— Мистер Раймонд?

Хоук постучал в дверь маленького аккуратного домика с выбеленными стенами и под шиферной крышей в одном из районов Пенсаколы, где проживал по большей части средний класс. Лужайка давно выгорела под жарким солнцем. В гараже на один автомобиль стоял черный пикап с наклейкой на заднем бампере: «Даже Иисус Христос любил хорошее пиво».

Дверь открылась, Хоук увидел мужчину с дочерна загорелым лицом.

— Кто вы?

— Моя фамилия Хоук. Я лейтенант полицейского участка Гринвича, штат Коннектикут. Расследовал смерть вашего сына.

На щеках и подбородке Раймонда, мужчины среднего роста и крепкого телосложения, серебрилась щетина. Хоук предположил, что ему лет шестьдесят. Солнце и ветер продубили его кожу на всю оставшуюся жизнь. На темном лице особенно ярко блестели голубые глаза. Мускулистое правое предплечье украшала выцветшая от времени красно-синяя армейская татуировка.

— Все зовут меня Паппи, — пробурчал мужчина, отступая в сторону, чтобы Хоук мог войти. — Мистер Раймонд я слышу только от людей, которые хотят получить с меня деньги.

Хоук прошел в скромно обставленную гостиную. Диван, который определенно отпраздновал сорокалетие, деревянный стол с парой банок «Будвайзера» на нем. Работал телевизор: по какому-то каналу в несчетный раз показывали «Секретные материалы». На стене висели фотографии в рамках. Дети. В бейсбольной и футбольной форме.

Одного мальчика Хоук узнал.

— Присаживайтесь. — Паппи указал на стул. — Я бы предложил вам что-нибудь, но жена уехала к своей сестре в Дестин, так что в доме ничего нет, кроме недельной запеканки да теплого пива. Что привело вас в такую даль, лейтенант Хоук?

— Ваш сын.

— Мой сын? — Раймонд взял пульт дистанционного управления, выключил телевизор. — Мой сын уже с год как умер. Его сбил автомобиль. Водителя не нашли. Как я понимаю, дело закрыто.

— Появилась новая информация, — Хоук переступил через стоику лежащих на полу газет, — которая позволяет взглянуть на случившееся под другим углом.

— Под другим углом?.. — Старик пренебрежительно фыркнул. — Самое время!

Хоук несколько мгновений смотрел на него. Потом указал на одну из фотографий на стене:

— Это Эй-Джей, не так ли?

— Это Абель, — кивнул Раймонд.

— Играл в защите, да?

Раймонд ответил после долгой паузы:

— Послушай, сынок, я знаю, ты приехал издалека и как-то стараешься помочь моему сыну… — Он замолчал, всмотрелся в Хоука из-под тяжелых век. — Но почему ты здесь?

— Чарльз Фрайдман, — ответил Хоук. Убрал другую стопку газет со стула, сел напротив Раймонда. — Эта фамилия ничего вам не говорит?

— Фрайдман? Нет. Никогда не слышал.

— Вы уверены?

— Я же сказал, так? Моя правая рука немного трясется, но с головой у меня все в порядке.

Хоук улыбнулся:

— Эй-Джей… Абель не упоминал это имя?

— При мне — нет. Дело в том, что мы особо и не разговаривали больше года, после того как он перебрался на север. — Старик потер подбородок. — Не знаю, известно ли тебе об этом, но я тридцать лет проработал в порту.

— Известно. От другого вашего сына, который приезжал за вещами Эй-Джея.

— Тяжелая жизнь, — выдохнул Паппи Раймонд. — Вот посмотрите на меня… — Он взял фотографию, на которой стоял за штурвалом буксира, протянул Хоуку. — Однако деньги эта работа приносила. Абель в отличие от меня учился в школе, хотя и не так чтобы прилежно. Он решил идти своим путем… Мы все сами делаем выбор, не так ли, лейтенант Хоук? — Паппи поставил фотографию на прежнее место. — В любом случае нет. Не упоминал он никакого Чарльза Фрайдмана. А что?

— Что-то его связываю с Эй-Джеем.

— Правда?

Хоук кивнул.

— Он управлял хеджевым фондом. Считался погибшим при взрывах на Центральном вокзале в Нью-Йорке, в прошлом апреле. Но как только что выяснилось, не погиб. Выбравшись из Центрального вокзала, он вернулся в Гринвич, позвонил вашему сыну и договорился о встрече.

— Позвонил Абелю? Зачем?

— Потому-то я здесь. Чтобы это выяснить.

Глаза отца настороженно сощурились. Такое Хоуку доводилось видеть не раз.

Паппи рассмеялся:

— Ну и ну! Один мертвец приезжает на встречу с другим.

— Эй-Джей никогда не говорил о своей причастности к чему-то такому, за что могут убить? Наркотики, азартные игры… может, шантаж?

Раймонд убрал ноги со стола, наклонился вперед.

— Я знаю, ты проделал долгий путь, лейтенант, но я не позволю говорить ничего плохого про моего сына.

— Я только спросил. Извините. Меня интересует лишь то, что может пролить свет на его убийство. А больше всего — ответ на вопрос: почему человек, который едва не расстался с жизнью и чей мир никак не соприкасался с миром вашего сына, сразу же едет в Гринвич и связывается с ним?

Паппи Раймонд пожал плечами:

— Я не коп. Полагаю, проще всего спросить этого Фрайдмана.

— Я бы спросил, если б мог. Но он считался погибшим. Больше года. Исчез.

Хоук встал.

— Вы думаете, он убил Абеля? — спросил Паппи Раймонд. — Чарльз Фрайдман? Сбил его на дороге?

— Не знаю. Но думаю, ему известно, что произошло.

— Мой сын был хорошим мальчиком. — Раймонд вновь шумно выдохнул. Его глаза заблестели. — Упрямым, правда. Все делал по-своему. Жаль, что мы проводили вместе не так много времени. — Он вздохнул. — Но вот что я тебе скажу: этот мальчик не обидел бы и гребаной мухи, лейтенант. И не было причины… — Он покачал головой. — Не было причины для такой смерти.

— Может, мне стоит спросить у кого-то еще? — настаивал Хоук. — Кто может знать. Я хотел бы помочь вам.

— Помочь мне?

— Раскрыть убийство Эй-Джея, мистер Раймонд, потому что я уверен: это не несчастный случай.

Старик невесело рассмеялся:

— Ты, похоже, хороший парень, лейтенант, и приехал издалека. Как, ты говоришь, твоя фамилия?

— Хоук.

— Хоук. — Паппи Раймонд включил телевизор. — Возвращайся назад, лейтенант Хоук. Откуда приехал. В Коннектикут. Потому что для меня толку от «новой информации» нет. Что бы ты ни сделал, мне уже ничто не поможет.

Паппи Раймонд что-то скрывал. Только этим объяснялось его стремление отгородиться от Хоука каменной стеной. И лейтенант знал, что расколоть старика — задача не из простых.

Он вернулся в отель «Харбор-инн», в холле заглянул в магазин сувениров, чтобы купить Джесс футболку с надписью «Скалы Пенсаколы», поднялся к себе, достал из мини-бара банку пива, завалился на кровать, включил Си-эн-эн.

Как обычно, что-то случилось. Взрыв на нефтеперерабатывающем заводе в Лагосе. Погибло более ста человек. Весь день поднимались цены на нефть.

Он нашел телефонный номер брата Эй-Джея, Пита, который после инцидента приезжал в Гринвич за вещами покойного.

Пит сказал, что может встретиться с ним завтра после смены.

Бар «Булинь» находился рядом с портом, где Пит, два года назад демобилизовавшийся из береговой охраны, работал лоцманом, как и его отец.

— В отце словно что-то сломалось… — Пит отпил пива, — после смерти Эй-Джея. Никто никогда не считал моего отца плюшевым медвежонком, но сегодня он идет на работу с твердым намерением бороться до конца, а на следующий день уже ничего не может и не хочет. Даже не заговаривает об этом. И никаких объяснений, почему так.

— Вы думаете, это чувство вины?

— Вины?

Хоук глотнул пива.

— Я допрашивал достаточно много людей, Пит. И думаю, он что-то скрывает.

— Насчет Эй-Джея? — Пит пожал плечами И поправил волосы под бейсболкой «Джексонвиллских ягуаров». — Что-то тут было… Люди, с которыми он общался, рассказывали мне одно и то же: он наткнулся на что-то противозаконное. Какие-то корабли, груз которых не соответствовал заявленной декларации. Он считал, что речь идет о подрыве национальной безопасности. Весь кипел. А потом смерть Эй-Джея. И на том для него вся эта история с кораблями закончилась. Что бы там ни было, он об этом больше не заикался. Словно напрочь обо всем забыл.