Кроме Хауса у Кобада был еще один сын, Джамасп — самый умный и храбрый полководец в Персии, он пользовался непререкаемым авторитетом. Он не мог претендовать на трон, потому что потерял глаз в сражении с гуннами: в Персии на престол не мог взойти ни один человек с физическими недостатками. А персидские законы никогда не изменяются и не отменяются. Кобад много лет размышлял о том, как ему отодвинуть в сторону Хауса, которого к тому же поддерживал его брат Джамасп. Кобад так и не разрешил эту проблему. Только когда умер Анастасий и Юстин стал императором Кобад решил, что же ему делать. Он написал Юстину странное письмо и послал его вместе с чудесными драгоценными камнями и разными произведениями искусства. Я привожу здесь это письмо с небольшими несущественными сокращениями:
«Кавад Сасанид, Брат Солнца, Великий царь Персов, Признанный Императором Медии, Ирака, Трансиордании, Ближней Аравии, Персармении, Кирмана, Хорасана, Мекрена, Омана, Синда, Согдианы и других земель, которых настолько много, что нет возможности их все перечислить в этом кратком послании, пишет Юстину, Христианскому Императору римлян, обитающему в Константинополе с наилучшими пожеланиями.
Наш царственный брат, от руки вашего отца Анастасия мы часто и несправедливо страдали, что вам известно, как никому другому, потому что у вас благородная душа. Но мы не желаем ни в чем обвинять римлян, так как уверены, что во время правления вашего отца вам были так же неприятны его немотивированные действия, хотя будучи преданным сыном, вы ничего не могли предпринять. Мы также уверены, что побеждает тот, кто, зная, что его обидели, все равно уступает врагам, если они его молят о дружбе. Таково величие души Кобада, и он желает соединиться с Юстином узами самой близкой дружбы.
Наш королевский брат осведомлен о благородных действиях, имевших место между его благородным предком императором Аркадием и моим предком великим Есдиджердом, по прозвищу Грешник, как он себя назвал из уважения к Солнцу, которому мы поклоняемся. Когда Аркадий смертельно заболел, у него не было взрослого сына, а только младенец Феодосий, Аркадий очень боялся, что его сына оттеснит в сторону при наследовании трона некий сильный генерал или кто-то из его собственных амбициозных родственников. Он также опасался, что его подданные воспользуются политической нестабильностью, возникающей в смутное время. Он написал нашему предку Есдиджерду и молил его выступить в роли опекуна его сына, пока тот не подрастет, и охранить трон от посягательств всех соперников. Наш благородный предок, прозванный Грешником, был очень порядочным человеком во всех поступках и обещал исполнить эту просьбу. Он обратился к сенату в Константинополе с письмом, где грозил войной любому узурпатору трона Феодосия и проводил политику мира в отношении Рима до самой смерти.
В ознаменование этой благородной истории, возвеличивающей Аркадия в неменьшей степени, чем нашего предка, и в надежде на еще одно столетие мира, о чем поклялся император Феодосий с нашим еще одним предком Бахрамом Охотником, а этот договор перестал действовать только недавно — мы хотим вам предложить следующее: чтобы вы, Юстин, сделали нашего любимого сына Хосрова, которого мы выбрали в качестве нашего преемника на трон, своим приемным сыном. Если вы это сделаете, мы станем нежно вас любить, и наши подданные также будут любить ваших подданных, и Великий царь с императором римлян станут не только кузенами, но и близкими братьями. Прощайте».
* * *
Вам наверно, покажется, что Юстин и Юстиниан, как его наследник, обрадовались этому письму, представлявшему счастливое разрешение всех их трудностей и даже старых споров по поводу цены на шелк, и вы в этом не ошиблись. Но они решили спросить совета у сенаторов, как Анастасий сделал по поводу Каспийских ворот. Всем прекрасно известно, что случается в подобных случаях, самое простое и явное решение отвергается, как не стоящее мудрости экспертов, какими почитали себя эти бестолковые, замшелые старики, и они начинают горячо обсуждать неясную альтернативу, а потом отвергать ее. Наконец, они подыскивают неприемлемое решение и принимают его единогласно. Так случилось и в этот раз. Приведу здесь один пример. Два умных афинских стражника преследовали вора из Фив и бежали за ним до границы города, где увидели знак: «Добро пожаловать, жители Фив». Один из преследователей сказал: «Наверно, он здесь спрятался».
«Нет, — крикнул другой. — Пусть он думает, что мы будем его искать именно здесь».
«Правильно, — ответил первый преследователь, — но он постарается нас перехватить и обязательно войдет сюда».
Они тщательно обыскали это место. А воришка из Фив читать не умел и побежал прятаться за городом.
Вот так же слишком умный Сенат обсуждал предложение Кобада. Был ли Кобад простаком, хитрецом или что-то затевал? И что будет дальше? Они рассмотрели все аспекты, и наконец гофмейстер, известный законник, выразил твердое мнение, что Кобад задумал какую-то хитрость, прикинувшись простаком, и желает, чтобы Юстин усыновил Хосрова, а потом, когда Юстин умрет тот законным образом станет претендовать на имперский трон. Любой обычный человек, если бы он там присутствовал, сразу понял бы абсурдность подобного аргумента. Во-первых, персы очень честные люди, и Великий царь не станет унижаться, использовав такой низкий трюк. Во-вторых, ни один из персов не может рассчитывать на то, что его станут воспринимать в качестве претендента на императорский трон, если даже он примет крещение, что в свою очередь отдалит его от его братьев, почитателей огня. Кобад делал искреннее и добрососедское предложение. Это был сигнал одного маяка другому маяку. Он всего лишь повторил действие Аркадия. Но мнение гофмейстера перепугало Юстиниана. Он не желал иметь никаких соперников, и даже Теодора, которая благосклонно отнеслась к письму, не смогла его убедить более разумно отнестись к предложению Кобада. Поэтому Юстин ответил Кобаду, предлагая усыновить Хосрова на военной церемонии, а не с помощью имперской хартии.
Первый способ усыновления известен среди готтов. Будущий отец представляет коня и полный набор снаряжения своему будущему сыну и говорит следующие слова: «Ты — мой прекрасный сын. Сегодня по обычаю народа и так, как это делают мужчины, я тебя породил. Пусть мои враги станут твоими врагами, а мои друзья — твоими друзьями, мои родственники — твоими родственниками». Разница между этой формулировкой и гражданским усыновлением с помощью хартии состоит в том, что не признается римским законом для передачи отцовского титула сыну, а рассматривается, лишь как контракт легальной защиты, с одной стороны, и сыновней покорности, с другой.
До созыва Совета Юстиниан лично заверил персидского посла, что император, как ему кажется, примет на себя это обязательство. Посол отправил донесение Хосрову, чтобы тот ожидал у границы, откуда его можно было бы быстро отправить в Константинополь для церемонии усыновления. Но все переменилось. Хосров считал себя жестоко обиженным, получив столь неопределенный совет, который римский посол привез его представителю на границе в Нисибисе. Он меньше разозлился бы на простой отказ, чем на положительный ответ, маскировавший отрицательный. Неужели Юстин на самом деле рассчитывал, что правитель старейшей и великой державы цивилизованного мира позволит, чтобы с его любимым сыном, которого он выбрал своим наследником и в котором текла кровь Артаксерксов, обращались как с варваром и обычным германским солдатом? Вскоре началась война, и Велизарий получил свое первое, весьма важное назначение.
До того как я расскажу о его подвигах, я должен поподробнее рассказать о жизни с нашей хозяйкой, когда мы находились в Антиохии. В год, когда разразилась новая война с Персией, 29 мая, мы сидели на крыльце, выходящем в сад, и ждали, когда нас пригласят к трапезе. Это было прохладное место, красиво выложенное плиткой, постоянно журчал фонтан. Там же находился искусственный бассейн из белого мрамора, со множеством разноцветных рыбок. Вокруг бассейна стояли цветы в горшках. Некоторые экзотические цветы привезены с Дальнего Востока. Моя госпожа держала в руках вышивку, но ее клонило в сон, и она не могла работать, потому что было невыносимо жарко. Мною также овладела слабость и я плохо соображал, а затем внезапно почувствовал дурноту. Все поплыло у меня перед глазами. Я пришел в ужас, неужели у меня начиналась холера? Тогда я умру через несколько часов. Холера буйствовала в бедных кварталах города и пожирала по пять тысяч человек ежедневно.
