клинок в пустые ножны, болтавшиеся на вешалке. Он посмотрел на Феллона, чтобы убедиться, спрятал ли он свое оружие, и продолжал пока сжимать эфес. Потом он унес ножны со шпагой в спальню.

Гази повернулась и вошла в спальню перед ним. Феллон упал в кресло. Из спальни доносились взаимные обвинения. Потом снова показалась Гази, уже одетая, неся сумку со своими вещами. Затем вышел и Кордак, в полном облачении и с пристегнутой шпагой.

— Мужчины, — прошипела Гази, — и кришнане, и земляне — самые жалкие, ненавистные и презренные животные. Не ищите меня, я рву с вами обоими. Прощайте, я не желаю вас видеть!

Она хлопнула дверью. Кордак засмеялся и утомленно растянулся в другом кресле.

— Это мой самый серьезный бой после схватки с джунгавами при Таджроше, — сказал он. — Удивляюсь, как может женщин приходить в такую ярость. Она кипела, как прибой у утесов Квеба.

Феллон пожал плечами:

— Иногда мне кажется, что я вообще не понимаю женщин.

— Вы завтракали?

— Да.

— Тогда понятно. Если бы у меня был набитый живот, все было бы по-другому. Пошли на кухню, я приготовлю себе яичницу,

Феллон встал. Кордак снял с кухонных полок припасы и бутылку.

— Не очень-то похвально начинать день с квада, — ухмыльнулся капитан, — но битва вызывает жажду, и глоток, которым мы восполним силы, что потеряли во время дуэли, не причинит нам вреда.

Осушив несколько рюмок, Феллон почувствовал, что пьянеет, и заметил:

— Кордак, старина, как я рад, что не ранил вас. Вы для меня идеал мужчины.

— Мастер Энтон, я чувствую по отношению к вам то же самое. Вы для меня ближе лучших друзей-кришнан.

— Выпьем за дружбу!

— За дружбу! — воскликнул Кордак, поднимая свой стакан.

— Бороться или погибнуть вместе! — подхватил Феллон.

Кордак, выпив, поставил стакан и посмотрел на Феллона.

— Дорогой друг, — заговорил он, — вы очень благоразумный и рассудительный человек, когда не поддаетесь варварской ревности. Кроме того, вы служите со мной в гвардии. Поэтому я хочу намекнуть вам на предстоящие события, чтобы вы подготовились.

— А что?

— Этот варвар, гхуур их Квааса, в конце концов выступил. Сообщение получено вчера вечером, перед тем как я отправился к вам домой. Он еще не перешел границу, но весть об этом ждут с минуты на минуту.

— Значит, гвардия…

— Вы уловили мою мысль, сэр. Приведите свои дела в порядок, ибо нас могут отправить в любой день. А теперь мне пора в казармы, оформлять документы для отправляющихся отрядов. Какое ужасное общество! Почему я не родился несколькими столетиями раньше, когда искусством письма владели единицы, а солдат все необходимое держал в голове.

— Кто же будет охранять город, если отправят всю гвардию?

— Не все будут отправлены. Новобранцы, ограниченно годные и отставные гвардейцы останутся и займут место тех, что уходят. Мы, капитаны районных отрядов, отправимся тоже, но кто-то с большим отрядом останется нести службу в…

— В Сафке? — спросил Феллон, видя, что Кордак колеблется.

— Я не настолько пьян, чтобы выболтать это. Откуда вам известно?

— Слухи. Но что нужно охранять?

— Этого, я не имею права говорить. Скажу только: в этом древнем здании хранится что-то такое новое и смертоносное, по сравнению с чем стрелы лучников гхуура покажутся безопаснее весеннего ливня.

Феллон заметил:

— Ештиты всегда хранили в тайне внутреннее устройство Сафка. Я не знаю ни одного плана или чертежа этого сооружения.

Кордак улыбнулся и пошевелил одной антенной, что было кришнанским эквивалентом подмигивания:

— Это не такой уж секрет, как они думают. Тайна теперь известна, как и их смешные ритуалы.

— Вы полагаете, что кто-то из не посвященных знает тайну?

— Да, сэр. Во всяком случае, мы можем догадываться…

Кордак выпил еще одну порцию квада.

— Кто это «мы»?

— Ученое общество, к которому я принадлежу, именуемое Межраф Джанджира. Вы слышали о таком?

— Неофилософское общество? — пробормотал Феллон. — Я немного знаю о его доктрине, Значит, вы… — Феллон чуть не ляпнул, что эта доктрина самый яркий пример межзвездной глупости.

Кордак, однако, уловил презрительную нотку в голосе Феллона.

— Некоторые смеются над нашими принципами, не зная их и предпочитая отвергать мудрость, а не проверять ее. Что ж, я постараюсь объяснить вам, как смогу, — ведь я всего лишь необразованный солдат. Если вы заинтересуетесь, я познакомлю вас с более образованными членами нашего братства. Вы слышали о Пятсмифе?

— О ком?

— О Пятсмифе… Как велико невежество землян, не знающих величайшего из своих соплеменников!

— Он был землянином? — Феллон никогда не слышал о Чарлзе Пьяцци Смите, эксцентричном шотландском астрономе девятнадцатого столетия, основавшем лженауку пирамидологию. Но даже если бы и слышал, вряд ли узнал бы это имя в интерпретации Кордака.